Голубой молоточек - Макдональд Росс - Страница 13

— Вы не думаете, что Джейк утопился сам? — задал я вопрос.

— Нет. В общем-то нет... — она быстро сменила тему. — Я отдам вам все пять за сорок долларов. Сами полотна этого стоят. Вы должны это понимать, если вы художник.

— Я не художник.

— Иногда я думаю, был ли художником Джейк. Рисовал все последние тридцать лет — и вот все, чего он достиг, — она обвела широким жестом лежащие на столе картины, дом со всем содержимым и смерть Джейка. — Только вот это и я.

Она усмехнулась, вернее, частью лица исполнила невыразительную гримасу. Глаза ее, всматривавшиеся в туманное и унылое прошлое, оставались холодными, как глаза морской птицы.

Заметив, что я присматриваюсь к ней, она взяла себя в руки.

— Я не такая плохая, как вы думаете, мистер. Вам интересно, почему я все это продаю? Я должна купить ему гроб. Мне бы не хотелось, чтобы его похоронили на средства округа в одном из этих сосновых ящичков. И я не могу допустить, чтобы он продолжал лежать в морге окружной больницы.

— Хорошо, я куплю эти пять картин.

Я вручил ей две бумажки по двадцать долларов, подумав при этом, отдадут ли мне когда-нибудь Баймееры эту сумму.

Она брезгливо взяла деньги и держала их в руке.

— Это не рекламная кампания. Вы не должны покупать эти картины только потому, что знаете, зачем мне нужны деньги.

— Мне нужны эти картины.

— Зачем? Может, вы все-таки антиквар?

— Не совсем.

— Значит, я права. Я знала, что вы не художник.

— Откуда вы это знали?

— Последние десять лет я жила с художником, — она сменила позу и облокотилась об угол стола. — Вы не похожи на художника и говорите не как художник. У вас глаза не такие, как у художника. Даже запах от вас другой. — Какой?

— Может, запах полицейского. Когда Пол Граймс купил у Джейка те две картины, мне сразу это показалось подозрительным. Я не права?

— Не знаю.

— Так зачем же вы это покупаете?

— Потому что Граймс купил те.

— Вы думаете, что если он потратил на это деньги, то они чего-нибудь стоят?

— Я очень хотел бы узнать, зачем они были ему нужны.

— Я тоже, — сказала она. — А зачем они нужны вам?

— Потому что они были нужны Граймсу.

— Вы что, во всем ему подражаете?

— Надеюсь, что не во всем.

— Да, я слыхала, что временами он мог обмануть, — она кивнула головой, послав мне свою холодную полуулыбку. — Я не должна говорить этого. Я ничего не имею против него. Даже можно сказать, что я дружу с его дочкой.

— С Паолой? Это его дочь?

— Да. Вы ее знаете?

— Мы как-то встречались. А откуда знаете ее вы?

— Познакомились на каком-то приеме. Она говорит, что ее мать была наполовину испанка, наполовину индеанка. Паола красивая женщина, правда? Мне нравится испанский тип красоты...

Она зябко пожала плечами и потерла ладони, словно греясь в свете воспоминания о Паоле.

Я вернулся в Санта-Терезу и нанес визит в морг, помещавшийся в подвалах больницы. Знакомый мне помощник коронера, молодой человек по имени Генри Пурвис, проинформировал меня, что Джейкоб Витмор утонул во время купания. Он выдвинул большой ящик и показал мне голубоватое тело с большой курчавой головой и маленьким членом. Когда я выходил из холодного зала, меня била дрожь.

Глава 11

Помощник коронера Пурвис вышел со мной в приемную, словно его тяготило одиночество. Тяжелые металлические двери бесшумно закрылись за нами.

— У властей нет ни малейших сомнений в том, что смерть Витмора — это несчастный случай? — спросил я.

— Пожалуй, нет. Он был уже староват для плавания в прибрежных волнах возле Сикамор-Пойнт. Коронер признал это несчастным случаем. Даже вскрытия не производили.

— Думаю, Генри, вы должны потребовать вскрытия.

— Но зачем?

— У Витмора были какие-то дела с Граймсом. Это не случайно, что оба они оказались здесь. Вы же намерены производить вскрытие тела Граймса? Пурвис кивнул.

— Да, завтра с утра. Но я уже провел предварительное расследование и могу приблизительно утверждать, что явилось причиной смерти. Он был смертельно избит каким-то тяжелым предметом, предположительно, монтировкой.

