Вариант единорога - Желязны Роджер Джозеф - Страница 62

— Забавно,— говорил я,— что именно он дал мне удивительное лекарство, которое спасает множество жизней. С другой стороны,— продолжал я размышлять вслух,— он явно хотел, чтобы я занялся медициной. Может быть, он стремился контролировать и вторую половину инь и янь — дарующую жизнь? Не просто давать кому-то жить, но и избавлять от болезней и страданий?

Рама Дорела слегка скрипнула, когда велосипед качнулся в мою сторону. Зажглась и погасла фара.

— Ты согласен? — спросил я.

Дорел еще раз мигнул фарой.

— Ладно, будем считать, что это означает «да»,— предложил я,— а две вспышки — «нет».

Он мигнул один раз.

— В этом есть смысл,— заметил я,— по двум причинам: во-первых, когда я работал в больнице, мне пришло в голову дать блифедж на анализ нашему биохимику, доктору Кауфману, с просьбой определить основные компоненты растения. Он умер в лаборатории на следующий день, а пожар уничтожил все, над чем Кауфман работал. Позднее я встретил Морри в морге, и он сообщил мне, что синтезировать блифедж нельзя. Он не хочет, чтобы блифедж стал таким же распространенным лекарством, как аспирин и антибиотики. Отсюда следует, что блифедж нужно давать только определенным людям. Во-вторых,— продолжал я,— эта гипотеза прекрасно подтверждается инструкциями, которые я получил от Морри, когда начал заниматься частной практикой. Морри сказал, что за консультациями ко мне будут обращаться из самых разных мест. Он ни разу не объяснил, откуда эти люди узнают мое имя и номер телефона, но он сказал правду. Пациенты действительно начали появляться. Морри пояснил, что я должен брать с собой блифедж и специальные диагностические инструменты, которые он мне подарил, но диагноз и дальнейшее лечение — или его отсутствие — будут решаться каждый раз отдельно. Я вижу Морри, когда другим людям это не дано. Он предупредил, что в особых случаях тоже будет входить в комнату. И, если встанет в головах больного, я должен поставить диагноз и применить блифедж — пациент будет жить. Но если Морри окажется в ногах, я обязан провести обычный осмотр и заявить, что сделать ничего нельзя. У меня сложилось впечатление, что все решается заранее, словно с некоторыми больными он предварительно заключил сделку или пытается реализовать какой-то проект, в котором им отведена важная роль.

Дорел один раз мигнул фарой.

— Ага! Значит, ты со мной согласен! Ты знаешь, в чем тут дело?

Дорел дважды мигнул, а потом, после короткой паузы, фара зажглась еще раз.

— Да и нет? У тебя есть кое-какие догадки, но ты не уверен?

Он мигнул один раз.

— Впрочем, какими бы ни были мотивы Морри, я помогаю людям, которые в противном случае были бы обречены на смерть.

Фара зажглась и погасла.

— Морри однажды сказал, что ты отрабатываешь долг, превратившись в велосипед.

Дорел мигнул.

— Тогда я не понял... да и сейчас я не имею ни малейшего представления о том, что он имел в виду. Ты можешь мне объяснить?

И опять он мигнул.

— Ну так в чем тут дело?

Неожиданно Дорел подъехал к противоположной стене, прислонился к ней и застыл в неподвижности. Больше он не мигал своей фарой — очевидно, хотел этим сказать, что я должен догадаться сам. Я попытался, но мои размышления были прерваны телефонным звонком. Это был тот самый, специальный случай.

— Говорит доктор Пулео, Дэн Пулео. Мы встречались весной на научном семинаре.

— Припоминаю,— ответил я.

— Речь шла о критических ситуациях...

— У вас она возникла?

— К вам уже направлен лимузин.

— И куда он меня отвезет?

— В особняк губернатора.

— Речь идет о самом Кейссоне?

— Да.

— А почему он не в больнице?

— Мы обязательно его туда доставим, но я думаю, что вы успеете раньше.

— Я обойдусь без вашего лимузина, если поеду на велосипеде через парк.

Я повесил трубку, схватил чемоданчик с инструментами и побежал обратно в гараж.

— Нам нужно как можно быстрее добраться до особняка губернатора,— сказал я Дорелу, выводя его на улицу и вскакивая в седло.

