Дипломированный чародей - де Камп Лайон Спрэг - Страница 12

Тьяльви наклонился к Ши и потихоньку пробормотал:

Так, по крайней мере, считает Драпар из Атли.

Локи закудахтал — слух у него оказался неплохой:

— Истинно, малыш, истинно! Если бы кто другой, а не наш друг и великий защитник рассказывал эту историю, я бы ни за что не поверил.

— Ты сомневаться смеешь? — зарычал Тор.— Испытать захотел мою руку?

Он взметнул кулак. Локи увернулся. Тор рассмеялся — раскатисто, добродушно:

— И боги, и смертные в одном солидарны. Две вещи сомненью они подвергают: байки рыбацкие да женскую добродетель.

Он завернулся в одеяло, пару раз глубоко вздохнул и моментально захрапел. Локи и Тьяльви тоже притихли.

Страдая от бессонницы, Ши мысленно перебирал события дня. На новом поприще он выступил отвратительно. Это его очень расстраивало, поскольку он начинал испытывать к своим спутникам нечто вроде симпатии, даже к буйному и неприступному Тору. Этот здоровяк — отличный парень, из тех, на кого всегда можно положиться, особенно в кризисных ситуациях, когда требуется безоглядное мужество. Добро и зло для него наверняка разделены четкой прямой чертой: по одну сторону — белизна мела, по другую — чернота угля. Конечно, его раздражает, когда выясняется, что окружающие лишены этой силы и простоты.

А вот в Локи Ши далеко не был уверен. Конечно, Дядюшка Лис сохранил ему жизнь, но Ши подозревал, что хитрец руководствовался при этом какими-то своими соображениями. Локи собрался его как-то использовать, причем не только в качестве объекта для насмешек. Острый ум Лиса явно засек незнакомые приспособления, которые Ши притащил с собой из двадцатого столетия, и уже наверняка искал им применение.

Но почему же все эти чудеса науки и техники так его подвели? Почему он оказался не в состоянии прочесть простой английский текст?

А был ли он английским? Ши постарался представить свое собственное имя в письменной форме. Это удалось ему довольно легко. Стало быть, переместившись в пространстве и времени, он не стал неучем. Хотя минуточку, что же это такое? Он старательно сосредоточился на веренице букв, представшей перед его мысленным взором, и увидел следующее:

«Гарольд Брайан Ши»,— прочитал он. В то же самое время он сознавал, что перед ним отнюдь не буквы латинского алфавита. Он попытался мысленно написать другое слово — «человек». Оно обрело такую форму:

Что-то было не так. Слово «человек», как он смутно помнил, явно не должно состоять всего из четырех букв.

Постепенно до него дошло, что же приключилось. Чалмерс был прав, и даже более чем прав. Когда Ши перенесся из своего уютного института, расположенного на уютном Среднем Западе, в мир этой вопиющей дикости, автоматически произошла смена языков. Если бы этого не случилось, если бы сдвиг был только частичным, он сошел бы с ума, превратился в идиота. Но сдвиг оказался совершенно полным. Он говорил на древнескандинавском языке, прикасался к древнескандинавским богам и вкушал древнескандинавскую стряпню. Неудивительно, что все вокруг запросто его понимают!

Но, как неизбежное следствие, он утратил владение английским. Напрочь. И когда пытался представить, как пишется слово «человек», в сознании услужливо всплывали четыре рунические литеры:

Теперь он и представить не мог, как написать это слово по-другому. Потому-то и не удалось ему ознакомиться с «Настольной книгой бойскаута».

Вполне естественно, что и все приспособления его здесь не сработали. Ши угодил в мир, для которого не существовали за-

коны физики или химии двадцатого века. Здешняя структурная модель не предусматривала ни спичек, ни фонариков, ни нержавейки. Для любого из окружающих эти вещи были непостижимы, выходили за рамки обычных представлений. Следовательно, они и не существовали — превратились в забавные безделушки, не имеющие никакой практической ценности.

