Кровавый след на песке - Макдональд Росс - Страница 28

Казалось, Сэмми меня не слышал. Его взгляд блуждал по противоположной стороне бассейна, где Графф продолжал позировать фотографу, рисуясь перед девушками. Удивляюсь, как это люди никогда не устают позировать. Сэмми сказал:

— Если хотите, можете назвать меня злодеем греческой мифологии, Эдипом. Я действительно ненавижу этого ублюдка.

— Что он вам сделал?

— Это связано с тем, как он корежит Флобера. Я пишу сценарий о Карфагене, уже шестой вариант, а Сайм Графф торчит у меня над душой. — Он сердито передразнил Граффа и его акцент: — Мато — молодой вожак, мы не можем позволить, чтобы он умер при нас. Мы должны сохранить ему жизнь ради девушки. Это — главное. Я понял, наконец-то, я понял. После того, как его изрубили в бою, она выхаживает его, возвращает здоровье, как вам это нравится? Мы ничего не потеряем от такого варианта, но выиграем в душевности повествования, в качестве такой душевности. Саламбо воскрешает его, понимаете? До этого юноша был своего рода революционер, но его спасают от него же самого воздействием на него добродетельной женщины. Он завершает свою миссию, обрушиваясь на дикарей. Девушка смотрит на эту сцену с расстояния в пятьдесят ярдов. Они обнимаются. Женятся. — Сэмми вздохнул и обратился ко мне: — Вы когда-нибудь читали «Саламбо»?

— Очень давно, в переводе. Я не помню сюжета.

— Тогда вы не поймете, о чем я говорю. «Саламбо» — это трагедия, тема этого произведения — разлука. И вот Сайм Графф приказывает мне присобачить фильму счастливую концовку. И я пишу сценарий, как он велит. Господи, — воскликнул он с удивлением, — именно так я изобразил все в сценарии! Почему же я так издеваюсь над собой и над Флобером? Ведь когда-то я боготворил Флобера.

— Из-за денег? — подсказал я.

— Конечно, деньги и только деньги. — Он повторил слово «деньги» несколько раз, на все лады склоняя его. Казалось, он находил в нем новые оттенки, значения, подспудный смысл, в его голосе слышались слезы. Но он был слишком нестойкий и мягкотелый и не мог долго контролировать свои эмоции. Он стукнул себя по лбу, между глаз, и хихикнул. — Ну что же, что толку хныкать над пролитой кровью. Не хотите ли выпить, Лью? Не хотите ли стаканчик пивка «Данзигер Голдвассер»?

— Подождите минуточку. Вы не знакомы с девушкой, которую зовут Эстер Кэмпбелл?

— Я встречался с ней здесь.

— В последнее время?

— Нет, давно...

— Вы не знаете, какие у нее отношения с Граффом?

— Понятия не имею! — ответил он довольно резко. Эта тема насторожила его, и он стал строить из себя клоуна. — Никто мне ничего не рассказывает, я здесь просто интеллигентный мальчик на побегушках. Бесполезный интеллигентный мальчик на побегушках. Споем? — Он начал импровизировать хриплым тенором: — Он так опасается, но так в нем нуждаются, он все понимает, он весельем нас награждает. Это интеллигентный... но бесполезный... но, ох, такой сексуальный... интеллигентный исполнительный паренек... Догадайтесь, кто этот элегантный человек?

— Я уже догадался.

— Он отмечен знаком гениальности, друг мой. Говорил ли я вам когда-нибудь, что я — гений? Когда учился в средней школе в городе Галена, штат Иллинойс, то при проверке способностей я получил 183 очка. — Он нахмурился. — И что же со мной произошло? Что со мной стало? Когда-то мне нравились люди, черт подери, когда-то я был талантлив. Я не задумывался над тем, сколько это стоит. Сюда я приехал ради забавы, согласившись придумывать хохмы — за семь пятьдесят в неделю работать для мирового экрана. А потом оказывается, что это совсем не хохма. Я погряз навсегда, положил здесь свою жизнь, а она у меня всего одна. И Сайм Графф держит тебя за шиворот, и ты больше не принадлежишь себе. Ты уже не являешься личностью... Но это — мои проблемы. — Он засмеялся и чуть не поперхнулся. — На прошлой неделе я четко представил себе свое нынешнее положение, я увидел его так же ясно, как картину. Дурацкое слово — кинокартина. Но оставим это слово. Я превратился в зайца, бегущего по пустыне. Вид сзади. — Он опять засмеялся и закашлялся. — Чертов заяц с белым хвостиком, который сломя голову несется по огромной американской пустыне.

