Три дороги - Макдональд Росс - Страница 37

— Приготовьте, что вам хочется. Кстати, сама я не голодна. Грудинку, наверное, можно и не жарить.

— Но она уже в духовке, — решительно заявила госпожа Робертс. — Если я теперь ее выну, то она засохнет.

— Ну и что? Пусть сохнет!

— Вам надо что-то есть, мисс Вест. Мне не нравится, как вы в последнее время кушаете. Пусть вы и нервничаете, но если регулярно не есть, то становишься еще более нервозным.

— Да, я знаю. Ладно, продолжайте жарить. Между прочим, к чаю ко мне придет знакомая. Не знаю, во сколько точно, но должна скоро прийти. Уверена, что вы знаете, как подготовиться к этому.

— Для чая сейчас несколько поздновато, по-моему.

— Это не важно.

Послеобеденный чай превратился у Паулы в привычку, которую она позаимствовала у английских сценаристов на киностудии. Это был не ритуал, а просто возможность занять себя и свои руки чем-то кроме коктейлей, если в это время не тянет на выпивку.

— Хорошо, мисс Вест.

Паула поскорее ушла от ее дружественного, но критического взгляда и возвратилась в гостиную. Попробовала читать журнал — смехотворная попытка. Не смогла и слушать пластинку. Даже не хотелось смотреть на картину известного итальянского художника, которая висела на стене. На ней изображено дурацкое кукольное лицо. В данный момент ей больше подошли бы работы Эль Греко, но они ей не по карману. Если она выпутается из этой истории целой и невредимой, то можно будет считать, что ей повезло больше, чем она заслуживает. Странно, думала она, некоторое время я пыталась отговорить Брета бороться за справедливость, а теперь сама думаю так же, как он. Но единственная альтернатива справедливости — слепая судьба, что-то такое, чего долго не вытерпишь, если, конечно, ты не влюблен. А ведь она сравнительно недавно считала, что может переломить любую слепую судьбу и перестроить ее себе на потребу. Теперь же судьба (или, может быть, это справедливость?) оказалась сильнее ее желаний. Если в мире нет учреждения по исправлению судеб, то не должно быть и сценаристов. Во всяком случае, среди людей.

Она услышала шум мотора, когда машина миновала перекресток и стала подъезжать к дому. Паула подошла к входной двери раньше, чем женщина вылезла из машины. Желтое такси, которое она приметила, когда выглянула в окно примерно час назад, все еще было припарковано на другой стороне улицы. Ей сначала пришла в голову неспокойная мысль о том, что кто-то следит за ее домом, но она отмахнулась от этого предположения. В такси она никого не увидела, кроме водителя, который спал за рулем. Возможно, решил ухватить пару часиков отдыха после тяжелого дня.

Паула вышла на крыльцо встретить госпожу Свэнскаф, которая не совсем уверенно поднималась по ступенькам. Чем-то она напоминала призрак, а чем-то птицу, смирную птицу, которая опасливо прислушивается. Неуверенный, непрошеный призрак, который ищет дом, чтобы поселиться там, но не уверен, что когда-нибудь его найдет. Но на самом деле так воспринимать ее было неправильно. В женщине было что-то привлекательное, несмотря на ее нервозность, худобу и старомодность одежды. Ей могло быть около пятидесяти — конечно, ей должно быть столько, если это мать Брета, — но на болезненном лице все еще можно было различить черты былой красоты. Паула вглядывалась в это лицо, стараясь отыскать сходство с Бретом, и увидела тот же нос с горбинкой и голубые глаза. В них не было его силы, но эти глаза как бы излучали нежное очарование. Морщинки вокруг рта и глаз показывали, что ей пришлось немало страдать.

Женщина вызвала у Паулы чувство симпатии и жалости. Она протянула ей руку, которую пожали длинные тонкие пальцы.

— Очень рада видеть вас, госпожа Свэнскаф.

— Вы были так любезны, что пригласили меня. — Она бросила ясный, птичий взгляд на дом, как будто для того, чтобы похвалить и восхититься его размерами. — Случаются чудесные совпадения, не правда ли?

Она окинула Паулу таким восхищенным взглядом, что было несколько нелепо, но отнюдь не неприятно. Особенно от женщины.

