Кровавый след на песке - Макдональд Росс - Страница 17

— Я сказал: возможно. Почему вы так в этом уверены?

— Из вас очень трудно вытянуть информацию. — Она встала передо мной, упершись кулачками в почти незаметные бедра, и подалась вперед, как борец в наилегчайшем весе. — Не надо водить меня вокруг да около, хотя, видит Бог, я привыкла к такому обращению за тридцать лет, что живу в этом городе. Попала она в беду или нет?

— Миссис Кэмпбелл, я не могу ответить на этот вопрос. Насколько мне известно, пока против нее нет ничего определенного. Единственное, что мне нужно, это поговорить с ней.

— О чем?

— О том, что муж просит ее вернуться к нему.

— Почему бы ему самому не поговорить с ней об этом?

— Он намеревается это сделать. В данный момент он нездоров. К тому же было очень трудно разыскать ее.

— Кто он такой?

— Молодой журналист из Торонто. Зовут его Джордж Уолл.

— Джордж Уолл, — повторила она. — Джордж Уоллингфорд.

— Да, — сказал я, — сходится.

— Что из себя представляет этот Джордж Уолл?

— Думаю, это хороший человек или станет таковым, когда возмужает.

— Любит ли он ее?

— Очень. Может быть, чересчур сильно.

— И чего же вы хотите от меня? Ее адрес?

— Если он у вас есть.

— Как же мне его не знать. Я там прожила почти десять лет. Улица Мэнор Крест Драйв, 14, Беверли-Хиллз. Но если это все, что вас интересовало, почему вы сразу об этом не сказали? Вы заставили меня распинаться перед вами, я вела себя как последняя дура. Почему вы так поступили?

— Простите. Это было не очень прилично с моей стороны, но, возможно, речь идет не только о пропавшей жене. Вы сами предположили, что Эстер попала в беду.

— Слово «сыщик» для меня равнозначно понятию «беда».

— Были у нее раньше какие-нибудь осложнения?

— Давайте не будем обсуждать это.

— Часто ли вы видели ее этой зимой?

— Очень редко. Я провела с ней один уик-энд — на предпоследней неделе.

— В Беверли-Хиллз?

— Да, она только переехала туда и хотела посоветоваться со мной относительно ремонта и переделок в некоторых комнатах. Люди, которые жили там до Эстер, плохо смотрели за домом — не так, как когда мы сдавали его японской семейной парочке. — Взгляд ее голубых глаз погрузился в минувшие десятилетия, потом вернулся к настоящему. — Но, во всяком случае, мы с Эстер прекрасно провели время вместе. Прекрасный, уик-энд. Когда были одни, мы болтали, она занималась своими нарядами, как будто вернулось прошлое. И дело закончилось тем, что Эстер пригласила меня переехать к себе в начале года.

— Это было мило с ее стороны.

— Не правда ли? Я очень удивилась и обрадовалась. В течение многих лет у нас не было особой близости.

Сказать по правде, тогда я с ней почти не встречалась. А затем как гром среди ясного неба — она приглашает меня к себе и предлагает у нее поселиться.

— Как вы думаете, почему она так поступила?

Вопрос ей показался вполне уместным. Она присела на краешек стула и приняла позу задумавшегося человека, приложив кончики пальцев к виску.

— Трудно сказать. Конечно, не из-за моих прекрасных глаз. Понятно, что поскольку она уезжает, ей кто-то нужен, чтобы смотреть за домом, находиться в нем. Думаю, она тоже одинока.

— И напугана?

— По ее поведению этого не скажешь? Может быть, она чего-то и испугалась. Но даже если это и так, мне об этом она не скажет. Мои дочери не всем делятся со мной. — Она прикусила сустав большого пальца и по-детски скорчила рожицу. — Смогу ли я переехать к ней в начале года? Как вы думаете?

— На вашем месте я бы не рассчитывал на это.

— Но дом, видно, принадлежит все же ей. Она бы не стала тратить столько денег на ремонт. Мистер Арчер — правильно я называю вашу фамилию? — откуда она берет все эти деньги?

— У меня нет ни малейшего представления, — ответил я, хотя у меня было на этот счет немало догадок.

