След тигра - Воронин Андрей Николаевич - Страница 4

Корнеев хмыкнул, вынул сигареты и закурил, избегая смотреть генералу в глаза, Потом он рывком вскинул голову и опять сверкнул белоснежными, явно искусственными зубами.

— А ты стареешь, Федор, — сказал он. — Раздражительным стал, и мания преследования налицо… Или это работа твоя так на тебя влияет? Обхаживают его, видите ли! Старый ты дурак! Не спорю, есть у меня к тебе разговор, и притом довольно важный, но с чего ты взял, что я пекусь о собственной шкуре? Дело, между прочим, государственной важности, а ты тут корчишь из себя… тьфу ты черт!… старую деву!

Федор Филиппович немедленно устыдился, но виду не подал, тем более что догадка его все-таки оказалась верна: Корнеев нуждался не столько в нем, сколько в его погонах. Будто угадав его мысли, Корнеев продолжал:

— Ты пойми, чудак, генералов в Москве — пруд пруди. Но я обратился к тебе, потому что ты — мой друг. Во-первых, друг и только во-вторых — генерал. Первое хорошо, а второе просто… просто полезно, потому что возможности у генерала как-никак шире, чем у капитана или даже полковника. Если хочешь начистоту, изволь: мне позарез нужна помощь — квалифицированная и сугубо конфиденциальная.

— Конкуренты? —предположил Потапчук.

— Конкуренты — ерунда, — отмахнулся Корнеев. — Сейчас, слава богу, не девяносто пятый год, и с конкурентами почти всегда можно разобраться цивилизованными методами. Все намного сложнее. Ты, наверное, знаешь, что я работаю в одной общественной организации…

— Даже знаю в какой, — согласился Федор Филиппович.

— Не сомневаюсь. Позволь тебя заверить, что наш Фонд — это не корыто для отмывания грязных денег. То есть в какой-то степени, возможно… Но мне об этом ничего не известно. Я знаю другое: мы заняты реальным и очень нужным делом, но это, к сожалению, понимают далеко не все.

— Гм, — сказал Потапчук. — А нельзя ли без агитации? Мы все-таки не на митинге, как ты полагаешь?

Корнеев открыл рот и сразу же его закрыл, потому что к их столику подошел навьюченный тяжеленным подносом официант. Он ловко поставил на жаровню два фарфоровых блюда с какой-то неопределенной коричневатой мешаниной, опустил на стол закрытые керамические горшочки — надо полагать, с гарниром, — пожелал приятного аппетита и удалился. Федор Филиппович потянул носом и вынужден был признать, что пахнет вкусно. Открыв горшочек, он, как и следовало ожидать, обнаружил внутри рис.

— Давай-давай, генерал, не верти носом, — подбодрил его Корнеев, накладывая себе риса и поливая его коричневатой жижей, в которой плавали какие-то куски и комья. — Налегай на китайскую кухню. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а мне сейчас просто необходимо отыскать этот путь.

Он налил себе и Федору Филипповичу водки. Потапчук с сомнением понюхал рюмку, и у него немного отлегло от сердца: в рюмке была именно водка, а не какая-нибудь экзотическая дрянь. Они выпили, закусили, и Корнеев снова заговорил, подавшись к Федору Филипповичу через стол.

— Так вот, — сказал он, — наш Фонд, как явствует из его названия, занимается охраной и спасением редких и вымирающих видов диких животных. Создание и финансирование заповедников, спонсирование служб, занимающихся борьбой с браконьерами, — это наша повседневная работа, наши будни. Помимо этого, специалисты нашего Фонда заняты серьезной научной работой. Поверь, у нас очень хорошие специалисты, многие — с мировыми именами.

— Верю, — сказал Федор Филиппович. — Точнее, знаю. А если бы не знал, то поверил бы, только раз взглянув на тебя. Насколько мне известно, ученые тоже не имеют ничего против регулярного питания.

— Точно, — засмеялся Корнеев. — Так что наш Фонд выполняет еще одну благородную миссию — предотвращает утечку мозгов.

— Спасаете редкий исчезающий вид — гомо сапиенс, — поддакнул Потапчук.

— Точно! Ты все схватываешь буквально на лету. Так вот, прошлой весной, почти год назад, мы снарядили экспедицию в Уссурийский край. Несколько наших, как ты выразился, сапиенсов отправились туда, чтобы по мере возможности проследить пути миграции уссурийского тигра и уточнить численность популяции. Тебе, должно быть, известно, что уссурийский тигр близок к полному вымиранию. В тех краях охота на него приобрела масштабы настоящего бизнеса. Выбивают безбожно и продают за большие деньги в Китай…

— А это точно утка? — спросил Федор Филиппович, показывая Корнееву насаженный на вилку (слава богу, здесь все-таки подавали вилки, а не палочки!) кусочек мяса. — Не тигр? Ресторан-то китайский…

