Сарантийская мозаика - Кей Гай Гэвриел - Страница 38

За подобное богохульство его бы сожгли, но это был всего лишь сон. Никто не умирает из-за своих снов.

Криспин проснулся в темноте перед рассветом. В течение нескольких мгновений пришел в себя, спрыгнул с постели и прошел по холодному полу к окну. Открыл ставни. Дождь прекратился, но с крыши еще капало. Стоял плотный туман. Криспин едва различал двор внизу. Там двигались люди — среди них должен быть и Варгос, седлающий мула, — но звуки доносились приглушенно, словно издалека. Девушка уже проснулась. Она стояла рядом со своей лежанкой, бледная, худая, похожая на призрак, и молча наблюдала за ним.

— Поехали, — через секунду сказал он.

Вскоре они уже шли по дороге, втроем, шагали на восток в окутанном туманом, сумеречном мире. Рассвет Дня Мертвых наступил, но солнце не взошло.

 Глава 4

Варгос из племени инициев не был рабом.

Разумеется, многие из наемных слуг на почтовых постоялых дворах, стоящих на основных имперских дорогах, были рабами. Но Варгос выбрал эту работу по собственной воле, и он без промедления сообщал об этом тем, кто обращался к нему не так, как следовало. Он подписал свой второй контракт на пять лет три года назад и носил копию с собой, хоть и не мог ее прочесть. Два раза в год он получал жалованье, кроме того, ему были гарантированы комната и стол. Это немного, но за эти годы он два раза покупал новые сапоги, приобрел шерстяной плащ, несколько туник, эсперанский кинжал и мог предложить шлюхе пару медных фоллов. Имперская почта предпочитала, естественно, рабов, но их не хватало, так как император Апий когда-то решил мирно договориться с северными варварами, а не усмирять их силой. Для сопровождения на дорогах требовались крепкие парни. Некоторые из таких крепких парней, в том числе и Варгос, были северными варварами.

Дома отец Варгоса часто высказывал свои взгляды — обычно сопровождая высказывания ударом кулака по столу и расплескиванием пива, — на работу и военную службу у толстозадых слабаков из Сарантия, но Варгос имел привычку не соглашаться с родителем по этому вопросу. Собственно говоря, именно после последнего такого спора он и покинул ночью деревню и отправился на юг.

Он уже не мог вспомнить подробностей того спора. Кажется, шла речь о предрассудках насчет вспашки при полной голубой луне, — но спор закончился тем, что старик, с головы которого капала кровь, неторопливо поставил на щеке младшего сына клеймо при помощи охотничьего ножа, пока братья и дяди Варгоса охотно прижимали его к земле. Несмотря на то что тогда Варгос яростно сопротивлялся и даже причинил немалый ущерб, позже он вынужден был признаться самому себе, что этот шрам он, вероятно, заслужил. У инициев не принято избивать отца до полусмерти поленом в пылу сельскохозяйственного спора.

Тем не менее он не стал задерживаться в ожидании дальнейших дискуссий или семейного порицания. За пределами их деревни лежал целый мир, а в самой деревне у младшего сына не было почти никаких перспектив. Варгос вышел из дома той же весенней ночью. Обе почти полные луны стояли высоко над только что засеянными полями и густыми, хорошо знакомыми лесами. Он обратил свое изуродованное лицо к далекому югу и ни разу не оглянулся.

Конечно, он хотел поступить в армию императора, но кто-то в придорожной таверне упомянул о том, что в почтовых постоялых дворах есть вакансии, и Варгос решил попытать счастья там, хотя бы в течение пары сезонов.

Это произошло восемь лет назад. Удивительно, если задуматься: как наскоро принятые решения становятся твоей жизнью. С тех пор он обзавелся новыми шрамами, потому что на дорогах было действительно опасно, а голодные люди легко превращались в разбойников в Саврадии, но работа Варгоса устраивала. Он любил открытые пространства, ему не надо было кланяться какому-то одному хозяину, и он не разделял закоренелой ненависти своего отца к Империям — ни к Сарантийской, ни к прежней, в Батиаре.

