Река Богов - Макдональд Йен - Страница 23

Не делай этого, думает Вишрам. И не говори этого…

– Таким образом, я передаю руководство компанией сыновьям – Рамешу, Говинду и Вишраму.

Ранджит Рэй поворачивается поочередно к каждому из названных им, делая благословляющий жест. Рамеш совершенно раздавлен услышанным. Его крупные, покрытые выступающими венами руки лежат на столе так, словно с них заживо содрали кожу. Говинд старается выглядеть уверенно, оглядывает сидящих за столом и уже делит присутствующих на союзников и врагов. Вишрам пребывает в полном оцепенении – словно актер, внезапно забывший текст.

– Я назначил советников, которым полностью доверяю, чтобы они помогали вам в переходный период. Я на вас очень надеюсь, дети мои. Пожалуйста, постарайтесь быть достойными…

Марианна Фуско наклоняется над широким столом и протягивает руку. Рядом с ней на полированной поверхности стола лежит стопка каких-то бумаг. Вишраму бросается в глаза пунктирная линия в самом низу верхней страницы. Здесь должна стоять его подпись.

– Мои поздравления, и добро пожаловать в исследовательский отдел, господин Рэй.

Вишрам пожимает руку, твердое, уверенное и страстное прикосновение которой к собственному члену все еще очень хорошо помнит.

Внезапно он вспоминает «свой текст».

– Король Лир, – почти шепотом произносит Вишрам.

10

Шив

Йогендра выходит из внедорожника посередине улицы – рядом с входом в клуб «Мусст». Полицейские и воры сходны в том, что считают стоянкой любое место, где соблаговолят выйти из автомобиля. Йогендра открывает дверцу хозяину. Велорикши, неистово трезвоня, с обеих сторон объезжают громадную машину.

«Мусст»… потрясающие развлечения… «Тальв» – сообщает яркая неоновая реклама.

С тех пор как практически у каждого появился персональный ди-джей, сарисин с собственными ремиксами, клубы стали рекламировать себя под именами своих барменов. До уик-энда еще далеко, поэтому респектабельных мужчин, подыскивающих себе жен, в клубе нет, но девушек хватает. Шив усаживается на табурет у стойки. Йогендра садится рядом. Шив ставит банку с яичниками на стойку. Специальная подсветка превращает их в некий инопланетный артефакт из какого-нибудь голливудского фантастического блокбастера. Бармен Тальв передвигает стеклянную тарелку с пааном по поверхности из флюоресцентного пластика. Шив берет кусочек, перекатывает его за щекой, смакует.

– Где Прийя?

– Там, в конце зала.

Девушки в сапожках до колен, коротких юбках и облегающих шелковых блузках сгрудились вокруг стола, с которого и начинается клубное многолюдство. В центре в окружении бокалов с коктейлем десятилетний мальчишка.

– Черт, «брахманы», – произносит Шив.

– Внешность обманчива, он уже совершеннолетний, – замечает Тальв, разливая в два стакана содержимое шейкера, который отличается неприятным сходством с трофеем Шива из нержавеющей стали.

– Ведь есть же хорошие мужчины, которые способны дать женщине все, чего она хочет: хороший дом, достойную жизнь – такую, чтобы ей никогда не приходилось работать, – приличную семью, детей, место в обществе, и она отвяжется от этого десятилетки, как теленок от матки, – рассуждает Шив. – Всех бы перестрелял. Просто потому, что такие вещи противоестественны.

Йогендра активно закусывает пааном.

– Тот десятилетка может десять раз купить и продать здешний бар. И он еще будет вовсю развлекаться, когда нас с тобой уже опустят в священные воды.

Коктейль приятно холодноватый, он вселяет меланхолию, очень хорошо идет к паану, помогает ему легче проскользнуть в желудок. Шив оглядывает помещение клуба. Из девчонок не на кого сегодня и глаз положить. Те, что не хихикают рядом с брахманом, уставились в экран телевизора.

– На что это они так пялятся?

– Что-то, связанное с модой, – отвечает Тальв. – Тут привезли какую-то русскую модель, ньюта. Юри, кажется.

– Юли, – подсказывает Йогендра.

