Миры Империума - Лаумер Джон Кейт (Кит) - Страница 69

Я фыркнул и приступил к поискам.

Двадцать минут пролетели в полной тишине. Мы обработали 1870-й и перешли к 1871-му. Занятой архивариус один раз выглянул проверить, что мы делаем, и убрался, поймав на себе кислый взгляд. Мы с Оливией, склонившись возле деревянной конторки, корпели над неразборчивыми каракулями. Каждый брал по странице и проглядывал список примерно в две сотни имен. Оливия читала быстрее: не успевал я закончить свою страницу, как она уже переходила к следующей. Спустя полминуты моя спутница резко ахнула.

— Брайан! Смотри! Джулио Максони; родился в тысяча восемьсот сорок седьмом году в Паглио; род занятий — механик, изобретатель...

Я проверил. Имя и фамилия сходятся. Я попытался запретить себе излишнее ликование, но пульс мой зачастил даже вопреки здравому смыслу, шептавшему мне на ухо, что в мире могут быть еще сотни Джулио Максони.

— Хорошая работа, девочка.— Мой голос прозвучал спокойно и сдержанно, всего дважды сломавшись на трех словах.— Адрес?

Она прочла. Я занес его в записную книжку, благоразумно прихваченную для этой цели, и добавил остальные данные из гроссбуха. Мы поискали еще час, но о Кочини записей не нашли. Клерк вернулся и теперь стоял над душой с таким видом, словно мы злоупотребили его гостеприимством. Закрыв книгу, я толкнул ее по конторке в его сторону.

— Не беспокойся, парень,—бросил я добродушно,— Мы всего лишь составляем списки возможных клиентов для рассылки по почте бюджетных ссуд на похороны.

— Рассылки по почте? — подозрительно уставился на меня молодой клерк.— Муниципальные записи не предназначены для такого использования. И в любом случае, все эти люди давным-давно мертвы!

— Именно,— согласился я, — Обширный нетронутый рынок для нашей линии поставки услуг. Огромное спасибо. Я отмечу, чтобы вам оказали особое внимание, когда подойдет ваша очередь.

Тишина, когда мы покидали архив, стояла такая плотная, что ее, наверное, можно было нарезать на ломтики при помощи ножа для масла.

Максони жил в доме номер двенадцать по Виа Карлотти, этаж четвертый, квартира девятая. Ориентируясь по карте, купленной у седого предпринимателя в берете и с засаленной эспаньолкой, также предложившего нам приобрести со скидкой пачку открыток пикантного содержания, от которых я с некоторым сожалением отказался, мы отыскали улицу. В узком коридоре между домами, забитом пустыми картонными коробками и переполненными мусорными баками, как безумные шныряли среди препятствий босоногие сорванцы, жизнерадостно обмениваясь замечаниями, способными вогнать в краску самого Муссолини. За номером двенадцать числился потускневший фронтон позднего Возрождения из рустованного гранита, зажатый между покосившихся заколоченных пакгаузов не более чем вековой давности. Максони начинал свою карьеру в самой скромной квартире из всех возможных. Трущобы здесь были даже столетие назад. Толкнув заскорузлую дверь, мы проникли на тесную лестничную площадку, где воняло чесноком, сыром, прелой одеждой и менее приятными вещами.

— Выглядит ужасно, Брайан,— с сомнением пробормотала Оливия.— Может, нам сначала навести справки...

Тут из ближайшей прихожей высунулось круглое, оливкового цвета лицо, обрамленное подушками жира, и его обладательница обрушила на нас стремительный поток итальянской словесности.

— Прошу прощения, синьора,— ответил я в изящной манере, некогда перенятой у римского посланника при имперском дворе.— Перед вами всего лишь скромные иностранцы, впервые посетившие прекрасный Вечный город. Мы разыскиваем жилище, где некогда обитал наш родственник, коему сам Господь даровал счастье уехать сюда, дабы он мог всю жизнь вдыхать сладчайший воздух солнечной Италии.

У хозяйки отвисла челюсть. Несколько секунд она молча таращилась на нас, потом ее лицо расплылось в улыбке размером с десятилировую пиццу.

