Дурак космического масштаба (СИ) - Бэд Кристиан - Страница 120

Он выключился, но я успел заметить, что в кабинет кто-то входит.

Что ж, что хотел, я сделал.

Вышел в приёмную. Вместо Дьюпа обнаружил там Леса, которого сгрёб и основательно помял. Лес был в полной спецоновской форме, которая ещё больше подчеркивала, как он возмужал.

Дьюп вошёл вместе с Оби Лекусом. Я сделал любезное лицо: у Оби были свежие капитанские нашивки. Но лендслер не дал нам раскланяться, а сразу двинулся в кабинет и плотно закрыл дверь. К моему удивлению, Лес тоже вошёл.

— Рыба клюнула, наконец, — сказал Дьюп спокойно. — Фон Айвин связался с капитаном, он кивнул на Лекуса, и очень желает его видеть.

— Может, вместо Лекуса мы ему сразу отправим взрывное устройство? — пошутил я.

— Нет, — не принял тона Колин. — Генериса будут судить. Публично.

Я вздохнул с притворным разочарованием.

— А у меня были для Душки такие интересные личные предложения в плане модификации взрывных устройств.

— "Душка" мне нравится, — сказал Дьюп. — Это подойдёт.

Лекус кивнул. Лес стоял у него за спиной, как ординарец.

— Я только не понял, что тут делает мой крестник? — спросил я, переводя взгляд с Леса на новоявленного капитана. — Вы, Лекус, вылетаете в пасть к Душке, а он?

— И он тоже вылетает, — ответил мне Колин. — У мальчика хорошие нервы. Он там пригодится.

Я внимательно посмотрел на Леса. Тот едва не улыбался. Ну, ясно, доволен назначением и рад, что такой самостоятельный. Полный щенячий набор.

— Капитан Лекус, — сказал я, поманив Оби в сторону. — На два слова.

Я ему действительно сказал всего два слова, на тему того, что задушу, если по его вине с мальчишкой что-то случится. Кажется, он меня понял.

Потом Дьюп улетел на соседний континент, а я, наконец, нашёл время побыть наедине с Вланой.

Два месяца на Къясне я провел без гормональной терапии, которая сдерживает нашего брата, пока мы в космосе, провел в окружении девчонок и женщин. Но сексуальный контакт у меня был только один. Меня к нему вынудили. И после я понял, что сам не хочу уже вообще ничего. Мне нужно что-то большее, чем секс и это, большее мне могла дать только Влана. А значит, женщина у меня теперь только одна. У неё — многоразовая девственность. Это война.

Я сидел на кушетке возле медицинской капсулы с телом Вланы в комнате, смежной с кабинетом Колина. Я знал, что никто сюда не войдёт: охрану помещений спецона на Аннхелле Дьюп инструктировал сам, к тому же у дверей и во дворе находились мои парни.

И я был погружен в себя совершенно, не отвечая на внешнее. Когда закружилась вдруг голова, подумал сначала, что это следствие неудобной позы или усталости. Но это было иное.

Меня потянуло в сон, сознание расплавилось. И я увидел кого-то вокруг меня. Вернее, больше ощутил, чем увидел. Чужие тени были призрачными, я до конца не понимал, дремлю и, или действительно что-то происходит.

Мне рассказывали о таком. Эйниты называют это состояние "зов", душа как бы зависает в многомерности, ещё соприкасаясь со своим носителем, но уже неявно и нечётко. Меня притягивало другое место, где находились бестелесно такие же, как я…

Но я не хотел сейчас отрываться от Вланы, я хотел быть с ней. И сознание моё скользнуло словно бы по намагниченной нити, я на миг ощутил себя над переплетением мировых линий…

Эйниты не вмешиваются. Когда они лечат — то просто выравнивают жизненную силу пациента, пользуясь своей личной жизненной силой.

Я вспомнил. Нужно, чтобы был контакт сгустка энергии в паутине нитей с моей нервной системой. И нужно осторожнее — если нервная система не выдержит, я сделаю только хуже.

Я искал там, в переплетениях бытия Влану, её жизнь — маленький тусклый серый шарик. Напряжения не было. Всё казалось таким легким и простым…

Я ощутил биение мерцающего серого сгустка на линиях бытия, попытался соотнести это чувство со своим внутренним миром, где цвет был живой и красный.

