Камень, ножницы, бумага - Макдональд Йен - Страница 25

Если у вашего врага имеется чувство юмора, это всегда опасно. Спросите у Бэтмена.

Я подъезжаю к воротам – стражники рычат, – слезаю с велосипеда (сиди на месте, добрый верный страж) и поднимаю свою голую правую руку к камерам слежения.

– Эй, там! – По-японски это звучит не так беззаботно, как мне бы хотелось. – Впустите меня. – И зеленые ворота «земли обетованной» раскрываются. Я клею биораспадающийся листок с фрактором лицевой стороной к линзе камеры. Бинах, владыка времени, позаботится о тех, кто сидит за мониторами. Удивленные стражники тянутся к внутренним карманам. Слишком медленно, ребята. Я отрываю листок с отпечатанным фрактором от демонического ящика, висящего на поясе, и пришлепываю его себе на шлем… и исчезаю, как только их окуляры доходят до области моего сердца. Потерянные акры, фрактор слепого пятна, о котором говорила Бекка. Исчезает все в радиусе двух метров, в этой зоне центры восприятия свертывают пространство. Пока охранники размахивают кулаками, как дуэт из борцов сумо, я подпрыгиваю и наклеиваю пару листков с Бинахом на их стекла из защитных забрал. Застыли. Играющие статуи. Секунда – и сзади на моем шлеме появляется второй фрактор Потерянных акров. И вот я уже готов плыть по реке из выровненного гравия меж темных рододендроновых берегов. Та парочка охранников, что попадается мне на пути, не имеет никаких шансов против врага, который может вынырнуть из зоны слепого пятна и заморозить их без движения, остановив время фрактором. Надо только молиться святому Дайцы, чтобы на их забралах не оказалось выведенных наружу датчиков: в инфракрасном свете я гол, как леди Годива, и так же беззащитен. Но самая большая опасность – это собаки, вроде тех, с которыми мне пришлось воевать в сахарном тростнике. Фрактор Потерянных акров не обманет их чуткие носы, а чтобы воспользоваться, как в тот раз, Кетером, мне придется выйти из слепого пятна. Я лезу напролом сквозь рододендроны и оказываюсь на широком, прекрасно подстриженном газоне, который усеян бюстами в два человеческих роста: Будда, Эдди Кох-рейн, Чак Берри, Пэтси Клайн, Литтл Ричард, Билл Хейли. Ну и, конечно, Элвис. Рай рок-н-ролла. Среди великих теней пасутся мунтжаки с урезанными генами. Сюрреалистичное зрелище, однако карликовые мунтжаки означают отсутствие киберпсов. За газоном желтая гравиевая дорожка, за желтым гравием – здание в духе Скарлет О'Хара. Единственным знаком, что я все еще в Японии, а не в прибежище сопливой мечты – Америке, является орел-громовержец, оседлавший портик над входом.

За углом я вижу бассейн в форме гитары. Мои передвижения не остаются незамеченными, но я и не рассчитывал проникнуть в sanctus sanctorum – святая святых – без сопротивления. Подкрепление выстроилось на пятачке гравия: в руках автоматы, глаза устремлены к небу, как будто они ожидают нападения Супермена. Ничего сложного, надо только собраться с духом и сделать быстрый, сумасшедший бросок по грохочущему, предательскому гравию и надеяться добраться до двери до того, как они опустошат магазины на звук моих шагов. Ну, Этан, вперед, вперед…

Они даже не повернулись. Что-то уж слишком легко. Сверхъестественно легко. Внутри земли обетованной я закрываю дверь, задвигаю засов и снимаю маску человека-невидимки. Для внутренних покоев у меня есть другое оружие: Гевурах – разрушительный страх Божий. Двигаясь по коридорам, как Божья кара, я повергаю в ужас и бегство всех, кто попадается на пути, и при этом обнаруживаю, что моя «земля обетованная» – это загадка во чреве шутки. Слащавый фасад – всего-навсего пустая раковина для офисов и проходов, а внутри, если заглянуть в окна или вентиляторные отверстия, виднеется огромное помещение, размером во все здание, крытое стеклянным колпаком и облицованное тем, что я могу описать только как видиостены высотой в три этажа. Сотни телевизоров, тысячи. На полированном деревянном полу стоят четверо неосинтоистских ворот тории; каждые смотрят на одну из сторон света. А между ними – облицованный содзи и крытый черепицей Зал Дайцы.