— Это не смешно, Федор, — поморщившись, сказал Корнеев. — Во-первых, за тигрятину мы бы с тобой просто не расплатились, а во-вторых, никаких поводов для веселья в этой истории нет. Я понимаю, ты служишь в серьезном ведомстве и привык заниматься совсем другими проблемами — терроризм, шпионаж… Что тебе какие-то тигры? Что есть они, что нет их — тебе, москвичу, генералу, это безразлично. Вот если бы вымерли коровы или, к примеру, свиньи, ты бы это почувствовал, Отбивные-то, небось, по-прежнему любишь? А тигры что? Подумаешь, тигры! Жалко, конечно, но, с другой стороны, об этом очень легко забыть, перестать думать. Мы ведь тоже не вечны. Вымрут тигры, мы тоже рано или поздно умрем, а правнуки наши даже и не вспомнят, что жил когда-то на свете такой зверь — уссурийский тигр. Будут про него в учебниках читать, как про динозавров. Вымерли, мол, в процессе естественного отбора, не выдержав конкуренции с царем природы…

Федор Филиппович перестал жевать, аккуратно положил вилку на краешек тарелки и, промокнув губы салфеткой, внимательно всматривался в лицо собеседника. Корнеев был очень взволнован. Он говорил горячо и торопливо, словно боялся, что его перебьют, не дадут договорить. На скулах у него заиграли желваки, глаза сузились, и каждую свою фразу он подчеркивал, ударяя ребром ладони по краю стола. Удары эти постепенно усиливались, посуда на столе начала тихонько позвякивать, и Федор Филиппович понял, что на них вот-вот начнут оглядываться.

— Погоди, — сказал он, дождавшись короткой паузы в речи Корнеева, — не ломай мебель. Ты чего раскипятился? Я же с тобой не спорю. Охрана природы — дело важное. Может быть, даже гораздо более важное, чем те дела, которыми занимаюсь я. В конце концов, когда лет через сто все мы почувствуем нехватку кислорода, террористам станет не до терроризма, а шпионам — не до шпионажа… И я очень рад, что этим делом наконец-то занялись серьезные, состоятельные люди, умеющие не только болтать, но и делать деньги. А с другой стороны, до нехватки кислорода мы можем просто не дожить. Нажмет какая-нибудь обкуренная сволочь на кнопку, и вымрем все, как динозавры, вместе с тиграми и лягушками… Так что, Николай, мы с тобой оба заняты важными делами: ты своим, а я — своим. Ты достаточно слабо разбираешься в специфике моей работы, а я в твоей вообще не разбираюсь. И это нормально, разве нет? Короче говоря, я был бы тебе благодарен, если бы ты перешел непосредственно к делу.

Корнеев неопределенно хмыкнул и подлил ему водки. Федор Филиппович не стал возражать, хотя его рабочий день еще не закончился.

— Видишь ли, — сказал Корнеев, — весь фокус в том, что я говорю именно о деле. Отстрел уссурийского тигра — очень прибыльный бизнес, приносящий огромные деньги. А наш Фонд чуть ли не с первого дня своего существования прилагает определенные усилия к тому, чтобы этот бизнес прикрыть…

Он замолчал, выжидательно глядя на Федора Филипповича. Генерал в уме сложил два и два, и полученный результат ему, мягко говоря, не понравился.

— Погоди, — сказал он. — Ты ведь говорил что-то об экспедиции, которую вы отправили туда прошлой весной… Корнеев молча кивнул.

— То есть ты хочешь сказать…

— Экспедиция не вернулась, — подтвердил Корнеев. — Просто исчезла, словно испарилась. И никаких следов. Потапчук задумчиво побарабанил пальцами по краю стола.

— Расследование?.. — спросил он, заранее зная, каким будет ответ. Корнеев безнадежно махнул рукой.

— Как ты себе это представляешь? Разумеется, расследование было, и спасатели с месяц летали над тайгой… Но это же тысячи квадратных километров! И не степи, заметь, а тайги. А тамошний персонал, сам понимаешь, по пальцам пересчитать можно. Конечно, мы не нищие, с финансированием поисков проблем не было. Их искали даже зимой — с воздуха, разумеется. Но… Ну я же тебе говорил: это бизнес. И речь ведь не только о тиграх. Незаконные лесоразработки, например. Ведь древесина тысячами, миллионами кубометров уплывает в Китай. И не какая-нибудь сосна или осина, а кедр! А они из нее палочек нарежут и нам, дуракам, продают — экзотика! Словом, из этих мест выкачивают сумасшедшие бабки, и местные власти наверняка в доле. Понятно, что экспедиция, которая целое лето шастала по тайге, внимательно смотрела по сторонам и все мотала на ус, горячей любви у них у всех вызвать не могла, и, когда она пропала, все вздохнули с облегчением. Понятно также, с каким рвением они эту экспедицию искали…