Глава 11

Мэнор Крест Драйв был одним из спокойных, обсаженных пальмами проспектов, которые были проложены в середине двадцатых годов, до потрясений великой депрессии. Дома тут были не такие огромные и замысловатые, как вычурные дворцы на окружающих холмах, но и на них лежала печать претенциозности. Некоторые из них были построены в стиле поздней английской готики с фахверковыми фасадами, другие имитировали испанские толстостенные строения с маленькими окнами, похожими на оштукатуренные крепости для отражения воображаемых мавров. Улица была хорошая, но казалась какой-то невеселой, как будто здесь уже побывали мавры.

14-й номер принадлежал двухэтажному дому типа испанской крепости. Он стоял в глубине участка, за полосой кипарисов. В воздухе над зеленым забором плясали радужные водяные брызги от механической поливалки. Запыленный серый «ягуар» был запаркован на въездной площадке.

Я вышел из машины, оставив ее перед соседним домом, прошел немного назад и по въездной дорожке подошел к «ягуару». Согласно надписи на белой наклейке на рулевой колонке, автомобиль был зарегистрирован на имя Лэнса Леонарда.

Повернувшись, я осмотрел переднюю часть дома. Водяная пыль от разбрызгивателя оросила мое лицо. В этом проявился единственный ощущаемый признак жизни. Черная дубовая дверь была заперта, окна глухо зашторены. Розовая черепица крыши давила на дом, как огромная плита.

Поднявшись на ступеньку, я нажал на кнопку и где-то глубоко в здании услышал звук электрического звонка. Мне показалось, что я услышал шаги, приближавшиеся к обитой железом двери. Я даже уловил чье-то дыхание. Я постучал в дверь и стал ждать. Дыхание на другой стороне двери, если это было дыхание, прекратилось или удалилось.

Я постучал еще несколько раз и еще немного подождал, но все зря. Отходя от дома по въездной дорожке, угловым зрением я засек движение. Я обернулся и прямо посмотрел на это окно: штора уже была поправлена.

Я протянул руку над колючим декоративным кустарником и постучал в это окно, просто ради хохмы. Хохма так и осталась хохмой.

Я возвратился к своей машине, сделал разворот на следующем перекрестке и поехал обратно, мимо дома с розовой крышей. Остановился на таком месте, откуда мог наблюдать за парадной частью этого дома через свое зеркало заднего обзора. На улице было очень тихо. По обеим ее сторонам ветви пальм свисали, как застывшие зеленые взрывы, запечатленные фотокамерой. Поодаль, на фоне голубого неба, выделялась плоская белая башня городской мэрии Беверли-Хиллз. Ничто вокруг не напоминало о течении времени. Только стрелка на моих ручных часах подошла к двум часам и двинулась дальше.

Примерно в десять минут третьего со стороны городской ратуши показалась машина. Это был старый черный «линкольн», длинный и тяжелый, как катафалк. Серые занавески на заднем стекле довершали схожесть. За рулем сидел мужчина в черной фетровой шляпе. Он ехал со скоростью примерно пятьдесят миль на участке, где скорость была ограничена двадцатью пятью милями. Подъезжая к кварталу, где стояла моя машина, он снизил скорость.

С заднего сиденья я достал вчерашнюю газету и прислонил ее перед собой к рулю, чтобы прикрыть лицо. Казалось, что «линкольн» очень долго проезжал мимо меня. Наконец, проехал. Лицо водителя с маленькими глазками, курносым носом и мясистыми губами нельзя было забыть, настолько оно было мерзким.

Он повернул на въездную дорогу дома номер 14, его машина оказалась видна в мое зеркало заднего обзора. Он запарковался рядом с «ягуаром» и вылез. Двигался быстро и мягко, не размахивая руками. В своем темно-сером пальто-реглане, усиливавшем покатость и ширину плеч, он походил на торпеду, скользящую на своей хвостовой части.

Дверь отворилась до того, как он постучал. Мне не было видно, кто ее открыл. На какое-то время дверь захлопнулась, минуты на две или три, а потом распахнулась снова.

Из дома вышел Лэнс Леонард. Он сбежал со ступенек мелкими быстрыми шажками, походкой марионетки, пересек лужайку в направлении «ягуара», не обратив внимания на распылитель, хотя брызги воды замочили его белую шелковую рубашку и светло-бежевые брюки.