Кровавый след на песке - Макдональд Росс - Страница 26

Ее лоб прорезала страдальческая морщинка, рот растянулся в трагический квадрат.

— Вы — чудовище. Вы все это выдумали, чтобы заставить меня рассказывать вам о наших делах. То же самое вы сказали о... обо мне... что я мертва. — Ее глаза наполнились слезами. — Вы скажете любую вещь, чтобы заставить меня говорить.

— Что бы вы мне могли рассказать, если бы решили это сделать?

— Я не обязана отвечать на ваши вопросы... ни на какие...

— Подумайте немного над этим и, глядишь, вы захотите это сделать. Похоже, они используют вас в качестве козла отпущения.

Она посмотрела на меня с недоумением.

— Вы, наверное, наивный человек, если водите компанию с этими людьми? Хорошенькая компания. Они подставляют вас под обвинение в убийстве. Они увидали возможность убить сразу двух зайцев: прикончить Лэнса и одновременно разделаться с вами.

Я полагался на слух, и это средство было мне хорошо известно, она слушала напряженно. Затем сказала хриплым голосом:

— Кто такое может сделать?

— Тот самый, кто посоветовал вам совершить путешествие.

— Никто мне не советовал этого делать. Я захотела сама.

— Кто предложил поездку? Лерой Фрост?

Ее глаза сверкнули и затуманились.

— Что Фрост велел вам сделать? Куда он велел вам поехать?

— Это был не Фрост. Со мной связался Лэнс. Потому то, что вы говорите, не может быть правдой. Он бы не стал планировать свое собственное убийство.

— Конечно, если бы он знал о коварном замысле. Понятно, что он не хотел себе зла. Они надули его так же, как теперь хотят жульнически обмануть и вас.

— Никто меня не обманывает, — упрямо возразила она. — Зачем кому-то меня обманывать?

— Ах, бросьте прикидываться, Эстер. Вы же не простушка. Вам лучше, чем мне, известно, чем вы занимались.

— Я не делала ничего плохого.

— У людей разные взгляды, не правда ли? Некоторые из нас считают шантаж самым грязным занятием на свете.

— Шантаж?

— Оглянитесь вокруг себя и перестаньте притворяться. Не рассказывайте мне, что Графф давал вам все эти вещи только потому, что ему нравится, как вы причесываетесь. Мне пришлось в этом городе повидать разные виды шантажа, я за версту чую, когда люди занимаются этим грязным делом. А вы, моя милая, погрязли в этом деле по уши.

Пальцами она притронулась к своей шее. Ее возражения начинали ослабевать. Она посмотрела вокруг на розовые стены, и цвет ее лица постепенно изменился. На нем появилась натуральная девичья краска стыда. За последнее время я впервые видел такой румянец смущения, и это заставило меня сомневаться в своих предположениях. Она спросила:

— Вы все это сочиняете?

— Я вынужден. Вы же не хотите мне ничего рассказывать. Я основываюсь на том, что вижу и слышу. Девушка бросает своего мужа, связывается с вышедшим в тираж боксером, который путается с преступниками. Тут же у вас появляются баксы. Лэнс подписывает контракт с киностудией, вы въезжаете в отличный большой дом в Беверли-Хиллз. И Саймон Графф вдруг становится для вас сказочной феей. Почему?

Она не ответила. Она смотрела на свои руки, дрожавшие нервной дрожью.

— Что вы ему продавали? — спросил я. — И какое ко всему этому имеет отношение Габриэль Торрес?

Кровь отлила от ее лица, оно стало серым, вокруг глаз залегли синие тени. Мысленно она погрузилась в себя, обратившись к картинам в своей памяти. Воспоминания ужаснули ее.

— Думаю, что вы знаете, кто ее убил, — продолжал я. — Если это так, будет лучше, что вы сами расскажете об этом. Пришло время открыть правду о случившемся, пока не погибли другие люди. Потому что на очереди — вы, Эстер.

Ее рот раскрылся, как у куклы, которой управляет чревовещатель:

— Я не... — Она пересилила себя, проглотив остаток начатой фразы. Резко тряхнув головой, она смахнула выступившие на глазах слезы. Потом закрыла руками изменившееся лицо и ничком упала на кровать. Ее тело беззвучно и болезненно, как ток, пронизали конвульсии страха. Из глубины моего существа поднялось что-то, похожее на жалость. Этому чувству не стоит поддаваться, ибо оно зачастую преобразуется во что-то другое — в отвращение или влечение. Теперь она лежала спокойно, ее бедро возвышалось как одинокий холм.

