Туман войны - Колентьев Алексей Сергеевич - Страница 19

Дождавшись, когда Лис вернется и подсветит мне фонариком, я сменил повязки на начавшей распространять сладковатый гнилостный запах дырке в животе Серебрянникова. Пулю удалось извлечь, но условия не располагали к самолечению, все чаще и чаще мне приходила в голову мысль, что вся эта возня – зряшное дело. При желтоватом свете карманного фонаря воспаленный участок кожи вокруг разреза выглядел особенно нехорошо. Закончив, я сполоснул руки в спирте из фляги, потом наконец добрался до родника и прополоскал рот, поскольку жажда была нестерпимой, и тут возникло еще одно дело, которое требовало личного участия. Подозвав Славку, я шепотом объяснил ситуацию:

– Трупы ребят нужно найти и спрятать. Я возвращаюсь, а вы сидите тут, ждите результатов проверки.

– Э! – Славка сморщил казавшееся в полумраке черным, как у старого негра с картинки, лицо. – Зачем один идешь? Там сейчас уже полно федералов, трупы если не вывезли, то уж точно сфотографировали и опознали.

– Отставить, – голос я никогда не повышаю, сказывается привычка обходиться без крика, очень полезная в профессиональном плане. – Даже если и есть там кто, то скорее всего, пара часовых с офицером. Вертушек слышно не было, а транспортный конвой вышлют не раньше, чем к полудню, ты это не хуже меня знаешь. Переправлюсь южнее и выше по течению, выну тела ребят и хорошенько их спрячу. Своих бросать нельзя, запомни это и никогда не забывай, лейтенант.

Детонатор потупился, вздулись и заходили под кожей желваки. Я пристыдил друга, хотя и меньше всего желал, чтобы наш разговор шел по такому сценарию. Через мгновение веселый и обычно легкий в общении Детонатор молча кивнул, и уже хотел было уйти в свой угол, но я удержал друга, ухватив за плечо. Тот высвободился, но заметив, что и мне самому неловко, остановился, глядя куда-то в сторону.

– Слава, не время сейчас гонор показывать, давай по-взрослому, без соплей. Остаешься за старшего. Сидишь и слушаешь эфир. Я вернусь… – бросив взгляд на светящиеся стрелки черного с красной звездочкой циферблата «командирских» часов, я автоматически отметил время: – …через пять часов. Если что-то пойдет не так – уходите в точку эвакуации, которую даст центр, это приказ.

– Почему один идешь?

Сил хватил только на то, чтобы пожать плечами. Как сказать другу, что с предшествовавшего выходу на задание вечера меня не отпускает необъяснимое чувство тревоги? Беда словно бы шла за нашим небольшим отрядом по пятам, имея в виду только мою грешную душу. Так уже случалось раз или два, но тогда не было под моим началом трех душ, одного зеленого пацана и умирающего командира. Стремясь взять весь удар ветра Судьбы, о котором говорила Анита, на себя, я хотел тем самым уберечь от бури остальных. Но вслух сказал:

– Потому что я тут самый крайний, пока Батя в отрубе. Береги его, постарайся донести живьем, лады?

Славка только согласно наклонил голову и ушел в дальний угол пещеры, сел на коврик, привалившись спиной к стене, устало прикрыл глаза. Прощание вышло жестким, но сейчас важно действовать быстро, пока федералы не опомнились и не стали рыть носом землю, понукаемые в хвост и в гриву своими американскими хозяевами.

Автомат я оставил, брать с собой ничего, кроме ножа, пистоля и легкой американской МСЛ, смысла не было. Прикрыть или как-то отвлечь противника не удалось, попытаюсь хоть похоронить тела ребят отдельно от местных. Это и почесть и, что самое главное, не даст амерам вывезти тела, чтобы потом козырять фотоснимками мертвых «русских коммандос» в местных и своих, «штатовских», газетах. Наполнил флягу свежей водой и наконец позволил себе выпить мелкими глотками немного; в этой воде не было паразитов, что встречается тут довольно редко. Симон говорит, что это из-за каких-то примесей в горной породе, через которую, как сквозь естественный фильтр, родник пробивает себе дорогу наверх. Обычно приходится пить обеззараженную воду, после которой остается мерзкое послевкусие и дико ноют почки. В голове почти сразу же прояснилось, и я, прислонившись к стене плечом, развернул планшет с картой, подсвечивая себе фонариком. Когда я уже почти нащупал подходящий маршрут, кто-то тронул меня за локоть. Оторвав взгляд от карты, я глянул через плечо. Это был наш парнишка-проводник. Неловко подбирая русские слова, Симон заговорил:

– Ты пойдешь назад, где был бой с демонами?

