Князь. Записки стукача - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 34

В карете Бакунин предупредил, что она необыкновенно красива. В юности в своем городишке была избрана первой красавицей. Маркс очень гордится ее красотой, и гостям положено восхищаться ею. (На мой тогда молодой взгляд, это была самая обычная старая дама.)

За ней вошла немолодая горничная с круглым простонародным лицом – экономка…

О ней я тоже был предупрежден Бакуниным. Если жена Маркса исполняла роль Величайшей красавицы, то экономка – Величайшей экономки, необычайно преданной дому. И действительно (как я узнал потом), ее любовь к дому была так велика, что в отсутствие жены Маркса она успешно исполняла за неё супружеские обязанности и даже родила от Маркса сына. Впрочем, это не испортило передовые отношения в передовом доме…

Экономка внесла тарелки со знаменитыми пирожками, которые, естественно, являлись вкуснейшими в мире.

На тарелках были короны и герб (жена Маркса происходила из знатной немецкой фамилии). Маркс тотчас пояснил, видимо, мне: «Это фамильный сервиз жены… Весной в Париже у нас кончились деньги. Я пошел заложить сервиз. И служащий, сопоставив мое еврейское лицо и графский герб, тотчас позвонил в полицию. Жене пришлось меня вызволять!»

И опять – динь-динь!

Я понял: певец пролетариата также гордился и графским гербом своей жены. Потому что и ее герб, и ее красота, и их экономка, и ее пирожки – все это принадлежало ему, Марксу! Я никогда не встречал человека, столь упоенного собой.

Зазвонил дверной колокольчик. Мавр заторопился встретить пришедшего.

Обе дамы удалились, попросив Бакунина ни в коем случае не играть с Мавром в шахматы.

– Вы ведь его знаете, когда он проигрывает, он в ужасающем настроении. И нам потом терпеть!

Распространяя запах дорогого одеколона, в комнату вошел высокий человек в безукоризненном сюртуке. Вдвоем с Марксом они составили презабавную пару. Если Маркс был низенький черный еврей с огромной головой, то этот – высокий русоволосый ариец с головой очень маленькой. Но уже вскоре я понял: имелось нечто, что делало их очень похожими, – их восхищение. Маркс и пришедший были совершенно упоены… Марксом!..

Пришедшего именовали «генералом». Но и это оказалась кличкой. Его настоящее имя выучит в будущем вся моя бедная Родина – Фридрих Энгельс. Как я потом узнал, был он преуспевающим предпринимателем. Он регулярно высылал Марксу большие деньги, вероломно снятые с банковского счета своей компании. Причем делал это так искусно, что ни отец, ни его партнер по бизнесу так никогда и не обнаружили этих пропаж. Да, успешнейший капиталист Энгельс содержал Маркса, ибо оба они мечтали уничтожить этот самый капитализм и создать новое царство нового Мессии – мирового пролетариата.

Впрочем, Мавр, думаю, вряд ли когда-нибудь близко видел этот самый пролетариат… Дни он проводил в библиотеке Британского музея, а вечерами посещал дорогие пабы – в эти места любимый им пролетариат не очень-то захаживал. Да и Энгельс, этот модник, член привилегированных клубов, аккуратно заполнявший свои погреба самым дорогим шампанским, посещавший каждый год престижнейшую псовую охоту, не был близок с любимым мировым пролетариатом.

Энгельса, видимо, ждали, чтобы всем нам пройти в кабинет Маркса.

В кабинете на маленьком столике поблескивали оловянные кружки, в которых пенился портер, и лежали длинные глиняные трубки, так и зовущие покурить… Тотчас мужчины взялись за портер и трубки. Бедный Слон сделал новую попытку – начал рассказывать Энгельсу о том, что я боевик из Саратова… Но тоже тщетно: Энгельса революционное движение в России явно не интересовало.

И тогда Бакунин взорвался! Разыгралась веселая сцена из истории мирового коммунистического движения…

Бакунин (зло):

– Я привел вам русского боевика. Но вы даже не собираетесь выслушать молодого человека!