Госпожа Свэнскаф была одета не очень хорошо, хотя серый костюм, который был на ней, возможно, выглядел изящно, когда она его купила — шесть или семь лет назад. Она умела носить одежду. Время сделало ее грудь плоской, а ноги худыми, но она держала себя как леди — леди в несчастье.

— Пожалуйста, заходите. — Паула провела ее в гостиную. — Жаль, что Брета здесь нет. Могу себе представить, как вы горите нетерпением увидеть его.

— Ах, это верно. Ждете ли вы его сегодня? Где он живет?

— Нет, сегодня я его не жду. Он служит в военно-морском флоте, понимаете — базируется в Сан-Диего.

— В военно-морском флоте? — Миссис Свэнскаф вся засветилась. — Мне так приятно это слышать. Он выполняет свой долг.

— В военно-морском флоте он сделал себе неплохую карьеру. — Паула не могла не сказать приятное женщине, хотя у самой начинало першить в горле. — Постойте-ка, у меня есть его фотография.

— Очень хотела бы взглянуть на нее.

Паула сбегала наверх за фотографией Брета в рамке. Он сфотографировался, когда был произведен в младшие лейтенанты, и сильно изменился с тех пор, но у нее эта карточка была единственной. Непонятно почему у нее на глаза навернулись слезы при виде молодого улыбающегося лица на фотографии, стоявшей на ее туалетном столике. Паула отерла слезы и вернулась в гостиную.

— Это мой Брет! — воскликнула госпожа Свэнскаф. — Бог мой, он красавец, правда? Вы не сказали мне, что он офицер.

— Тогда он был младшим лейтенантом. Теперь полный лейтенант. — Чтобы не оттягивать неизбежное, она добавила: — Ему предстояло повышение — производство в старшие лейтенанты, если бы не болезнь.

— Болезнь? Он болен?

— Сейчас выздоравливает, но одно время серьезно болел. В апреле прошлого года его корабль попал под бомбардировку, и у него был приступ... — Она судорожно искала в голове подходящее слово и наконец нашла: — Приступ фронтовой усталости.

— Ой, это ужасно! Бедный мальчик! Но вы говорите, теперь он поправляется?

— Да, теперь ему значительно лучше.

— Как вы думаете, он будет рад меня увидеть? — застенчиво спросила госпожа Свэнскаф. — Вспоминал ли он меня?

— Нет. При мне не вспоминал. — Она начинала уставать от слишком любезного обращения с людьми. Пусть они для разнообразия узнают правду, как пришлось узнать ей. Ирония и печаль уже ослабили сочувствие к этой женщине, к этой сентиментальной мамочке, которая двадцать пять лет назад бросила своего сына, а теперь, на старости лет, заявилась, чтобы предъявить свои материнские права. — Брет сказал мне, что вы умерли.

— Странно. Его отец знал, что я жива. Это был суровый человек, но он никогда бы не сказал своему сыну, что его мать умерла. Это было не похоже на него!

Было бы приятнее думать, что тут подвел не разум Брета, а обман его отца. Но такая мысль, подобно лампе, осветившей один угол комнаты, объясняла лишь одну деталь, погружая все остальное в еще большую тьму неизвестности. Доктор Клифтер сказал ей по телефону, что смерть матери произвела на Брета глубокое впечатление. Не мог ли он спутать мать с женой? В подобных случаях, как она читала, происходили и более непонятные истории.

— Я, пожалуй, скажу вам, госпожа Свэнскаф, что у Брета случилось довольно сильное психическое расстройство. Не были ли вы в мае прошлого года в Лос-Анджелесе?

— Нет, а что? Мы навещали в это время мою сестру в штате Нью-Мексико. Вы хотите сказать, что у Брета случился нервный кризис?

— Это можно назвать и так...

— У его отца тоже был нервный припадок. Это случилось еще до того, как я с ним познакомилась, когда он еще учился в семинарии. Не думаю, что ему удалось полностью излечиться. Он был очень интеллигентным человеком, высокообразованным, но всегда несколько непредсказуемым. — Она немного повысила голос до монотонного журчания, как человек, обращающийся с молитвой к своему собственному Богу. — Я никогда не раскаивалась в том, что ушла от него.

Паула воспользовалась представившейся ей возможностью.