Распутник - Маклейн Сара - Страница 62

— Майкл! — выдохнула она.

Он удовлетворенно улыбнулся настоящей мужской улыбкой и провел рукой между их телами.

Пенелопа перевела взгляд на эту порочную, мародерствующую руку, завороженная ее движением, и тут его пальцы прикоснулись к самому ее естеству, так легко, почти незаметно, словно перед ним лежала бесконечность времени для изучения ее тела. Пенелопа еще никогда в жизни ничего так сильно не хотела.

Его пальцы трепетали, и она снова начала извиваться, одна ее рука скользнула вниз по его телу и робко, неуверенно замерла над той частью, которая вызывала в ней столько любопытства. А затем легла на жаркое стальное копье. Майкл резко втянул в себя воздух.

— Пенелопа... — Его стон заглушил все остальное.

Она хотела трогать его, познать его, подарить ему такое же наслаждение, какое дарил ей он.

— Покажи мне как. Научи меня.

Его глаза почернели от наслаждения. Он направил ее своей рукой, показывая, как трогать, как гладить. И когда Майкл застонал, протяжно и так чудесно, она подалась вперед, поцеловала его в щеку и прошептала в нее:

— Это гораздо интереснее бильярда!

Он засмеялся.

— Метко подмечено.

— Ты такой гладкий, — говорила она, гладя его естество и поражаясь новому ощущению. — Такой твердый.

Он закрыл глаза. Она наблюдала за его лицом, радуясь отражавшемуся на нем удовольствию.

Пенелопа потерла большим пальцем самый кончик. Он ахнул и приоткрыл глаза.

— Сделай так еще раз!

Она повиновалась. Он притянул ее к себе и поцеловал долго и страстно. Пенелопа продолжала свое исследование. Он держал ее за руку, показывая, как двигаться, где задержаться, как сильно можно надавить. Его голова запрокинулась назад, он дышал резко и прерывисто.

— Я не делаю тебе больно?

Он застонал.

— Ни в коем случае. Только не останавливайся.

Ей и не хотелось останавливаться. Ей нравилось наблюдать, как его охватывает удовольствие. Но внезапно Майкл довольно грубо оттолкнул ее.

— Больше не надо, пока я не окажусь в тебе. — Пенелопа невольно покраснела, и он засмеялся негромко и ласково. — Неужели тебя смущает то, что я хочу войти в тебя, моя красавица?

Она помотала головой:

— Нет, меня смущает то, что я этого хочу. Леди не должны думать о подобных вещах.

Он крепко поцеловал ее.

— Вот уж чего я точно не хочу, так это того, чтобы ты скрывала от меня свои сладострастные мысли. Совсем напротив, я хочу услышать каждую из них! И хочу воплотить каждую в жизнь.

Теперь его пальцы двигались решительно, совершая у нее между бедер настоящие чудеса, и Пенелопа начала задыхаться.

— Майкл! Еще!

— Еще — что, моя красивая? — Кончики пальцев скользнули по тому месте, где она хотела его сильнее всего. Скорее подразнили, чем прикоснулись. — Еще — здесь?

Она ахнула, но он убрал пальцы до того, как она с мольбой повторила его имя.

— А может быть, здесь? — Один длинный палец двинулся чуть дальше. Пенелопа застонала.

— Везде!

— На какой жадной женщине я женился! Ей всего мало!

Он дразнил, целуя, удерживал ее на месте, исследуя ее рот, а пальцы его все это время совершали короткие круги, едва прикасаясь к ней. Майкл вскинул бровь, и к первому пальцу присоединился второй, двигаясь медленно и сладко.

Пенелопа не шевелилась. Не хотела, чтобы он останавливался.

— Мне так нравится трогать тебя там, Пенелопа, — прошептал он. Его грешная рука продолжала исследование. — Нравится узнавать тебя, чувствовать тебя, ощущать, какая ты влажная. — Пальцы снова двинулись вверх-вниз, шепот продолжался. Он чуть повернул руку, приближая ее к тому чудесному местечку. — Нравится изучать тебя.

— Найди его... — прошептала она, не в силах больше молчать.

— Найти что, любовь моя? — Изображает полную невинность! Бессовестный лжец. Пенелопа посмотрела ему в глаза, чувствуя свое могущество. — Ты знаешь что.

— Давай отыщем вместе.