И в первый раз моя уверенность, моя самонадеянность дрогнули. Господин Дайцы, не оставь меня!

Почудилось или вся масса телевизоров действительно заполнена лицами?

Слишком опасно уходить, распространяя ложь. Я подношу демона Страха к огню своей серебряной «Зиппо» и держу, пока он не скрючивается и не сворачивается в смертных кольцах. Потом поднимаюсь по ступеням к двери с надписью «АМИНИСТРАЦИЯ И БУХГАЛТЕРИЯ».

– Доброе утро, – объявляю я собравшимся секретаршам, младшим менеджерам, делопроизводителям, счетоводам и двум хорошеньким крошкам-панки в облегающих комбинезонах. – Пожалуйста, не пугайтесь. – Ласковое журчание Джеймса Мейсона из «Противной девчонки» у меня все же не выходит, но все лица поворачиваются в мою сторону, и я ловлю их души в свою правую руку. – Инструкции, которые я собираюсь загрузить в ваши рабочие станции, подлежат неукоснительному исполнению, нарушать их абсолютно недопустимо. Всем понятно? – Кивнули даже парни в модных – как у киногероев – костюмах. Я мечтал об этом с того момента, как идея пришла мне в голову, пока я крутил педали, удаляясь от Танацакии. – Вы организуете выплату каждому держателю акций ToSec суммы, эквивалентной дивидендам за пять лет. Вы выбросите на тихоокеанский рынок все акции, которые находятся в собственности компании. Все, что останется, разделите между собой, потом как можно быстрее покинете здание и отправитесь в длительный отпуск.

Разумеется, демонический ящик с фрактором Канджи на экране сообщает это значительно более убедительно, но ведь каждому мужику хочется хоть раз в жизни почувствовать себя Робин Гудом, гарцующим по Шербургскому лесу. Забрать у богатых и раздать бедным? И пусть скромный танец пальцев по клавишам не похож на величественные пассы мага от индустрии, но он означает истинное разрушение, полный экономический крах «Тоса Секьюрити».

Двойные двери раскрываются без моей команды. Я молча скольжу по сверкающему полу к самому сердцу земли обетованной. И так же молча утыканные телеэкранами стены заполняются лицами – мужскими, женскими, молодыми, старыми. Европейцев и американцев немного. Среди лиц странный пустой экран, по которому промелькнула путаница образов, резанувшая по глазам, как фрактор. Колонны ворот тории усеяны клапанами для душ.

Создаваемая «Тоса Секьюрити» империя мечты сооружается и поддерживается руками мертвецов, украденных душ, порабощенной памяти многих. Здесь десятки, возможно, сотни функционирующих систем. За ними надо следить, управлять ими, контролировать их. И все это осуществляют они. Бдительные. Неутомимые. Надежные. Вечные. Если мертвые – цифры и датчики этой империи, то кто… что же является ее движущим интеллектом? Дверь в Зал Дайцы распахивается. Что мне остается? Только войти.

Висячие бронзовые светильники озаряют ясные лики сотен буддийских святых, которые обрамляют стены. Я узнаю Кэннона, Дайницы, Бинзуру, навеки лишенного просветления из-за пристрастия к крепким напиткам. Место центрального образа в алтаре занято чем-то, напоминающим древние рыцарские доспехи с телевизором вместо головы.

– Жизнь имитирует анима? – говорю я по-английски, двигаясь между боддисатвами и боддидхармами. Теперь я вижу, что древние доспехи укреплены на корпусе популярного промышленного робота Дорнье, такого же, как Одджоб Луки Касиприадин, который сопровождал нас в калифорнийском чистилище. Я продолжаю приближаться, пока не вижу, что мое лицо полностью отражается в пустом экране под пикирующим крылатым силуэтом.

– Совсем рядом люди спокойно завтракают и смотрят утренние новости.

Лезвие кажется ужасающе ярким серебряным пятном, стальной ветер бьет мне в лицо, оно готово к удару, как и моя левая рука, тоже готовая и тоже к удару.

– Это легко могла бы оказаться и ваша голова, мистер Ринг. – Английская речь. Стандартное произношение. Достаточно идиоматичное. Совершенное, как может быть совершенным только микрочип-переводчик самого высокого класса.

Я начинаю понимать. И очень сильно пугаюсь.