Голубой молоточек - Макдональд Росс - Страница 9

Я коснулся пальцем одного из пятнышек и поднес его к свету. Жидкость была красной, запах не напоминал масло.

Впереди меня, на идущем вдоль тротуара газоне, кто-то громко захрипел. Это был мужчина, лежащий лицом на земле. Я подбежал к нему и опустился рядом на траву. На затылке мужчины было большое кровавое пятно. Я слегка приподнял его, чтобы осмотреть лицо. Оно также было окровавлено. Он охнул и попытался приподняться, жалко и комично отжавшись от земли, а потом снова рухнул лицом вниз. Я слегка повернул ему голову, чтобы он мог легче дышать.

Он приоткрыл один глаз и пробормотал:

— Хантри?.. Оставь меня в покое...

Потом снова нервно засопел, как сопят люди с искалеченным лицом. Я понял, что ранен он серьезно, а потому оставил его на газоне и побежал к воротам приемного покоя клиники. Там на складных стульчиках ожидало приема семь или восемь пациентов, среди них несколько детей. Растерянная молодая медсестра за столиком напоминала бойца, защищающего баррикаду.

— Недалеко отсюда, на этой улице, лежит какой-то тяжело раненный мужчина, — сказал я.

— Ну, так принесите его.

— Я не могу. Для этого необходима каталка.

— Далеко отсюда?

— Сразу за перекрестком.

— У нас здесь нет каталки. Если вы хотите вызвать скорую, то там, в углу, стоит телефон. У вас есть десять центов?

Она дала мне номер. Неполных пять минут спустя, перед входом остановилась карета скорой помощи. Я сел рядом с водителем и показал ему, как доехать до человека, истекавшего кровью на газоне.

Теперь он хрипел тише и реже. Санитар посветил на него фонариком. Я присмотрелся к лежащему. Это был человек лет шестидесяти с торчащей седой бородкой и густыми седыми волосами, залитыми кровью. Он походил на смертельно раненого морского льва и хрип его напоминал далекий рев этого животного.

— Вы его знаете?

Я как раз подумал о том, что его внешность отвечала приметам Пола Граймса, продавца картин, как его описывал хозяин винной лавчонки.

— Нет, — ответил я, — я его впервые вижу.

Санитар осторожно уложил его на носилки и довез до приемного покоя клиники. Я поехал с ними и стоял возле машины, когда раненого выносили. Он приподнялся на руках, чуть не перевернув носилки, и повернул ко мне свое изуродованное, мокрое и безжизненное лицо.

— Я тебя знаю, сукин сын! — прохрипел он, потом тяжело опал и остался неподвижным. Санитары поспешили с ним в приемный покой. Я же остался перед зданием в ожидании полиции.

Они приехали в машине без опознавательных знаков — два сержанта из следственного отдела в легких летних мундирах с лицами, холодными, как зимний ветер. Один из них вошел в здание, второй, сержант Леверетт, задержался рядом со мной.

— Вы знаете раненного?

— Никогда прежде его не видел. Я нашел его на улице.

— Почему же вы вызвали ему скорую?

— Это кажется мне вполне логичным поступком. — А почему вы не позвонили нам?

— Я знал, что это и так сделают.

Леверетт слегка покраснел.

— Вы говорите как знаток... Кто вы, черт возьми, такой?!

Я проглотил раздражение и сообщил ему, что являюсь частным детективом, приглашенным семейством Баймееров. Эта фамилия Леверетту была знакома, так как он резко сменил тон и отношение ко мне.

— Не могу ли я увидеть ваши документы, мистер?

Я показал. Он спросил, не задержусь ли я еще на минутку. Я ответил, что задержусь.

Оценивая свое положение достаточно вольно, я медленно прошел к ближайшему перекрестку и обследовал место, где появились пятна крови. Они уже почти высохли в теплом воздухе.

Неподалеку у тротуара стоял старый черный кабриолет с откинутым верхом. Ключи торчали в моторе. В щели между сидением и спинкой виднелся белый квадратный конверт. На заднем сидении лежала стопка небольших картин, написанных маслом на холсте, а возле них белое сомбреро.