Это было уже чересчур. Она схватила его руку и наконец-то, наконец-то потянула ее куда нужно. Наклонившись над ним, Пенелопа посмотрела ему в глаза и увидела в них порочное удовольствие и с трудом сдерживаемое вожделение. Его пальцы, направляемые ее рукой, раздвигали мягкие завитки и потайные складочки. Большой палец описывал медленные круги, и Пенелопе вновь показалось, что она сходит с ума.

Майкл смотрел, как она изнемогает от наслаждения, и дразнил ее не только пальцами, но и словами:

— Вот тут, любовь моя? Здесь тебе особенно приятно?

Она окончательно утратила стыд от этих греховных, поощряющих слов, от этих греховных, поощряющих пальцев и шепотом отвечала, подаваясь ему навстречу. А он трогал ее как раз так, как ей хотелось, описывал безупречные круги, гладил, надавливая именно так, как нужно. Словно знал ее тело лучше, чем она сама. Словно ее тело принадлежало ему.

А может быть, так оно и есть.

Один его красивый длинный палец скользнул глубоко внутрь, основание ладони потирало ноющее местечко, доставляя почти непереносимое наслаждение, и Пенелопа выкрикнула его имя, покачиваясь и прижимаясь к ладони, чувствуя, что сейчас случится что-то невероятное.

— Майкл, — прошептала она, вожделея большего.

Желая всего.

Ее переполняло желание и жадность, она хотела, чтобы он никогда не прекращал трогать ее самое потайное место. То, которое теперь принадлежало ему.

— Подожди меня, — шепнул Майкл, раздвигая ей ноги.

Он прижался к ней сильнее, убрал пальцы, заменив их бархатистым толстым естеством, потерся об нее, шумно выдохнул ей прямо в ухо и прошептал:

— Господи, Пенелопа... ты как огонь. Как солнце. И я ничего не могу поделать — я тебя хочу. Хочу быть в тебе и никогда не выходить. Ты мой новый порок, любовь моя... опаснее всех предыдущих.

Он скользнул ниже и сжал зубы, оказавшись прямо напротив входа, там, где она чувствовала себя такой пустой... где так в нем нуждалась. Пенелопа придвинулась ближе, наслаждаясь ощущением его естества. Желая, чтобы оно вошло глубоко.

Майкл застыл.

— Пенелопа.

Она открыла глаза и наткнулась на его серьезный взгляд. Он наклонился, впился в ее губы долгим, медленным, многообещающим поцелуем.

— Прости, что из-за меня ты чувствовала себя униженной, любовь моя... а сейчас ты самое драгоценное, что у меня есть. Знай это. Я обожаю тебя, — прошептал он. — Жаль, что я не тот мужчина, который тебя заслуживает.

Она накрыла ладонью его руку, лежавшую у нее на щеке.

— Майкл... ты можешь быть этим мужчиной.

Он закрыл глаза, притянул се к себе и поцеловал долгим, разрывающим душу поцелуем. А затем опустил вниз руку и отыскал то чудесное местечко, где глубоко внутри назревало наслаждение. Он гладил и ласкал ее бесконечные минуты, все снова и снова в идеальном, почти непереносимом ритме, а она подавалась ему навстречу, и он чувствовал, как нарастает ее напряжение. Майкл замирал, не давая ей достигнуть края, возвращал ее обратно на землю и снова доводил до обрыва, и снова отступал. Она отчаянно выкрикнула:

— Майкл!

Он поцеловал ее в шею и прошептал на ухо:

— Еще раз. Еще один разок, и я дам тебе все. Ты получишь меня.

На этот раз, когда она вновь достигла края и уже была готова сорваться с него, он вошел в нее одним долгим, плавным толчком, растягивая ее. Заполняя. Восхитительно. И Пенелопа пропала, рухнув с обрыва в его надежных объятиях, и выкрикивала его имя, и умоляла не останавливаться, и он не останавливался, и она уже не могла дышать, и не могла вымолвить ни слова, и не могла больше ничего... и обмякла в его руках.

Он обнимал ее целую вечность, гладил по спине нежно, ласково и терпеливо.

Она всегда будет любить его.

Не за то величайшее наслаждение, которое он ей подарил, но за ту почти непереносимую нежность, которой одаривал сейчас. За то, как он нежно гладил ее и шептал ее имя, словно ему принадлежало все время мира, а ведь он все еще оставался в ней, вздыбившийся и неудовлетворенный. Он не торопился со своим удовольствием, желая убедиться, что она свое уже получила.