Перед глазами у меня все померкло. Я помню, как слез с велосипеда и, слегка пошатываясь, направился к двери особняка. Мне удалось войти и не упасть, и вскоре я уже пожимал руку доктору Пулео, который отвел меня в спальню. По пути доктор говорил что-то о недавнем воспалении легких и камнях в почках в прошлом году. Никаких проблем с сердцем у губернатора до сих пор не наблюдалось.

Я посмотрел на фигуру, распростертую на постели. Лу Кейссон, губернатор, прославившийся своими реформами — ему удалось, сохранив то хорошее, что было у прежней администрации, добиться успеха там, где его предшественник потерпел сокрушительную неудачу. А кроме того, у него была умная и красивая дочь Элизабет. Я не виделся с ней с тех пор, как еще в колледже мы перестали встречаться и я переехал в другую часть страны.

Подойдя к Кейссону, чтобы начать осмотр, я почувствовал укол совести. Я согласился с доводами Морри, который уговорил меня подать документы в университет на Западном побережье после того, как меня приняли в Восточный университет, в который поступила Элизабет.

Вспомнил о Морри, и он...

Передо мной скользнула тень, и в следующий момент я увидел Морри в ногах постели. Он качал головой.

Я пощупал пульс в сонной артерии. Ничего. Приподнял веко, чтобы посмотреть глазное яблоко...

Неожиданно я рассвирепел. Издалека уже доносился вой сирен, а меня подхватила волна гнева. Я вдруг вспомнил все решения, которые мне навязывал Морри. В одно мгновение я словно со стороны увидел, как он покупал меня своими подарками.

Открыв чемоданчик, я достал инструменты и разложил их на постели.

— Вы будете его лечить? — спросил Пулео.

Я наклонился вперед, поднял на руки Кейссона и переложил его так, что теперь Морри оказался в головах постели.

— Я не могу взять на себя ответственность...— начал Пулео.

Я уже набирал лекарство в длинный шприц.

— Если я сделаю укол сейчас, он будет жить,— сказал я.— Если нет — умрет. Как видите, все предельно просто.

Я расстегнул пижаму больного.

— Дэвид, не делай этого! — сказал Морри.

Не обращая на него внимания, я сделал укол — три кубика настойки блифеджа прямо в сердце. Возле особняка остановилась машина «скорой помощи».

Когда я выпрямился, крестный свирепо смотрел на меня. А потом быстро вышел из комнаты, не пожелав воспользоваться дверью.

Кейссон вдруг пошевелился и вздохнул. Теперь, положив пальцы на сонную артерию, я сразу нащупал пульс. В следующую секунду губернатор открыл глаза. Я собрал инструменты и застегнул пуговицы пижамы.

— С вами все будет хорошо,— сказал я ему.

— Какой курс лечения вы рекомендуете в дальнейшем? — спросил Пулео.

— Положите его в реанимационную палату и наблюдайте в течение двадцати четырех часов. Если после этого все будет в порядке, делайте с ним, что хотите.

— Нужно продолжать вводить лекарство?

— Нет,— ответил я,— Извините, мне пора.

Когда я повернулся, чтобы уйти, она стояла в дверях.

— Привет, Бетти,— сказал я.

— Дэвид, он не умрет?

— Нет,— кивнул я и добавил после короткой паузы: — Как ты?

— Хорошо.

Я направился к выходу, но потом остановился.

— Мы можем поговорить наедине?

Она отвела меня в маленькую гостиную, где мы уселись в кресла.

— Я хочу, чтобы ты знала: все это время мне тебя не хватало,— смущенно проговорил я.— Мне очень жаль, что наши отношения прекратились, когда я уехал на Запад. Наверное, у тебя есть друг?

— Насколько я понимаю, ты все еще не обзавелся постоянной девушкой? — ответила она вопросом на вопрос.

— Верно.

— А если и я тоже пока одна?

— Я был бы рад начать встречаться с тобой. Чтобы снова тебя узнать. Есть у меня такой шанс? Ты согласна?

— Я могла бы сказать, что мне нужно поразмыслить, но это было бы неправдой. Я уже подумала, и ответ — да, я согласна.

Мы сидели и разговаривали два часа, а потом условились увидеться на следующий день.