Я зажег лампочку на приборном щитке и обследовал конверт. Это было приглашение на коктейль, адресованное Полу Граймсу, написанное на почтовой бумаге с грифом миссис Хантри и подписанное «Франсин Хантри». Прием должен был состояться сегодня, в восемь вечера.

Я глянул на часы — было начало девятого. Потом я обследовал кипу лежащих на сидении картин. Две из них были в старинных золоченых рамах, остальные не оправлены. Ни одна из них не напоминала виденные мною картины Ричарда Хантри.

Картины не произвели на меня большого впечатления. Несколько морских и приморских пейзажей и женский портрет, который я счел просто недоразумением. Однако, я не вполне доверял своему взгляду и вкусу.

Один из морских пейзажей я засунул в багажник своей машины, после чего вернулся к зданию клиники.

По дороге мне встретились Леверетт и второй сержант из следственного отдела. Их спутником был начальник отдела капитан Маккендрик, крепко сбитый мужчина средних лет в голубом мятом костюме, исключительно гармонировавшем с его помятым лицом. Он сообщил мне, что найденный мною человек умер. Я поделился с ним своими соображениями относительно личности умершего.

Маккендрик быстро переварил мою информацию и сделал несколько заметок в черном блокнотике. Особенно его заинтересовало то, что перед смертью Граймс вспоминал Ричарда Хантри.

— Я помню Хантри, — заявил он. — Я был еще новичком, когда он инсценировал свое знаменитое исчезновение.

— Вы думаете, что он исчез по собственной воле?

— Совершенно. Тому есть множество доказательств. Что это за доказательства, он мне не сказал. Ну, а я не сказал ему, куда направляюсь.

Глава 9

Я проехал центром города, миновав по дороге пустой и темный домик Граймса. Солоноватый запах моря и его прохладное дыхание достигло моих ноздрей прежде, чем я подъехал к побережью. Потом я миновал протянувшийся больше, чем на милю, приморский парк, внизу, на пляже, клубились волны, ненатурально белые в спустившейся темноте. Глядя на лежащие там и сям парочки влюбленных, я ощутил удовлетворение от того, что на этот раз не натыкаюсь на умирающих мужчин.

Ченнел Род высилась над крутыми скалами, окружавшими бухту. Я вдруг увидел внизу мачты стоящих у пристани яхт. Дорога, приближаясь к верху скального массива, удалялась от океана, огибала широкой дугой здание спасательной службы и тянулась дальше вдоль глубокого ущелья, выходившего устьем к морю. С противоположной стороны ущелье замыкалось склоном холма, на котором стоял дом Баймееров. Вилла миссис Хантри располагалась между ущельем и берегом. Это было строение из камня и бетона, украшенное многочисленными круто изогнутыми арками и башенками. Сбоку к ней была пристроена оранжерея со стеклянной крышей, в конце подъездной аллеи помещался выложенный плитами паркинг, на котором стояло около двадцати машин. Слуга в белом смокинге подошел к окошку моей машины и сообщил, что он сам ее поставит.

В открытых входных дверях меня мило приветствовала чернокожая горничная. Она не спросила ни приглашения, ни документов и даже не удивилась тому, что я одет не для приема, да и выражение моего лица не подходит к случаю.

Я миновал ее и, двигаясь на звук фортепиано, вошел в большую просторную комнату, высотой в два этажа, так что ее потолок одновременно был крышей дома. Какая-то черноволосая женщина играла «Someone to Watch Over Me» на огромном фортепиано, выглядевшем маленьким в этой комнате. Возле нее стояло около двадцати соответственно одетых людей с бокалами в руках. Вся эта сцена, казалось, принадлежала давнему прошлому и выглядела менее реальной, чем картины на стенах зала.

Из противоположного конца комнаты ко мне приблизилась миссис Хантри. Она была в длинном голубом вечернем платье, оставлявшем открытыми руки и плечи. В первую минуту она меня не узнала, потом подняла обе руки, как человек, встретивший радостную неожиданность.

— Как это мило с вашей стороны, что вы пришли! Я надеялась на это, когда говорила вам о своем небольшом приеме, и рада, что так и случилось! Мистер Марч, не так ли?

Она изучающе присматривалась ко мне. Не знаю, было это проявлением симпатии или страха.