Флетч и Мокси - Макдональд Грегори - Страница 27

– Правда? – изумился Флетч. – А я – то думал, что ее хозяин – Тед Стилл. Кстати, приятель Питермана. Я встретился со Стиллом на квартире Мокси в Нью-Йорке. Питерман нас и познакомил.

– Твоя подруга немало заплатила за перевозку скаковых лошадей из Флориды в Венесуэлу и обратно.

– Но, Марта, Мокси не знает, кто такой Тед Стилл. Она никогда не слышала этого имени. Мы сейчас в его доме.

– Мир тесен.

– Даже я вложил кое-какие деньги в скаковых лошадей этого пройдохи.

– Может мне следует взглянуть и в твои бухгалтерские книги.

– Может, и стоит, но не сейчас Марта, что все это значит?

– Не знаю. Я не успел вникнуть во все подробности. Но с первого взгляда нет ни малейшего сомнения в том, что у Мокси Муни был мотив для убийства Стива Питермана.

– К этому выводу придет и полиция, так?

– Полагаю, что да.

– Марта, все эти манипуляции с деньгами могли принести Мокси какую-то прибыль?

– Не знаю.

– Разве из этих документов не видно, что она – жертва обмана.

Марта Саттерли задумался.

– Предполагается, Флетч, что человек, пускающийся в рискованные финансовые операции, рассчитывает на прибыль.

– Но, Марта, здесь же одни убытки!

– Обычно так и случается с теми, кто рискует. Они чаще всего проигрывают. Так что убытки, Флетч, еще не доказательство добродетели.

– Кошмар.

– А кроме того, раз уж ты обратился ко мне за советом, я должен обратить твое внимание и на такой вариант. Вполне возможно, что твоя подруга, Мокси Муни, лгала тебе от начала и до конца.

– Для этого надо быть превосходным лжецом.

– А кто такой хороший актер, как не лжец?

– Перестань, Марта.

– Подумай об этом, Флетч. Мне-то не судить твою подругу. А вот кому-то придется. Вполне возможно, что она участвовала в этой игре вместе с Питерманом, а убила его, лишь узнав, что он обманывал и ее. Я же, на основе имеющейся у меня, естественно, неполной информации могу сказать только одно: твоя подруга, Мокси Муни, или виновна во всем, или очень уж глупа.

– Она просто попала в беду.

– И она это знает, не правда ли?

– Почему ты так ставишь вопрос?

– А с чего еще ей просить меня заглянуть в бухгалтерские книги Питермана?

– Мокси – убийца. Такое просто не укладывается в голове.

Марта Саттерли вздохнул.

– Я уверен, что едва ли не у каждого убийцы где-нибудь да найдется близкий друг.

ГЛАВА 25

– Похоже, ты не выспался, – Мокси смотрела на него с гамака, висящего на балконе второго этажа Голубого дома.

– Да, спал я неважно, – признал Флетч.

Без четверти шесть он уже лежал в постели, но заснуть так и не смог. Вслушивался в тишину дома, и поднялся в половине девятого, когда пришли Лопесы. С улицы доносилось шуршание шин проезжающих грузовиков и автобусов, изредка – визг тормозов. Мокси потянулась, зевнула.

– Думаю, сегодня неплохо поплавать под парусом, – добавил Флетч. – Мы можем взять напрокат катамаран.

– Отличная идея.

Тут раздался звон разбившегося стекла. На улице перед домом поднялся крик.

– Оставайся здесь, – бросил Флетч Мокси, а сам обогнул угол, благо балкон окольцовывал дом.

Там он столкнулся с Джерри и Стеллой Литтлфорд. Они смотрели на улицу. При появлении Флетча повернулись к нему. На их лицах отражались изумление, боль, горечь, замешательство. Они промолчали.

У тротуара перед Голубым домом стояли два старых школьных автобуса, три грузовика для перевозки скота, несколько микроавтобусов, пять или шесть допотопных автомобилей. На каждом автобусе под окнами чернела надпись: СПАСЕМ АМЕРИКУ.

Люди, приехавшие на этих колымагах, толпились между ними и Голубым домом. Некоторые были одеты в длинные белые балахоны, с прорезями для глаз в капюшонах. Другие – в коричневые рубашки и брюки, дополненные черными сапогами, галстуками и нарукавными повязками с красной свастикой. Мужчин сопровождали женщины в простеньких, из хлопчатобумажной ткани, платьях и дети.

