Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Исхаков Валерий - Без жалости Без жалости

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Без жалости - Исхаков Валерий - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Она снова заплакала. Кириллов молча смотрел на нее, ждал, готовый прийти на помощь, но она показала рукой: не надо! Вытерла слезы. Успокоилась. Снова заговорила:

- Считается, что мы, писатели, для того и существуем, чтобы осмыслять вопросы жизни и смерти. Говенная я писательница. Ни хрена не могу осмыслить про жизнь и смерть. И никто не может. Про чужую смерть еще куда ни шло. Лежит вместо живого человека манекен в ящике. Но ведь не я! Не я! Быстренько похоронили, выпили на поминках - и ничего для нас не меняется. Ровным счетом ничего. Врем напропалую, что он единственный и незаменимый, а только зарыли - и понеслась душа в рай. Как писали, так и пишем - без него, единственного. Как плясали - так и пляшем на свежей могиле. Как трахались так и трахаемся в еще не остывшей постели. Разве что простыни сообразим сменить.

Пока она говорила, Кириллов встал с тахты, принес плед и укрыл ей колени. Подлил в бокал еще коньяка и сел напротив.

- Спасибо, мой рыцарь, - печально улыбнулась Ирина. - У тебя всегда тепло, уютно, хороший коньяк. И почему-то не важно, что после меня здесь будут другие женщины. Нисколько не шокирует. Мой бабский эгоизм удивительно легко примиряется с естественным ходом вещей в этой отдельно взятой комнате. Мне всегда нравилась твоя отдельно взятая комната. Она словно вне времени и пространства. В ней мы с тобой плыли под звездами, как тогда - на теплоходе, посреди океана. Мне всегда мерещились звезды там, где в обычной квартире бывает низкий потолок. Не знаю, с чего бы это... И твоя тахта медленно покачивалась, когда я обнимала тебя, и пахло ветром... Знаешь, мои издатели действительно были напуганы, когда я принесла им последний роман. Слишком хорош для серии, говорят. Но не стану же я нарочно портить... Тем более что он и впрямь последний.

Ирина замолчала. Кириллов ничего не говорил и не спрашивал, только молча смотрел на нее. Она выпила коньяка, плотнее закуталась в плед.

- Спасибо, что ни о чем не спрашиваешь. Сейчас я наберусь смелости и скажу. Сейчас. Еще минуту - и я готова. Все. - Допила коньяк. - Пора?

Кириллов посмотрел на нее.

- Пора!

- Пора! - воскликнула Ирина почти весело. - Да, я чувствую: пора! Ты сильный, ты выдержишь, ты простишь мне мой эгоизм. Я не хотела тебя грузить. Хотела поставить перед фактом. Но не смогла. Смелости не хватило самой. Знаю, что надо, а без твоей помощи - не могу. Я, видишь ли, не совсем здорова. Ха-ха! А если честно: я довольно больна. Нет, это не то, что ты подумал. Не рак. Если бы рак, я бы как-нибудь стиснула зубы и дотерпела. В крайнем случае, выпросила бы побольше болеутоляющих. За деньги это возможно. Но у меня, видишь ли, не смертельная болезнь. Хотя в чем-то она хуже смерти... Да, я чуть было не забыла про СПИД... - Она выдержала долгую паузу. - А ты молодец, даже не дернулся. Я была уверена, что ты не испугаешься. Нет, не СПИД. Еще хуже. По крайней мере - для меня. Ты поймешь, почему хуже, я знаю.

И Кириллов поймет. Поймет, потому что слышал, конечно, про болезнь Альцгеймера. Рональд Рейган болен этой болезнью. И еще много-много людей по всему миру. И врачи говорят, что Альцгеймер стремительно молодеет. Так что в ее "преклонном возрасте", как выразилась Ирина, заболеть - почти нормально. Лечащий врач дает ей несколько месяцев относительно нормальной жизни, а потом начнутся явные проявления болезни - и самым ужасным проявлением будет то, что она перестанет ясно осознавать весь ужас своего положения и будет не в состоянии трезво распорядиться собственной жизнью. В сущности, жизнь уже не будет ей принадлежать. Ею будут распоряжаться врачи. Она еще не превратится в "растение", в "овощ", как они выражаются, но она уже будет не она, Ирина Калинина (это ее литературный псевдоним), писательница, а просто "больная Сенокосова".

