Будущее есть. Горизонты мечты - Завацкая Яна - Страница 23

В глазах у Чуда мелькнула озорная искорка.

— Ну, я не знаю, куда там тебя закинуло — ты странник еще тот, с тебя и не такое станется. Но вот последнее обстоятельство лично мне очень не нравится! Ты вообще здоров?

На его лоб легла мягкая и прохладная ладонь. Очень хотелось, чтобы она там и оставалась. Но мгновения радости были недолгими — Чудо убрало руку и уже совсем серьезно произнесло:

— Знаешь что? Давай-ка ты спать по-нормальному пойдешь? Я понимаю, что завтра выходной, но так накапливать усталость — это не дело. Вставай, я тебя до избы доведу.

Ему было все равно, куда идти. Тем более, что первые секунды Чудо откровенно держало его за руку и лишь потом, словно испугавшись чего-то, аккуратно отпустило и спрятало свою ладонь в карман штормовки.

Ночь…Дорога… Лес… И — они. Молча идущие куда-то вдаль.

Чудо первым нарушило молчание.

— В общем, ты сейчас ложишься и приходишь в себя. Понятно?

— Не хочу. Вдруг опять эта чушь приснится?

Чудо по-детски потеребило кончики темных, как смола, волос и улыбнулось.

— Приснится чушь — зови нас, мы ее быстро прогоним.

И он спросил уже просто в порядке доброй шутки

— А вы никуда не исчезнете?

— Если ты сам нас не бросишь — то никуда и никогда!

Усталым взглядом он посмотрел на Чудо, которое стояло совсем-совсем близко и так же устало, но с какой-то только ему присущей чудесной нежностью смотрело прямо на него.

И казалось, будто свет той самой Зеленой Звезды преодолел тысячи световых лет сквозь космическую бездну лишь для одной-единственной цели — отразиться сейчас в этих чудесных глазах…

Сзади под подошвой чьего-то сапога легко хрустнула ветка. И на дороге словно из ниоткуда возник человек с комиссарской нашивкой на рукаве.

— Гуляете? — с легкой улыбкой спросил он. — А ведь, поди, полночь уже! Ну ладно, перед выходным можно.

И, обменявшись с Чудом дружеским взглядом, продолжил.

— По итогам семестра у нас очень хорошие результаты. Наш участок практически полностью готов к сдаче, остались небольшие доработки. По сути, косметические — там и одной бригады будет достаточно.

— Паш, а про следующий месяц уже что-нибудь известно?

— Знаю, что вторая смена должна прибыть со дня на день. Может быть, они уже здесь — видели, «борт» над нами прошел? Так что дня через три уже будем дома. Но если кто-то хочет остаться — думаю, можно будет со штабом стройки этот вопрос решить.

— А ты сам-то как?

— Скорее всего, остаюсь. Втянулся уже. Да и матери дополнительные деньги лишними тоже не будут.

Чудо задумчиво подняло глаза к небу и снова затеребило свисающие через плечо волосы, собирая косичку. Комиссар тем временем осторожно поинтересовался:

— Что это у тебя боец такой помятый?

— Да не помятый он, все нормально. Просто вчера всю ночь струны дергал, сегодня смену простоял, и после тоже на ногах…

— Так уложи его! Мне тебя учить, что ли?

Чудо слегка покраснело, но нисколько не растерялось.

— Федюнин, тебе сколько лет?

— Двадцать два, а что?

— А шутишь хуже пэтэушника. Правильно тебя в команду КВН не взяли!

— Да ладно, не злись! Это я так… В общем, давай, укладывай этого «непокорного» — он нам всем еще здоровый нужен. А потом зайди ко мне — надо подумать, как пересменок будем проводить.

Чудо снова слегка улыбнулось и посмотрело на комиссара уже с оттенком легкой иронии, но тот быстро спохватился:

— Если, конечно, никто против не будет!

И теперь рассмеялись уже все трое.

— В общем, сейчас не мешаю, но через полчаса жду!

Комиссар по-военному развернулся на каблуках и ушел в сторону пляшущего между сосновых стволов костра.

А они снова остались вместе.

Он, Чудо, лес, дорога и Зеленая Звезда.

— Ну что, пошли?

— Слушай, а давай на берег сходим? На ночную стройку не хочешь посмотреть?