— Кто вас преследует?

— Не знаю, — ответил он, криво улыбаясь. — Я боюсь оглянуться.

Глава 18

К нам направился Графф, важно шествуя вдоль края бассейна в сопровождении хихикающего гарема и евнухов. Я не собирался с ним разговаривать и стоял, повернувшись к нему спиной, пока он не прошел. Сэмми зевал с явно недружелюбным видом.

— Я действительно хотел бы выпить, — сказал он. — Мое зрение проясняется. — Как насчет того, чтобы пойти в бар?

— Может быть, приду попозже.

— Ну, пока. Не ссылайтесь на мои слова.

Я пообещал, что не буду этого делать, и Сэмми удалился в направлении света и музыки. К тому моменту бассейн уже опустел, если не считать негра спасателя, который ходил под вышкой для прыжков. Он зашагал в моем направлении с большой охапкой использованных полотенец, понес их в освещенную комнату, находившуюся в конце ряда кабинок для переодевания.

Я подошел к комнате и постучал по открытой двери. Спасатель повернулся, стоя возле полотняного ящика, куда он сбросил полотенца. Он был одет в спортивную облегающую униформу с надписью на груди "Клуб «Чаннел».

— Вам что-нибудь нужно, сэр?

— Нет, спасибо. Как поживают тропические рыбки?

На его лице сразу появилась улыбка, он узнал меня.

— Сегодня не было никаких неприятностей с тропическими рыбками. Неприятности только с людьми. С людьми всегда возникают проблемы. Почему им хочется плавать именно в эту ночь? Наверное, потому же, почему им хочется выпить. Я поражаюсь, сколько они выливают в себя спиртного.

— Если говорить о том, сколько они закладывают за воротничок, то ваш хозяин не дурак в этом деле.

— Мистер Бассет? Точно, в последнее время он лакает, как рыба, как тропическая рыба. С тех пор, когда умерла его мать. Мистер Бассет был очень привязан к матери. — Чернокожее лицо выглядело гладким и приветливым, но глаза смотрели иронически. — Он сказал мне, что она была единственной женщиной, вторую он когда-либо любил.

— Тем лучше для него, Вы не знаете, где он находится сейчас?

— Вращается. — Он покрутил в воздухе пальцем. — На всех приемах он находится в постоянном движении. Хотите, я его разыщу для вас?

— Нет, сейчас не надо, спасибо. Вы знаете Тони Торреса?

— Очень хорошо его знаю. Мы много лет проработали вместе.

— А его дочь?

— Немного, — ответил он настороженно. — Она тоже работала здесь.

— Тони где-нибудь поблизости? У ворот его нет.

— Его здесь нет, вечерами он уходит, независимо от того, устраивается вечер или нет. Человек, который его заменяет сегодня, не пришел. Может быть, мистер Бассет забыл его предупредить.

— А не знаете ли вы, где живет Тони?

— Разумеется, знаю. Он живет практически под нашими ногами. Его поместили рядом с котельной. Он там поселился в прошлом году, говорит, что по ночам очень мерзнет.

— Пожалуйста, проводите меня туда.

Он не тронулся с места, только посмотрел на свои ручные часы.

— Сейчас половина второго. Вы не собираетесь будить его среди, ночи?

— Собираюсь, — возразил я. — Хотел бы разбудить.

Он пожал плечами и повел меня по коридору, мимо душевых, где стоял запах мыла, потом вниз по бетонным ступенькам в котельную через комнату, где сушились купальные костюмы, распятые, как змеиные шкуры, на деревянных планках, между двумя огромными котлами, обогревающими бассейн и здания клуба. За ними, в закутке из брусков и панелей была сооружена комнатка.

— Тони здесь живет потому, что ему так хочется, — спасатель как бы оправдывался. — Ему больше не хочется жить в доме возле пляжа, он его сдает. Мне бы не хотелось, чтобы вы его будили. Тони — старый человек, ему нужен отдых.

Но Тони уже сам проснулся. Его босые ноги зашлепали по полу. Загорелся свет, пробиваясь сквозь щели в панельной стене и образуя рамку вокруг двери. Тони открыл дверь и заморгал на нас — невысокий старый человек с большим животом в длинной ночной рубахе, с шеи свисал католический медальон.