– Пойду, но это были не демоны. Ты что, учился плохо? Нет ни демонов, ни богов. Все зло и добро на земле только сами люди, амиго. Мистика тут ни при чем. Что ты хотел сказать?

Я перешел на испанский, чтобы не смущать пацана, поскольку его речь была невразумительна, но проводник упорно продолжал говорить на ломаном, чужом для него языке.

– В горах, есть канатный мост, дорога. Быстро быть на другой сторона… другой берег, час, может, два поберечь. Могу показать. Мы пользовались им, очень быть давно. Вместе с мой братья. Давно, лет четыре-пять, никому не известно, кроме братья и мой… Меня.

Парень тыкал грязным пальцем с коротко обрезанным ногтем в карту. Выговорившись, он замолчал, с надеждой глядя мне в глаза. Сообщение выглядело любопытно, я задумался, прикидывая, как лишние полтора часа на дорогу смогут повлиять на уже вырисовывавшийся план акции. По всему получалось, что тогда удастся обойти выставленные посты и секреты федералов и избежать сложностей с переправой по речке с бурным течением. Что ни говори, а ходить в мокрых шмотках очень не хотелось.

– Ладно, боец, – похлопал я по плечу Симона, который снова смутился и даже покраснел: добрые слова парню не часто случалось слышать от взрослых, – пойдем к твоему мосту…

– Нет мост… Канатный мост…

Парень шустро стал перебирать по воздуху руками, и я понял, что он имел ввиду. Значит, это просто трос, натянутый с одного берега на другой. Такие «мосты» часто используют в горах.

– Один хрен – дорога. Веди, время дорого.

– Esto bien[7], – парень впервые за последние сутки улыбнулся, сверкнув двумя рядами белых зубов.

– Ну, вот и договорились. Только давай так, амиго: ты меня до дороги этой своей проводи и сразу обратно, понял?

– Я… Меня…

Улыбка и счастливый тон улетучились, и мне пришлось взять парнишку за плечи и, встряхнув, разъяснить ситуацию.

– Симон, ты солдат, воин. А воин не всегда делает то, что ему нравится, гораздо чаще просто выполняет скучные приказы командира. А командир сейчас я, и мой приказ будет такой: – Парень тут же рефлекторно подобрался и молча слушал, хотя обида, что его не считают способным, еще плескалась в глубине его глаз вместе с еле сдерживаемыми слезами. – Проводишь меня, вернешься в пещеру и во что бы то ни стало выведешь остальных туда, куда прикажет команданте Ставо. Задача ясна?

– Так точно, ясна, – парнишка украдкой смахнул предательски блестевшую на ресницах влагу и утвердительно мотнул головой.

– Вот и отлично. А теперь пошли, солнце уже высоко.

Спустя каких-то минут сорок, постоянно рискуя сверзиться на гладкие глыбы каменистого берега реки, еще недавно бывшей пусть и строптивым, но неглубоким ручьем, мы вышли к вершине скалы. Симон аккуратно, чтобы не повредить дерн, отвалил замшелый камень на краю скального выступа и, запустив руку по локоть в открывшееся углубление, вытянул оттуда трос. Он продел один его конец в не замеченный мной сразу барабан лебедки, который извлек из-под другой ничем не примечательной кучки камней. Вся система была устроена таким образом, чтобы за пару минут переправиться и ликвидировать следы своего пребывания. Такой трос мог выдержать солидную нагрузку, пользовались им регулярно: скорее всего, братья Симона тягали по «канатке» всякий ценный груз, но это меня не касалось. Взявшись за хитро скрученную восьмеркой ручку, я проверил, как она ходит по тросу, и, кивнув парню на прощание, скользнул вниз. Полет получился не таким уж и стремительным, пару раз пришлось чуть дернуть за ручку, как только скольжение замедлялось. Но другого берега достигнуть удалось быстро и, судя по отсутствию пальбы и «комитета по встрече», практически незаметно для кого-либо. Спрятав ручку транспортера, как и сказал Симон, под ствол поваленного ветром дерева, отряхнувшись и поправив снарягу, я начал спуск вниз по течению, чтобы выйти в уже знакомые места.