– Посмотрите на детей, – воскликнула Стелла. Несколько мужчин деловито доставали из автобусов плакаты и раздавали остальным. Надписи не отличались разнообразием: СОХРАНИМ АМЕРИКУ БЕЛОЙ, ГОЛЛИВУД ПРОДАЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ДУШУ, НЕТ СМЕШЕНИЮ РАС. На одном и вовсе значилось: «НЕ ДОПУСТИМ МОНГОЛОИЗАЦИИ!» Плакаты эти держали не только мужчины в белых балахонах, но и женщины, и дети.

– Полагаю, речь идет обо мне, – процедил Джерри Литтлфорд.

– Нет, – покачала головой Стелла. – Обо мне. Стоящие слева тридцать неонацистов пытались изобразить из себя военизированное подразделение. Мужчина с красной лентой на шляпе что-то кричал, пытаясь выстроить их на тротуаре.

Подошла Мокси, встала рядом с Флетчем.

– Должно быть, эти люди ехали всю ночь, – заметил Флетч.

– Это не люди, – отрезала Мокси.

С улицы неслись крики: «Да это же Мокси Муни! Сука! Проститутка! Уж не Джерри Литтлфорд рядом с ней?» За криками последовал камень, ударился о стену за их спинами, упал на балкон.

Флетч повернулся к Мокси.

– Ты не знала, что еще есть люди, которые не любят негров? Ты думаешь, что все уже стали мудрыми и полюбили ближнего своего, как самого себя? К сожалению, до этого еще дело не дошло. На телевидении, возможно, но только не в реальной жизни.

– Психи, глупцы, трусы, – фыркнула Мокси.

Неонацисты выстроились-таки в два нестройных ряда, и мужчина с красной лентой на шляпе выступил вперед, дабы произнести речь.

– Мы знаем, что все это значит! Мы знаем, что творится вокруг! Мы знаем, что происходит в мире! Кто управляет Голливудом, в котором снимают все эти фильмы? Евреи! Кто издает газеты, которые рекламируют эти фильмы? Евреи! Кому принадлежат кинотеатры, где показывают эти фильмы? Евреям! Кто владеет телекомпаниями, которые приносят эти фильмы в наши дома, отравляя умы наших детей? Евреи! А кто платит евреям? Коммунисты! Евреи не признают смешанных браков. О, нет... они женятся только на своих. Если же они идут против желания своей семьи, их изгоняют. И русские женятся только на своих. А евреев высылают из страны...

Мокси хихикнула.

– Странная, однако, ситуация.

Из домов, кафетериев, пансионов, переулков на Дувэл-стрит подтянулись местные жители и туристы. Они не приближались к приехавшей группе. У многих от изумления широко открылись глаза, кое у кого даже отпала челюсть. Их собиралось все больше. Какая-то женщина крикнула:

«Ведите себя прилично!» Появились рыбаки. Настоящие и рыбаки-спортсмены. Флетч узнал двух или трех человек, что вчера слушали лекцию Фредерика Муни в «Грязном Гарри».

Смуглокожий мальчуган лет восьми, похоже, с примесью кубинской крови, уселся на землю, скрестив ноги по-турецки, позади одного из мужчин в белом балахоне. Достал из кармана белых шорт зажигалку. Пять или шесть раз крутанул колесико, прежде чем добыл огонь. Поднес зажигалку к белому балахону.

– ...земля свободы...

Мужчина подпрыгнул, попытался рукой потушить пламя, дал парнишке крепкого пинка, от которого тот отлетел в канаву. Ударил его снова, на этот раз по голове. Женщина попыталась схватить его за балахон. Он продолжал пинать мальчишку.

Толпа набросилась на людей, которые ехали всю ночь. В них полетели камни. Откуда-то взялись палки. На коже и белых балахонах все чаще появлялась кровь. Женщины кричали, по-испански и по-английски. Мужчина в шляпе с красной лентой приказал своей гвардии проложить путь сквозь вопящую, ощетинившуюся палками и кулаками толпу. Гвардия вступила в бой. Били их от души.

Наконец, издалека донесся вой полицейских сирен.

Флетч коснулся локтя Мокси.

– Пошли.

– Куда?

– Мы же собирались поплавать под парусом. Для морской прогулки лучшего дня не придумаешь.

На лестнице они столкнулись с Эдит Хоуэлл. В халате, с чашечкой кофе в руках, она поднималась на балкон.

– Никак не могу взять в толк, как можно быть евреем и коммунистом одновременно. Дерево и камень далеко не одно и тоже. Человек или коммунист, или еврей...