— Орудие убийства не найдено?

— Нет, насколько мне известно. Спроси об этом полицейских, орудие убийства — это их парафия, — он внимательно присмотрелся ко мне. — Ты знал Граймса?

— Не совсем. Знал, что он торгует картинами.

— Он никогда не был наркоманом? — спросил Пурвис.

— Я не знал его настолько, чтобы быть в курсе этого. Какие наркотики ты имеешь в виду?

— Пожалуй, героин. У него старые следы уколов на предплечьях и запястьях. Я спрашивал об этом ту женщину, но она как воды в рот набрала. Устроила такую истерику, что, может, и сама наркоманка. Их полно даже здесь, в больнице.

— О какой женщине ты говоришь?

— Такой черненькой — испанский тип. Когда мы показали ей тело, она чуть по стенам бегать не начала. Я проводил ее в часовню и попытался вызвать к ней какого-нибудь священника, но в такое время ни одного не удалось найти... это ведь было среди ночи. Я звонил в полицию, они хотят с ней поговорить.

Я выяснил у него, где находится часовня. Это оказался небольшой узкий зал на втором этаже с единственным небольшим витражом, указывавшим на его предназначение. В зале стояла кафедра и восемь-десять обитых кожей кресел. Паола сидела на полу, свесив голову и обхватив руками колени, темные волосы почти полностью скрывали ее лицо. Когда я приблизился к ней, она заслонила голову руками, словно я намеревался ее убить.

— Оставьте меня в покое!

— Я не причиню тебе зла, Паола.

— Откинув гриву волос, она прищурилась и всмотрелась в меня, скорей всего, не узнавая. Даже здесь ее окружал ореол мрачного и безудержного эротизма.

— Вы не священник...

— Разумеется, нет.

Я присел рядом с ней на ковре, рисунок которого повторял мотивы витража. В моей жизни бывали минуты, когда я всерьез жалел о том, что я не священник. Меня все больше печалили несчастья других людей и я порой думал, а не является ли сутана надежной защитой от них. И понимал, что никогда не узнаю этого. Когда мы жили в округе Контра-Коста, бабушка предназначила меня для духовной карьеры, но я вырвался из-под ее власти. Глядя в черные непроницаемые глаза Паолы, я подумал, что в сочувствии, оказываемом нами женщинам в их несчастьях, всегда есть определенный процент желания. По крайней мере, иногда можно уложить ее в постель и пережить вместе минуты нежности, которые для священников являются запретным плодом. Но к Паоле это не относилось. Она, как и женщина из Сикамор-Пойнт, этой ночью принадлежала умершему. Часовня была наилучшим местом для них обеих.

— Что случилось с Полом? — спросил я.

Она испуганно глянула на меня, опираясь подбородком о руки и чуть надув нижнюю губку.

— Вы не представились. Вы из полиции?

— Нет. У меня небольшая фирма... — я передернулся, выговаривая эту полуложь — атмосфера часовни начинала действовать. — Я слышал, что Пол покупал картины...

— Уже не покупает. Он мертв. — Вы не собираетесь продолжать его дело в магазине?

Она резко вскинула плечи и затрясла головой, словно ей грозила внезапная опасность.

— Нет! Вы что считаете, что я хочу быть убитой, как мой отец?!

— Он действительно был вашим отцом?

— Да, был...

— Кто убил его?

— Ничего я вам не скажу! Вы ведь тоже неразговорчивы, — она наклонилась ко мне. — Это не вы сегодня были в магазине?

— Да.

— В связи с картиной Баймееров, правда? Чем вы занимаетесь? Вы антиквар?

— Меня интересуют картины.

— Это я успела заметить. На чьей вы стороне?

— На стороне порядочных людей.

— Порядочных людей не существует! Если вы не знаете этого, вы просто идиот! — она поднялась на колени, отмахиваясь от меня гневным движением руки. — И лучше валите отсюда!

— Я хочу помочь вам, — это не вполне было ложью.

— Разумеется! Вы хотите помочь мне! А потом захотите, чтобы я вам помогла! А потом загребете прибыль и пропадете! Вы ведь это имели в виду?! — Какую прибыль? Что у вас есть, кроме груды тревог и разочарований? Какое-то время она молчала, не спуская глаз с моего лица. В ее глазах я читал отражение процессов, происходивших в этой красивой головке. Ощупью она искала правильный выход, будто играла в шахматы или карты и задумалась, не стоит ли довериться мне, чтобы выиграть побольше.