- В дамских романах, милый, - продолжала Ирина, - героини иногда кончают жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Это совсем не страшно и очень нравится читательницам. Так что для меня это - самый лучший финал. Финал жизни и финал романа. Представляешь: известная писательница, автор дамских романов, романтически покончила с собой из-за неразделенной любви к герою очередного романа. Читательницы рыдают - в основном от счастья, что я так правильно умерла, и немного от горя - потому что лишились любимого чтива. А издатели потирают руки, прикидывают, сколько заработают на моем последнем (посмертном) романе, сколько получат за мое полное собрание сочинений, а сколько за мемуары. И кому какое дело, что я не пишу мемуаров в контракте записано, что мои мемуары принадлежат издательству, значит, найдется кому их написать. А мои родственники получат приличные отступные... Так и будет. Если...

- Если?

- Если ты не вмешаешься, не поведаешь миру горькую и не слишком приятную правду об истинных причинах моего самоубийства.

- Вот здесь я что-то не понял.

- Ну, милый, - криво ухмыльнулась Ирина. - Я же не сволочь!. Наш роман был слишком коротким, чтобы мы успели привязаться друг к другу. Но ты мне не чужой человек. И я тебе тоже... надеюсь. Когда я умру, ты получишь письмо. Оправдательный документ для тебя. В нем будет вся правда о причинах моей смерти. Я нарочно напишу его от руки и отправлю заказным. Любая экспертиза подтвердит подлинность. Береги его или порви, как считаешь нужным, но только обещай не показывать никому без крайней необходимости.

- Обещаю.

- Верю. И прости, пожалуйста. И еще просьба: уже с той стороны, так сказать. Из небытия. Помоги Ларе. Не знаю, как, не знаю, чем, - но только ты можешь, больше никто.

- Я помогу, конечно. Чем смогу. Но все же: что такое эта Лара, что ты так о ней заботишься?

- Как говорит мой Сенокосов: Лара - это четыре кошмара. А если серьезно, по несчастьям и неприятностям Лара - первый специалист. Многие из наших общих приятельниц по университету сознательно избегают Лару, стараются не иметь с ней общих дел, думают, что она притягивает к себе несчастья. И действительно: если поедешь с ней вместе куда-нибудь, поезд непременно опоздает на сутки, а самолет приземлится в другом городе. Даже просто ждать трамвай на улице с ней - бесполезно, нужный трамвай никогда не придет. Если она только раз чихнет в твоем присутствии - грипп обеспечен. Если одолжишь ей денег - будет дефолт... Ну и так далее. Я же почему-то думаю, что Ларины несчастья начались с того, что я увела у нее Сенокосова. И в роддом мы оба раза попадали почти одновременно, но у меня - замечательные детки, сын и дочка, а у нее первый ребенок мертвый, а потом - Ляля... И как только мне в очередной раз улыбается удача, у Ларки тут же что-нибудь непременно случается. Может быть, без меня ей жить будет хоть немного легче. И ты, чем

можешь, - помоги...

- Ладно, - вздохнул Кириллов. - Для Лары что-нибудь придумаем. А что я могу сделать для тебя?

- Я знаю, это невозможно... Даже не хотела спрашивать. Но все-таки спрошу. Профессиональное любопытство. Если бы я тебя попросила - ты помог бы? Ну... чтобы не самой?

Кириллов покачал головой.

- Нет. Не смог бы. Прости, но... Для этого мы с тобой недостаточно близки.

- Спасибо, милый. Я знаю, как трудно говорить правду. И ценю. Хотя и жаль, конечно. Но... все равно спасибо.

- Не надо "спасибо". Ты уверена, что все по-настоящему, окончательно плохо?

- Как мне хочется сказать тебе: нет, не уверена. Если б ты только знал, как хочется!

Кириллов подошел, обнял ее за плечи.

- Ириша, пойми: я не могу сделать это за тебя. Так уж устроен человек, что он бесконечно жалеет самого себя. Прикидывается, что других, но на самом деле - только себя. И если я решусь тебе помочь, в последнюю секунду ты пожалеешь себя и захочешь жить - как угодно, только бы жить! - и моя помощь превратится в убийство. Единственное, чем я могу тебе помочь, это советом: не жалей себя. Скажи себе честно, что не можешь спасти все - и здоровье, и жизнь. Чем-то одним придется пожертвовать. Что-то одно нужно выбрать. Или жить, погружаясь в беспамятство. Или умереть - по собственной воле, в здравом уме и твердой памяти. Выбор есть всегда. Только не надо жалеть себя...