Дурак космического масштаба (СИ) - Бэд Кристиан - Страница 165

Айим тихонечко заходил сбоку. Видимо, на всякий случай.

— Гады вы, — буркнул я и сел. — Захочешь кому по шее надавать — так…

— Ну, по шее-то можно, — усмехнулся Неджел и встал. — Это — дело святое. Пошли, мужики.

Келли покосился на меня, но поднялся. Айима утащил за рукав Джоб. Через минуту в палатке остались я, Лекус и Проводящая. Она с удовольствием ела орехи и взирала на нас с материнской улыбкой. Дарайя точно знала, что ничего я Лекусу уже не сделаю.

Чернила замерзли. А может, Энрихе просто не справлялся со старинным устройством для письма? Непослушные пальцы скользили, буквы разбегались, да и холод… Но так хотелось написать отцу на настоящей бумаге. Он вздохнул и полез в шкаф за термокостюмом.

Келейку ему выделили маленькую, вырубленную в сплошном камне, температура держалась на плюс восемнадцати, но от узкого окна несло холодом и по ногам дуло.

В дверь постучали. Игор?

Иннеркрайт угадал — в проёме чернела широкоплечая фигура наследника здешней стужи. Плащ распахнут, рубаха — расстегнута и топорщится над кудрявым чёрным волосом на груди: кое-кому, оказывается, жарко. Он кивнул — заходи. Костюм надеть не успел — пришлось поставить чайник.

— Замёрз? — улыбнулся Игор.

— Есть немного, — ответил в том же тоне иннеркрайт. — И как у вас все вашуги ещё не передохли от холода?

— Шкура у них особенная. Потому и блестит так. Часть волосков срастается в чешуйки, это — верхний слой, он отражает или поглощает солнце, как зверь шкуру вздыбит, а второй слой волоса пропитан жиром и не дает промокать подпушку. У взрослых особей чешуйки иногда образуют своеобразный панцирь, не враз пробьешь. Наш-то вчерашний знакомец молодой ещё был совсем, подросток, тонны полторы, от силы.

— Как это? — удивился Энрихе. — Мне сначала показалось…

Он даже растерялся. Показалось-то, что тонн двадцать. Потом, правда, он сам себе удивлялся, глядя на уходящего зверя.

— Так пугает, — тепло и открыто улыбнулся Игор. — Не только рычит, но и морок наводит, что большой, мол, и страшный.

Он прошёлся по комнатушке, приземистый и широкоплечий, как гном из сказки, присел за деревянный стол.

— Мне другое не нравится. Не мастер я, понятно, но, думаю, именно за Радо зверь приходил. Если бы не ты, я бы не успел. Спасибо тебе.

— Не за что, — улыбнулся Энрихе. — Я ведь не знал, как с ним надо. А тестер — замёрз.

— Не знал, — согласился Игор. — Но не растерялся. Жалко ты не учиться сюда прибыл. Получилось бы у тебя. Я, когда ты на зверя смотрел, видел — любопытства больше, чем страха.

— Да я, вообще-то, не против, но кто меня возьмёт? Мастер и не говорил со мной толком. Посмотрел, кивнул — живи, мол.

Энрихе сам себе не признавался в том, что белая бездна зовёт его. Ещё когда в родовом гнезде Сиби был, на Домусе, замечал. Там — другая белизна, не такая сильная, но манила тоже. Хоть и холода не любил, а нравилось летать над бескрайними пустошами и горами, подсматривать за зверем. Особенно любил он игры скальных леопардов, айсхетов, как их там называют. Смотрел, как любят друг друга кошки, как растят детёнышей. Тамошний леопард — не чета здешнему хайбору, хотя общее в повадках есть.

— Есть, — улыбнулся Игор. — Мощные звери. Иного, матерого, и вашуг боится. Хайбор ловчее. Прыгнет вашугу за холку и рвёт его сверху. Тот только лапами машет. Редко такое бывает, на видео я смотрел.

— А мастер зверя, он в контакт входит или правда зверем становится? — не удержался Энрихе. Заразился, что ли, от капитана этого языкастого? Вопрос был из тех, на которые не отвечают.

Игор улыбнулся рассеянно, не зная, что и сказать.

— Я не мастер, — повторил он, разводя руками. — Но я полагаю, с каждым это происходит так, как знает только он.

Когда Дарайя погладила Эмора по голове, и ночью он весь лагерь перебудил, это была всё-таки немного смешная история. Ну, приснилось парню, ну испугался.