Однако на эту уловку Чудо не поддалось.

— Значит, так. Я сейчас на кухню, а у тебя есть пятнадцать минут. Если после них я не услышу тебя на крыльце — пеняй на себя, понял?

Чудо развернулось и вприпрыжку побежало к стоявшей неподалеку избе, над крыльцом которой развевалось два флага — Страны и института.

А он вдруг отметил, что за всю свою жизнь еще никому и никогда не позволял собой так командовать. Но почему-то знал, что ровно через пятнадцать минут он войдет в этот дом, ставший для отряда общежитием. И вовсе не потому, что чего-то или кого-то испугался.

…Стоя у самой кромки обрыва рядом с приятно пахнущей смолистой сосной, он смотрел вниз, в сторону реки — туда, где под прицелами прожекторов трудилась ночная смена. Справа долетал низкий гул — где-то внизу вгрызались своими отвалами в земную твердь бульдозеры, освещая стройплощадку яркими фарами на крышах кабин. И мечущиеся в темени лучи в этот момент зримо напомнили ему кадры из «Освобождения», наступающую в свете прожекторов танковую цепь. Интересно, если лопату сравнивать с винтовкой, — не зря же она называется штыковая, — то бульдозер, наверное, чем-то подобен танку?

Вот она, перед ним, в реальном воплощении — его давняя детская мечта. Быть сильным человеком в сильном мире среди сильных людей. Он здесь. Он нужен. И он там, где ему хотелось быть! Дом, как в давней песне из другого прекрасного фильма, остался далеко позади, «за дымкою степною». Пять тысяч километров — так далеко ему еще не приходилось забираться. А ведь можно было остаться в Москве, в городском отряде. И работать на ремонте корпуса своего же института. И жить у себя дома. И каждый день на работу на метро, а не на вахтовом «ЗиЛе». И, конечно, это тоже было бы серьезным и нужным делом, но так хотелось именно сюда. И чем только она так манит, эта туманная даль?

Его взгляд зацепился за черневший вдали контур моста, мощной дугой изгибавшегося над свинцовой лентой реки. По которому, словно вереница светлячков, двигалась цепь самосвалов. И сквозь подступающую дрему он отчетливо ощутил жгучее желание — жить! И не только для того дела, с которым связан, но и для того, что ему сопутствует и о чем ни на каких собраниях и планерках не говорят, а лишь вспоминают потом, в комнатах городских квартир и институтских общежитий.

И еще он понял, что завтра утром с первым же попутным грузовиком уедет в город, где разыщет среди сохраненных строителями сосен здание почты и отправит домой телеграмму о том, что вернется еще через месяц. Который проведет здесь. С отрядом. С комиссаром. И, конечно, с Чудом.

Но это будет завтра. А сейчас — в избу. Спать.

Москва, 2011

Елена Бабич. Один маленький шаг.

Мы шли по стилизованным под отсеки космического корабля залам музея. Экспозиция макетов спутников сменилась залом, посвященным орбитальным станциям, дальше должны были быть планетоходы и в самом конце — Марсианская выставка. Вот туда нам и было надо, но вначале хотелось взглянуть на макеты «Бурана» и «Клипера», на крылья которых когда-то возлагались большие надежды. Эх, милые птички, им так и не дали расправить эти самые крылышки!

«Клипер» мы все-таки потрогали, точнее, Ната погладила прозрачную носовую часть. Я же провела пальцами по крыльям. И пока наши действия не заметил смотритель, рванули в помещение Марсианской выставки.

Жаль, что в музее нет ничего настоящего! Только модели, макеты, копии, панорамы. Как при таком лицемерии поверить в притягательность чужих планет и романтику космических путешествий?!

Но мы верили.

Мы мечтали летать. Выйти в большой космос. Ступить на поверхность далеких планет. Неважно, откуда взялись такие мечты. Может быть, из зачитанных до дыр старых книг фантастов-мечтателей, из заученных наизусть фильмов. Или из непонятной тяги выйти за пределы себя, привычного окружения и, в конечном итоге, земного притяжения.

— Ой, а эти фотографии я в Сети видела, но здесь они почему-то красивее! — восхищенно залепетала я.

— Марсоходы!

— Космический корабль!