С Барнаби Бракетом случилось ужасное - Бойн Джон - Страница 34

На мистера Мэкуори, похоже, произвело большое впечатление, что Барнаби знает, как зовут собаку его сестры, и он достал из кармана блокнот и что-то в нем записал. Барнаби надеялся, что это будет записка сестре.

— Что ж, раз ты не космический мальчик, — наконец сказал Джастин Мэкуори, — то, может быть, объяснишь мне, как ты оказался на борту орбитальной станции? Тебе следует понимать, что если мы отправляем в средний космос шесть человек, то мы рассчитываем, что вшестером они и вернутся.

— А разве другие астронавты вам ничего не рассказали? — спросил Барнаби, полагая, что если мистер Мэкуори не поверит ему, то уж им-то наверняка он поверит.

— Они рассказали мне сказку, да, — ответил тот. — Но она такая невероятная, что я ей не поверил.

— Все, что они вам рассказали, — правда, — сказал Барнаби.

— Но ты же не знаешь, что именно они мне рассказали.

— Они сообщили вам, что я подлетел к их космическому кораблю, заснул от смены атмосферного давления и они взяли меня внутрь, так?

— Так.

— А они вам рассказали, что я родился с таким заболеванием — я не слушаюсь закона тяготения и не могу оставаться на земле дольше нескольких секунд? Когда я был в космическом корабле, мне это как-то удавалось, хоть я и не понял почему. Может, все дело в моих ушах?

— Они про это упоминали, — признал мистер Мэкуори.

— А они вам рассказали, что я спас Наоки Такахаси, когда порвался белый трос и он начал отплывать в глубокий космос?

— Вы не летали в глубокий космос.

— Я имел в виду — средний.

— Да, все это они мне рассказывали. Но, послушай, Космический Мальчик…

— Хватит меня так называть! Меня зовут Барнаби Бракет!

— Ладно, Барнаби Бракет. Но мне рассказали только про то, что ты делал там, в корабле. С этим, похоже, не поспоришь. А я хочу знать, как ты вообще оказался в космосе.

И Барнаби ему рассказал.

Все подробности своей жизни — от самого рождения до той минуты, когда он попросил главу Международной космической академии больше не называть его Космическим Мальчиком, а звать, как полагается, Барнаби Бракетом.

— Да-а, много забавного я слышал в своей жизни, — произнес мистер Мэкуори, когда Барнаби умолк, — но с этим ничто не сравнится. У меня, наверное, нет выбора — только поверить тебе. Вопрос в другом: что нам теперь с тобой делать?

— Я могу поехать домой, — предположил Барнаби.

— Можешь, это правда, — согласился мистер Мэкуори. — Но сначала — главное. Прежде чем мы тебя куда-нибудь отпустим, нам нужно отправить тебя в больницу, в Рэндуик, где тебя тщательно обследуют. Проверят, не повредил ли ты себе что-нибудь, пока путешествовал. Не заразился ли какими-нибудь космическими болезнями.

Барнаби вздохнул.

— Ну ладно, — согласился он.

К вечеру он уже лежал в больничной палате, пристегнутый тугим кожаным ремнем к кровати, чтобы не взлететь под потолок, и ждал, когда его осмотрит врач. Его поместили в отдельный бокс на самом верхнем этаже больницы. То была лучшая палата — в ней даже имелся световой люк над кроватью, размером в половину всего потолка, и, когда Барнаби переворачивался на спину, можно было смотреть прямо в вечернее небо. Оно темнело. К счастью, медсестры нажали на кнопку в стене рядом с его кроватью и наглухо заперли окно в потолке — на случай, если ремень расстегнется и Барнаби взлетит. Странно было вспоминать, что всего пару дней назад Барнаби был там — летал в среднем космосе и рассматривал сверху очертания Австралии и Новой Зеландии далеко под собой. Теперь же он лежал в детской больнице Сиднея и смотрел снизу вверх на звезды, а они мигали во тьме. Барнаби гадал, летают ли сейчас в космосе какие-нибудь другие астронавты и смотрят ли на него оттуда.

Немного погодя пришла врач, взяла у Барнаби иголкой кровь на анализ — просто уколола его в подушечку большого пальца, — а потом обмотала ему плечо широкой лентой на липучке и накачала ее очень туго: казалось, что вся рука сейчас съежится.

— Уа, — произнес Барнаби Бракет.