— Намерены ли вы мне сообщить, кто убил Габриэль?

— Я ничего не знаю... — она говорила приглушенно, не подымая головы.

— Вы знаете, кто застрелил Лэнса?

— Нет. Не приставайте ко мне.

— Что сказал вам Карл Штерн?

— Ничего. У нас было назначено свидание. Он просил отложить его. Вот и все.

— Что за свидание?

— Это вас не касается.

— Собирается ли он заехать за вами на машине?

— Возможно. — Казалось, она не поняла моего подтекста.

— Поездка без возвращения?

Теперь до нее дошло. Она села на кровати и чуть ли не завопила:

— Уходите отсюда прочь, садист! Вы все — садисты! Я повидала полицейских сыщиков и знаю, как они мучают беспомощных людей. Если вы вообще мужчина, то уходите отсюда.

Она снова легла, подперев голову рукой, ее груди заострились под белой блузкой. Накрашенные губы изогнулись, голубые глаза сверкали. Она была чрезвычайно привлекательной девушкой. Но кроме этого в ней было и еще что-то. Что-то искреннее, неиспорченное, несмотря на ее нелегкую жизнь.

Я поймал себя на мысли о том, что сомневаюсь в своих предположениях о ней. Кроме того, она по-своему была права: в моем стремлении докопаться до истины была доля садизма; жалости к ней — доля мужского влечения. Я вдруг действительно ощутил себя не в своей тарелке. Мне оставалось проститься с девушкой и убраться из ее дома, что я и сделал.

Проблема заключалась в том, чтобы научиться бескорыстно любить людей и служить им, ничего не требуя взамен. Лично я был далек от решения этой проблемы.

Глава 17

Когда я подъехал к клубу «Чаннел», охранника на месте не оказалось. Впрочем, ворота были открыты, и вечерний банкет все еще продолжался. Музыка и свет лились из одного крыла здания. На стоянке лакированно блестели несколько дюжин дорогих машин. Я поставил свою между черным «порше» и бледно-лиловым «кадиллаком» с темно-красным открывающимся верхом и позолоченной отделкой и вошел внутрь здания под перевернутой рождественской елкой. Вероятно, елка вниз головой что-то символизировала, но я не мог сообразить, что.

Я постучал в дверь кабинета Бассета, но не получил ответа. Бассейн, подсвеченный снизу подводными лампочками, казался глыбой зеленого стекла. Народ собрался у дальней стороны, возле вышки для прыжков, окрашенной в серебристый цвет. Я спустился с невысокой лесенки и пошел по выложенному плиткой краю бассейна к собравшимся.

В большинстве это были голливудские красотки, стройные и самоуверенные, в вечерних платьях без бретелек или купальных костк5мах, которые не предназначались для купания. Среди мужчин я узнал Саймона Граффа и Сэмми Свифта, а также негра спасателя, с которым разговаривал утром. Их лица были обращены кверху, в сторону девушки, которая стояла совершенно неподвижно на площадке, на высоте десяти метров.

Она разбежалась и подпрыгнула в слабо освещенное воздушное пространство. Ее тело согнулось, повернулось в мягком полуобороте и, входя в воду, изменило форму птицы на форму рыбы. Зрители зааплодировали. Один из них, шустрый молодящийся мужчина лет сорока в смокинге, щелкнул фотоаппаратом со вспышкой, когда девушка поднималась по лестнице и с нее стекала вода. Она презрительно стряхнула воду со своих коротких черных волос и направилась к углу зала, чтобы обтереться. Я пошел за ней.

— Отличный прыжок.

— Вы так думаете? — Она повернула ко мне свое подтянутое загорелое лицо, и я увидел, что это уже не очень молодая женщина, хотя фигура была девичья. — Сама, себя я бы не оценила выше тройки. Синхронность была нечеткой. Я могу выполнить этот прыжок винтом, когда нахожусь в форме. Но, во всяком случае, спасибо за комплимент.

Она с какой-то безразличной теплотой, как если бы массировала рысака, отерла полотенцем длинную коричневую ногу, потом другую.