— Buon giorno, Signore е Signorina![26]

Она полностью втиснулась на площадку, потрясла наши руки, прокричала какие-то наставления в квартиру, откуда летел вызывающий усиленное слюноотделение аромат равиолей, и возжелала немедленно узнать, чем она может служить выдающимся гостям прекрасной Италии. Я назвал ей номер квартиры, где обитал Максони девяносто с чем-то лет назад. Она кивнула и двинулась вверх по узкой лесенке, отдуваясь как паровоз, на котором мы ехали через всю Европу два дня и две ночи. Оливия следовала за ней, а я замыкал шествие. Озирая восхищенным взглядом россыпи битого стекла, бумаги, тряпок и всевозможного мусора, заполонившего каждую ступеньку и площадку с вьющейся по центру тропинкой, протоптанной за века ногами постояльцев, я был готов спорить на что угодно: хоть какая-то частичка, привнесенная сюда Максони, здесь непременно отыщется.

Добравшись до верхнего этажа, мы проследовали по узкому коридору мимо потрепанного вида дверей с белыми фарфоровыми ручками и остановились возле самой последней.

— Здесь есть постоялец, синьоры,— предупредила хозяйка.— Но сейчас он отсутствует. Он на работе. На рыбном рынке, куда его пристроила я, София Джина Анна Мария Скуматти! Поверьте мне, если бы я не поставила ему ультиматум, что он должен заплатить за квартиру или убираться вон, он бы сейчас храпел, как обожравшаяся свинья, пока я, София Джина...

— Вне всякого сомнения, синьоре пришлось немало вынести от неблагодарных постояльцев,— гладко вклинился я.

В кармане моего сюртука — того самого, странного покроя одеяния, что я обнаружил в гардеробе дома у Ганвор,— лежала наготове бумажка в сто лир. Я выудил банкноту и протянул матроне, почтительно склонив голову.

— Если синьора примет скромное вознаграждение... Мамаша Скуматти надула щеки и выпятила внушительную грудь.

— Я рада услужить гостю Италии,— начала она. Я потянул банкноту назад.— Но пусть не скажут, что я, Джина Анна Мария Скуматти, была неблагодарной...— Толстые пальцы выдернули купюру из моей руки и уронили за вырез, способный составить конкуренцию Большому Каньону.— Не желают ли синьор и синьорина войти? — Она нашарила в кармане трехдюймовый ключ, вогнала его в замочную скважину, куда можно было просунуть и палец, повернула и распахнула дверь.— Входите!

Первыми мне на глаза попались продавленная койка с кучей грязных одеял на ней и сломанный стол, похороненный под завалом ядовито раскрашенных комиксов с компанией пустых кофейных чашек, грязных, захватанных стаканов и окаменевшим куском ржаного хлеба. Потом я по очереди оглядел бюро, треснутое зеркало с заткнутыми за раму билетами на скачки, деревянное распятие на стене и батарею пустых винных и ликерных бутылок, пестревших наклейками местных фирм. Пахло жилье кислой смесью нестираной постели, старых носков и обжитой мышами винокурни.

Я взглянул на Оливию. Она ответила мне спокойной улыбкой и обратилась к хозяйке:

— Мы можем здесь немного побыть?

София Джина, наморщив лоб, подняла на меня вопросительный взгляд.

— Моя сестра хотела бы войти внутрь и... э... пообщаться с духом нашего покойного предка,— слегка сымпровизировав, перевел я фразу Оливии.

Черные невыщипанные брови поползли вверх.

— Но синьор же видит, в комнате живут!

— Мы ни к чему не станем прикасаться, только осмотрим помещение. Это для нас очень трогательный момент, понимаете?

Понимающее выражение расползлось по круглому лицу. Она смерила Оливию, по-прежнему накрашенную и в кольцах, оценивающим взглядом, затем посмотрела мне в глаза. Одно веко приопустилось в недвусмысленном подмигивании.

— Ах, ну естественно, синьор! Вы и ваша... сестра... разумеется, хотели бы пообщаться наедине. Еще сто лир, пожалуйста,— Тон ее внезапно стал резким.

Я молча извлек требуемую сумму, стараясь выглядеть самым жалким типом.

— Мне не хочется торопить синьора,— бюст хозяйки, колыхнувшись, заглотил вторую банкноту,— но постарайтесь закончить часа, скажем, за два, si? Есть риск, что Джино придет на обед.

В бок мне врезался локоть, размером и фактурой похожий на футбольный мяч. Две жирные руки с обломанными ногтями очертили в воздухе песочные часы, и мамаша Скуматти заколыхалась прочь, словно бегемот в черной юбке.