— Да ладно, от этого больно не бывает, — сказала врач. Ее звали доктор Уошингтон. Очень симпатичная, черноволосая, и пряди этих волос она все время убирала за уши.

— Просто очень туго, и все, — сказал Барнаби.

Врач улыбнулась и постучала ему по колену резиновым молоточком — проверила, прыгает ли у него нога. Потом заглянула в горло и в глаза.

— Насколько мне видно, с тобой все в порядке, — сказала она чуть погодя. — Но все эти твои полеты — просто загадка, нет? Когда они начались?

— Секунды через две-три после того, как я родился.

— Они у тебя так давно? А ты к врачам обращался?

— Меня водили, когда я был маленький.

— И не прекратились? Ты всегда такой был?

— Всегда, — ответил Барнаби. — Каждую минуту моей жизни. — Он сел на кровати — и тут кое-что вспомнил. — Только на орбитальной станции все было по-другому, — сказал он, и доктор Уошингтон, которая уже выходила из палаты, развернулась и посмотрела на него.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Когда я был в космическом корабле, ноги у меня оставались на полу, — объяснил Барнаби. — К станции я прилетел сам, и вылетал из нее сам, а вот внутри…

— Где давление нормализовано…

— Доминик так и сказала! Она мне посоветовала проверить уши, когда вернусь на Землю.

Доктор Уошингтон долго и внимательно посмотрела на него, затем вытащила из кармана маленький инструмент с лампочкой на конце и заглянула ему в уши.

— Гм-м, — произнесла она.

— Что там? — спросил Барнаби.

— Погоди-ка минутку, — сказала доктор Уошингтон так, словно Барнаби мог куда-то убежать, и вышла из палаты. А вернулась с другим врачом — доктором Чэнсери. Тот вынул из кармана черно-серебряный приборчик размером с отвертку — у него тоже на конце была лампочка. Как и доктор Уошингтон, он заглянул Барнаби в уши и произнес:

— Гм-м.

— Я так и думала, — сказала доктор Уошингтон. — Гм-м.

— Да что такое? — спросил Барнаби. Он уже начал беспокоиться. — Что со мной не так?

— С тобой все совершенно так, — ответила доктор Уошингтон. — Совершенно ничего не так с тобой нет. Ты, вообще-то, абсолютно здоровый маленький мальчик.

— Тогда зачем вы смотрите мне в уши и говорите «Гм-м»?

— Тебе не о чем волноваться, — сказала доктор Уошингтон. — Мы просто возьмем у тебя несколько анализов, кое-что проверим и тогда лучше поймем, с чем имеем дело.

Барнаби ничего на это не сказал — он смотрел в световой люк на небо и думал: ну пусть иногда, хотя бы раз в столетие взрослый даст ему нормальный ответ на какой-нибудь простой вопрос.

Но тут в коридоре началась какая-то суматоха, и Барнаби глянул на дверь. Доктор Уошингтон и доктор Чэнсери выскочили наружу проверить, что там происходит. Барнаби слышал чьи-то громкие голоса, потом раздался шум потасовки, после чего все стихло. Через минуту в палату зашла только доктор Уошингтон — она поправляла прическу, как будто ее только что таскали за волосы.

— Извини, — сказала она.

— За что? Что там было?

— Репортеры из желтых газет. Разнюхали про тебя, понимаешь? Что ты умеешь летать. Что ты прилетел на орбитальную станцию. И теперь они хотят взять у тебя интервью для воскресного номера. Вероятно, следует сообщить, что за это они сулят тебе очень много денег. Если не будешь осторожен — станешь очень знаменит.

Барнаби скривился. Этого ему хотелось меньше всего на свете. Знаменитые люди, в конце концов, — не обычные люди, а если он приедет домой в Киррибилли с толпой журналистов, наверняка папа и мама будут не так рады его видеть. Может, ему даже не удастся встретиться с Капитаном У. Э. Джонзом — его сразу утащат обратно к Креслу миссис Мэкуори.

— Я не хочу с ними разговаривать, — сказала он. — Мне бы только домой.

— Боюсь, до завтра мы не сможем тебя выписать. Самое раннее — днем. Нам надо тебя ночь пронаблюдать. Ну и те анализы, про которые я тебе говорила, — их результаты будут готовы только к обеду, а там, быть может, они нам укажут совершенно другой курс. Но если хочешь, я могу позвонить твоим родителям и сказать, что ты у нас, целый и невредимый.