Но этой ночью не проснулся только ленивый.

Я и сам видел во сне что-то странное. Оно не то, что напугало, но закрутило и выбросило меня из небытия. И тут же я услышал крик. Кто-то кричал во сне. Пока оделся, подскочило ещё человек двадцать.

Объяснить, что снилось, никто не мог. Сходились на том, что сон был неприятный и пугающий.

Дарайю едва нашли, она и ночью, уходила, оказывается для медитации в горы. Да так уходила, что дежурные не видели. Рос её однако, быстро отыскал.

Проводящая слушала нас, качала головой и долго расспрашивала Дерена. Парень запомнил свой сон лучше прочих: уродливый человек в черно-багровом костюме, и ночное небо с непривычными созвездиями.

Глава 26. Этюд в неприятных тонах

Низкорослый, кривобокий мужчина в чёрном плаще с багровой подкладкой шёл, прихрамывая, мрачным каменным коридором. Неровные звуки шагов возбуждали галоидные лампы, и они медленно разгорались перед ним, постепенно угасая за спиной.

Наблюдателю, замершему на узком карнизе под высоченным потолком, казалось, что по коридору медленно движется светящаяся змея. Но он не обольщался. Не был Энсель Айиктан Эйвори, эрцог дома Нарьяграат, какой-то особенной, сияющей гадиной. Он был просто гадиной. И премерзкой.

Походка эрцога казалась походкой работяги, уставшего от многотрудного дня. И если бы наблюдатель не видел плоды скорбных "трудов" Энселя Эйвори — вряд ли сумел бы догадаться, что клокочет и поёт в мерзком нутре кровавой мрази.

Но он видел! Он сумел запустить в подземелья Альдиивара сеть живых мнемографов. И теперь каждый слизень фиксировал изображение и передавал собрату нервный импульс, а специальная оптическая камера складывала эти сигналы в цельную картину. И картина была ужасна.

В Подвалах дома Нарья не просто пытали и убивали людей. Процесс был эстетизирован и поставлен на поток. Наблюдатель видел изогнутые коагулирующие ножи для фигурного снимания кожи с живых, иглы из жидкого нейлона, прорастающие в ткани жертвы, уникальные психовизоры и гипномашины высочайшего класса. Здесь использовали всё, начиная от самых свежих медицинских разработок и кончая приёмами пыточных алайских борделей.

Дождавшись, пока лампы погаснут, наблюдатель бесшумно спустился и исчез в ответвлении главного коридора.

Дрегор спешил, ему нужно было успеть передать увиденное, пока его собственная судьба не стала явью. Он мог, конечно, бежать, бросив всё, ради чего сюда прибыл, но долг уже перерос желание жить. Экспериат был поглощён узнанным и желал лишь исполнения миссии.

То, что ему открылось сегодня, ставило всё мироздание людей с ног на голову. Издавна в Сороднении считали, что мать Вселенная не принимает извращенцев, и искажённый Путь сам по себе невозможен. Он не вызовет отклика золотых нитей бытия!

Но Дрегор видел, как кровавые выродки приносили жертвы и пили энергию себе подобных. И паутина принимала в себя проклятых так же, как и святых. И правы были Ушедшие: нет во вселенной добра или зла — одна свободная творческая воля. Добро или зло — в самом человеке!

Дрегор ушёл в рассуждения и потерял бдительность. Огромная чёрная тварь с красными светящимися глазами вынырнула вдруг перед ним из темноты. Боргелианин бросил ей в морду горсть сонного порошка, но было поздно. Завывание зверя возбудило фотоэлементы, вспыхнул свет… Лицо экспериата совершенно точно запечатлелось теперь. И не на кристалле, а в локальной сети.

Следовало бежать, но боргелианин медлил. Собственная жизнь всё отдалялась от него и утрачивала смысл. Знание, вот что было дороже сиюминутности бытия. Дрегор замер у стены не в силах нести увиденное дальше, колени его подогнулись. Он должен отдать знание во всеобщую сеть и будь что будет!

Я едва дождался, пока вернётся Абио. Тем же вечером собрал всех кто в теме у себя в палатке. Спросил Дарайю, брать ли Логана? Проводящая пожала плечами: пойдёт — бери. Он пошёл. Правда, забился в самый дальний угол, вместе с Лекусом и Кьё. Хотя… Какие дальние углы в помещении четыре на шесть метров? Просто уселись, гады, за спиной.