Хотя его знали как человека не слишком общительного, у него теперь появились знакомые на каждом почтовом постоялом дворе и в каждой придорожной таверне от границы с Ба-тиарой до Тракезии. Поэтому ему доставалась довольно чистая солома или лежанка для сна, он мог иногда зимой посидеть у очага, получал еду и пиво, а некоторые девушки проявляли снисходительность в тех случаях, когда их не занимали клиенты. Ему помогало то, что он был человеком свободным и мог потратить монету-другую. Он никогда не выходил за пределы Саврадии. Большинство служащих имперской почты останавливались в их провинции, а у Варгоса никогда не возникало ни малейшего желания забрести дальше на юг, чем восемь лет назад, когда из его щеки сочилась кровь.

До этого утра, в День Мертвых, рыжеволосый родианин, который нанял его на постоялом дворе в Лауцене, у границы, отправился в путь в тумане от дома Моракса вместе с рабыней, предназначенной в жертву богу Дуба.

Варгоса обратили в веру джадитов много лет назад, но это не означало, что человек, родившийся у северной окраины Древней Чащи, не способен узнать девушку, которую отдали дереву. Она сама принадлежала к племени инициев. Ее продали работорговцу, возможно, даже из деревни или с фермы, лежащей неподалеку от его собственной. В ее глазах и во взглядах, которые бросали на нее некоторые мужчины и женщины, Варгос еще вчера вечером прочел определенные признаки. Никто не сказал ни слова, но этого и не требовалось. Он знал, какой день наступит завтра.

Обращение Варгоса к вере в бога Солнца, а вместе с ней и к вере в Геладикоса, смертного сына бога, было искренним. Он молился каждый день на рассвете и на закате, ставил свечи в часовнях великомученикам, постился в те дни, когда необходимо соблюдать пост. И теперь он не одобрял старых обычаев, от которых отказался: бога Дуба, деву Урожая, бесконечную жажду крови и поедание сырого человеческого сердца. Но он никогда бы не посмел вмешаться, и он не вмешивался в те два раза, когда находился здесь, у Моракса, недалеко от южного дерева бога в этот день.

«Это меня не касается», — сказал бы он, если бы эта мысль пришла ему в голову или если бы ее высказал кто-нибудь другой. Слуга не станет звать имперскую армию или священников, чтобы помешать языческому жертвоприношению. Не станет, если хочет продолжать жить и работать на этой дороге. А что такое одна девушка в год из всех? Два лета подряд бушевала чума. Смерть была повсюду, среди них.

Рыжеволосый путешественник из Батиары ничего не обсуждал с Варгосом. Он просто купил эту девушку — или ее для него купили — и собирался увести с собой, чтобы спасти ей жизнь. Его выбор мог оказаться случайным совпадением, но это было не так, и Варгос знал об этом.

Они собирались провести здесь две ночи, чтобы не идти в такой день по дороге.

Именно так поступил бы любой мало-мальски предусмотрительный человек, оказавшийся в Саврадии в День Мертвых. Но вчера поздно ночью, прежде чем подняться к себе в комнату, после исключительно странной поимки вора, Мартиниан Варенский вызвал Варгоса в коридор из комнаты для слуг и сказал, что он с девушкой все-таки собирается уйти завтра, еще до рассвета.

Варгос, несмотря на всю свою неразговорчивость, не смог удержаться и повторил:

— Завтра?

Путешественник из Родиаса, неожиданно трезвый после выпитого вина в шумной компании в общем зале, долгое мгновение смотрел на Варгоса в тускло освещенном коридоре. Трудно было разглядеть выражение его лица под густой бородой, в темноте.

— Мне кажется, здесь оставаться опасно. — Вот и все, что он сказал на родианском. — После всего, что случилось.

«А снаружи и вовсе опасно», — подумал Варгос, но не произнес этого вслух. Он решил, что его проверяют или пытаются что-то сообщить, не прибегая к помощи слов. Но он не был готов услышать то, что было сказано дальше.

— Завтра День Мертвых, — сказал Мартиниан, осторожно выбирая слова. — Я не буду требовать, чтобы ты пошел с нами. Ты не обязан делать это ради меня. Если предпочитаешь остаться, то я отпущу тебя и найму другого, когда смогу.