Маркс (боевито):

– Вы привезли его, чтоб убедить нас в дурацкой истине, будто рабская Россия готова к революции. Все равно не убедите.

Энгельс с дивана:

– У нас нет времени слушать глупости.

Бакунин:

– Еще бы! Это портит вашу дурацкую теорию! В России зреет Революция…

Маркс:

– Ха-ха-ха!

Бакунин:

– И молодому человеку нужны деньги на восстание!

И началось!

Маркс выкрикивал фразы, яростно метался по комнате. Казалось, в него вселился дьявол…

В ответ Слон орал Мавру:

– Вы рабы своей теории! С вашей немецкой ограниченностью вы раз и навсегда вбили себе в голову, будто в России не может быть Революции. Я привел вам живого революционера! Но вам наплевать – вы даже не хотите его выслушать! И перестаньте, наконец, вертеться, у меня рябит в глазах…

Но эту тираду было трудно услышать Марксу. Ибо он в это же самое время кричал свое! И это было извержение вулкана ненависти к человеку, которого он… явно любил! Энгельс короткими репликами поддерживал Маркса с дивана…

Бакунин не сдавался, он тоже кричал и тоже не слушая их:

– Гнусные догматики не хотят признать, что Россия уже покрыта кружками боевиков. Империя созрела для революции! И русская община – это есть будущий социализм!

«Гнусный догматик» орал в ответ как зарезанный:

– Революция в России – авантюра! И только законченный идиот не понимает, что сначала в стране должна победить буржуазная революция.

– И только буржуазия родит своего могильщика – Пролетариат, – выстрелил с дивана «генерал» Энгельс.

– И только пролетариат способен решить все проблемы человечества, – победоносно завершил Маркс.

– Гнусный диктатор! – орал Бакунин. – Ты готов изгнать из Интернационала всякого, кто хоть в чем-то тебе возражает!

– И тебя исключим! И скоро!

– И с кем останешься? С отбросами человечества? Вонючий говнюк!

Теперь они ругались самыми грязными словами. И все время неистово курили. Комната постепенно заполнилась удушливым дымом. Фигуры окончательно утонули в нем. Но окна открыть было нельзя, на крики могла собраться толпа.

– Пока ты и остальные эмигранты занимаетесь прожектами мировой революции… – вновь вскипел Маркс.

– …и день за днем дурманите себя девизом «Завтра она начнется!»… – ударил с дивана Энгельс.

– …мы, «вонючие говнюки», проводим время в Британском музее – готовим оружие для грядущей битвы пролетариата! – прокричал Мавр.

Это оказалось последними человеческими словами…

Если сначала они спорили на немецком, то потом перешли на английский, а затем на французский с латинскими словами… Теперь все языки смешались, их речь понимали только они сами. То был выработанный этими полиглотами некий секретный тарабарский язык, не понятный полиции…

Наконец Маркс подскочил к Бакунину. Волосатый кулак возник перед носом Слона. Тот, отстранив кулак, как-то угрожающе навис над Марксом, мне показалось, он сейчас попросту убьет его…

Энгельс вскочил с дивана на помощь другу…

Но в этот тревожный момент появилась экономка (оказалось, она всегда появлялась вовремя, потому что подслушивала за дверью).

Она свирепо потребовала объяснить, почему здесь так накурено. И строго велела… отчего-то Бакунину… немедленно прекратить спор.

Маркс испуганно затих. Умолк и Бакунин.

Она открыла окно…

Во время спора я нервно съел все пирожки…

Она мрачно сказала мне:

– Это вы все один слопали? Больше не будет. К тому же вам, господа, давно пора на свежий воздух. – И ушла, забрав пустую тарелку.

Решено было перенести спор в паб.

В пабе компания стала многолюдной. Собрались, как я понял, соратники по Интернационалу. Маркс, видимо, хотел избегнуть продолжения спора – соратники должны быть уверены в том, что никто не смеет спорить с Марксом, кроме тех, кому он иногда дозволяет.

Бакунин и здесь тщетно пытался говорить о боевиках из Саратова, но присутствующие перешли на фривольные темы. Главным оратором стал Энгельс – рассказывал, как он изучает анатомию по телу некоей госпожи N…