«Ну что ж,— сонно подумал Ши,— по крайней мере, теперь можно не выделываться перед этой публикой. Я пал уже так низко, что теперь могу вытворять что угодно — глупее выглядеть уже не буду. И какого только дьявола...»

5

 Ши проснулся затемно, дрожа от холода. Было по-прежнему выше нуля, но дул сильный ветер, а серые холмы затянуло пеленой дождя. Он зевнул и сел, закутавшись в одеяло, как индеец. Все еще спали. Некоторое время Ши сидел неподвижно, уставившись в одну точку и пытаясь восстановить ход мыслей, посетивших его прошедшей ночью.

Итак, мир, в который он попал — не исключено, что и навеки,— управляется своими собственными законами. Какими же? Единственное, что осталось при нем после перемещения,— это его сознание, сознание современного человека, привычное к изучению и анализу, способное из частного вывести общее. Так что ему должно быть вполне под силу выявить законы, властвующие над этим миром, и использовать их — что никогда не пришло бы в голову тому же простаку Тьяльви. Но пока ему удалось вывести только один закон: боги наделены сверхъестественной силой. Но должны ведь существовать и какие-то более частные закономерности, регулирующие даже такие...

Храп Тора, затихая, превратился в сопение, после чего рыжебородый протер глаза, сел и сплюнул.

— Подъем, асово воинство! — гаркнул он.— Харальд Репчатый, гляжу, уж пробудился? Опять ждет нас гнусный хладный лосось, ибо огненное волшебство твое провалилось! — Заметив, как напрягся Ши, Тор добавил: — Да ладно, не бери в голову. Мы, асы, смертным зла не желаем. Видал я куда более пропащих особей, чем ты, вставших в конце концов на путь истинный. Мы еще сделаем из тебя человека, малыш. Просто во всем бери пример с меня.

Он оглушительно зевнул и колко ухмыльнулся. Зашевелились и остальные. Тьяльви вытащил копченого лосося. Лосось, конечно, штука хорошая, но третий раз подряд — это, пожалуй, перебор.

Только они начали безрадостно жевать, как неподалеку послышались тяжеленные шаги. Сквозь пелену дождя проглянула какая-то серая фигура, от одного вида которой волосы у Ши встали дыбом. Фигура напоминала человеческую, но росту в ней было по меньшей мере десять футов, а массивные ножищи напоминали колонны.

Великан остановился и заглянул внутрь убежища, где укрылись путешественники. С бешено застучавшим сердцем Ши прижался к вогнутой стене, нащупывая охотничий нож. На них глядела огромных размеров физиономия с налитыми кровью серыми глазами и тощей бороденкой серо-стального цвета, выражение которой бодрости отнюдь не внушало.

— Ого! — всхрапнул великан, показывая желтые пеньки гнилых зубов.— Прошу пардону. Перчаточку потерял, так вот хожу ищу. Не почавкать ли вместе, а?

Ши, Тьяльви, Локи — все посмотрели на Тора. Рыжий бог стоял, широко расставив ноги, и несколько секунд изучающе разглядывал великана, после чего произнес:

— Доброму попутчику всегда рады мы. Можем предложить немного копченого лосося. А у тебя что есть?

— Скрюмир звать меня, приятель. По-моему, завалялось маленько хлебца да сушеная драконятина. Слушай-ка, а ты, часом, не Тор ли Одинссон — метатель молота?

— Ты близок к истине.

— Ну вааще! Это что-то! — Великан скорчил ужасную рожу, долженствующую, очевидно, изображать улыбку.

Изогнувшись, он снял со спины мешок и плюхнулся у входа. Ши рассмотрел его теперь получше и нашел, что и вблизи великан отнюдь не производил более отрадного впечатления. Длинные патлы монстра были забраны в пучок, из которого вместо шпилек торчали обглоданные косточки. С ног до головы он был облачен в меха, и хотя на плащ, очевидно, пошла шкура прародителя всех медведей, велик он ему не был. Скрюмир извлек из мешка ломоть местного хлеба размером с матрас и несколько кусков жесткого серого мяса. Все это хозяйство он раскидал перед путешественниками.