Его десны уже алы от паана. Освещение в баре имеет голубоватый оттенок, и нитка жемчуга, которую он постоянно носит, начинает отливать каким-то мистическим цветом. Красным, белым, голубым. Американская улыбка. Йогендра ни разу не снимал жемчужные бусы с тех пор, как стал работать с Шивом.

– Таких я бы тоже всех перестрелял, – говорит Шив. – Извращенцы. Что касается брахманов, то они мухлюют с генами, но у них хотя бы понятно, кто мужчина, а кто – женщина.

– Я читал, будто ньюты собираются получить разрешение размножаться клонированием, – мягко замечает Тальв. – Они согласны платить нормальным женщинам, чтобы те вынашивали их детей.

– Ну, это уж совсем мерзость, – говорит Шив.

Когда он поворачивается, чтобы поставить пустой стакан, то на отливающей голубым барной стойке обнаруживает клочок бумаги.

– Что это?

– То, что принято называть счетом, – отвечает Тальв.

– Прошу прощения! С каких пор я должен оплачивать напитки в вашем заведении?!

Шив разворачивает крошечную квитанцию, бросает взгляд на сумму. Еще раз внимательно рассматривает счет.

– Нет, что такое?! У меня здесь уже больше нет кредита? Неужто вы хотите сказать: Шив Фараджи, мы тебе больше не доверяем?!

Девицы у телевизора поднимают головы, привлеченные звуками намечающегося скандала. В голубоватом свете они становятся похожими на дэви. Тальв тяжело вздыхает. Появляется Салман. Он владелец, у него есть связи, которых нет у Шива. Шив потрясает папкой с меню, словно обвинительным актом.

– Я говорил твоей здешней звезде…

– Я уже много слышал о вашей платежеспособности.

– Приятель, меня все уважают в этом городе.

Салман холодным пальцем касается ледяного металла со суда.

– Ваши акции больше уже не… не на подъеме, как раньше.

– Значит, какой-то подонок пытается мне подставить ногу? Ну что ж, скоро я буду хранить его яйца в сухом льду…

Салман отрицательно качает головой.

– Вы ошибаетесь. Проблема исключительно макроэкономического свойства. Тенденции рынка, сэр.

И вдруг весь бар-клуб «Мусст» как-то «отъезжает» от Шива, его стены уходят куда-то вдаль, остается только голова брахмана, громадная, раздувшаяся и покачивающаяся из стороны в сторону, словно праздничный разрисованный и наполненный гелием воздушный шар. Она смеется над Шивом смехом маленького идиота.

У некоторых в подобных случаях перед глазами начинает плыть красноватая дымка. Шив всегда видит синюю. Густую, насыщенную, вибрирующую синеву. Он хватает тарелку с пааном, разбивает ее, прижимает руку Тальва к стойке и заносит длинный кусок острейшего стекла над большим пальцем бармена, словно нож гильотины.

– Посмотрим, как этот беспалый будет смешивать коктейли, – цедит сквозь зубы Шив. – Бармен. Звезда.

– Ну-ну, успокойся, друг, – медленно и с раскаянием в голосе произносит Салман, но Шив понимает, что это шипение кобры… а вокруг – снова синева, дрожащая, пульсирующая синева.

Кто-то кладет руку ему на плечо. Йогендра.

– Ладно, – говорит Шив, ни на кого не глядя. Кладет осколок тарелки, поднимает руки. – Ладно.

– Я постараюсь забыть о случившемся, – говорит Салман. – Но в любом случае я жду оплаты по счетам. Полной оплаты, сэр. В течение тридцати дней. Стандартные условия.

– Ладно. Чувствую, здесь что-то не так, – бормочет Шив, отступая. – Но я обязательно выясню, что именно, и вернусь, чтобы выслушать твои извинения.

Он опрокидывает свой табурет, но не забывает прихватить банку с «препаратом».

По крайней мере Шив добился того, что все девицы разом уставились на него.

Аюрведический ресторан закрывается ровно в восемь, так как, согласно философии Аюрведы, есть после восьми часов вечера нельзя.

По тому, что происходит в переулке, Шив заключает, что ресторан больше не откроется. У дверей стоят наемный фургон, две тележки, в которые впряжены пони, три трехколесных грузовых мотороллера, а несколько носильщиков выносят какие-то коробки. Старший официант Видеш занимается разборкой столиков и поэтому даже не поднимает глаз на врывающихся в ресторан Шива и маленького «вундеркинда».