Не знаю, вышло что-то или нет, но это было не трудно. Просто контакт или возникал, или терялся. Может, я не умел прикладывать усилий, или усилие требовалось какого-то другого, непривычного порядка? Но как нагрузку я его не ощущал. И мне показалось вдруг, что у меня получилось. Пришла уверенность, радость. Я изменил что-то. Серый шарик откликнулся…

Я открыл глаза и посмотрел на Влану: сероватое лицо, дыхание, заметное только аппаратам.

Глупое, неумелое животное!

На меня вдруг навалилась непонятная усталость. Не стоило разделять её с Вланой. Я осторожно поцеловал её и вышел.

Глава 9. "Что угодно богам?"

— … только Беспамятным угодно такое самомнение, Аний. Ибо "Астаи э амоэ претопатротэ", что в приложении к современной ситуации я перевёл бы как "промедление подобно оскорблению". Тем более, пока ты разваливал здесь всё, что только можно было развалить, я нашёл нового союзника…

— Ты искренне полагаешь, что фон Айвин — новый союзник? — усмехнулся Локьё, откидываясь в кресле.

Бгоро Тауэнгибер с нервностью породистой лошади мерил шагами немаленькую, в общем-то каюту, но он был высок, порывист, и простора ему не хватало.

— Фон Айвин… — начал регент на возвышенных тонах.

— Проститутка, — с вежливой улыбкой осадил его эрцог. — Пользованная неоднократно и не только нами. Фон Айвин непоследователен и труслив. Невольным союзником он может быть, но не более того. За его спиной маячит военный министр, человек давно и безнаказанно продажный. Он уже сам не знает, кому служит. А ты, Бгоро, до этого времени даже с алайцами боялся связываться. И не представляешь, что значит иметь дело с людьми беспринципными и продажными в самой своей сути.

Регент застыл посреди кабинета. Эрцог добился того, чего хотел — спутал приоритеты. Теперь Бгоро нужно будет несколько часов накручивать себя по новой, чтобы снова поднять тему фон Айвина и возобновления военных действий. Но, эрцог не сомневался, он — накрутит.

Бгоро ещё пару секунд поторчал чёрной статуей посреди кабинета, потом дёрнул ушами и снова зарысил. На этот раз — к креслу. Разговор утомил его. Локьё не следил за тем, сколько нервной энергии вкладывал в слова, у него слишком болела голова.

Бгоро мысленно продолжал спор, но аргументов не находил.

Он выглядел излишне смуглым для доминанта. Кожа его была не просто коричневой от загара, она была черной. А лет пятьдесят назад эрцог знавал Бгоро жгучим, кудрявым брюнетом. Но теперь регент голову тщательно брил, а из-под черного пигмента пробивался нежный, золотистый тон. Тауингибер болезненно относился к нечистоте собственной крови. Ходили слухи, что он и волосы выпрямил, но скрывает это до поры, видимо, ожидая, когда хорошо знающие его сдохнут.

Локьё вздохнул и закашлялся. Завтра этот разговор, скорее всего, повторится. Регента невозможно убедить в чём-то, расходящимся с его собственным мнением. Он затыкается не за тем, чтобы обдумать чужие аргументы, но чтобы подобрать свои. Впрочем, Пфайфер, тот — вообще не слушает никого, кроме себя.

В висках заломило сильнее, и Локьё прикрыл глаза.

Дверь разъехалась, вошёл молодой помощник Домато.

— По вашему слову, мой лорд, — сказал он спокойно, понимая, что Тауэнгибер совершенно не в курсе взаимоотношений эрцога и свитских и не знает, что заходящие даже по приказу, никакого права голоса в кабинете Локье не имеют.

Значит, Домато послал Элиера прервать этот разговор. Эрцог сбросил ему медицинское заключение, присланное имперским капитаном, так и не успев прочесть. Домато прочел, и он озабочен.

— Извини, Бгоро, я должен на время отдать своё тело медицине, — сказал Локьё, поднимаясь.

— Я не претендую на тело, — скривился регент, но не встал, чтобы уйти. Задушить его, что ли?

Молодой врач тем временем готовил кресло для массажа головы. Потом стал зачем-то доставать совершенно ненужные сейчас медицинские инструменты. На Тауэнгибера он, казалось, не обращал никакого внимания, но регент вдруг заёрзал, глядя на блестящие железяки.