След тигра - Воронин Андрей Николаевич - Страница 22

— Уже остыло, — сообщил он, небрежно вытирая палец о сырой мох. — У него действительно большая фора. Огромная.

— Как будто мы этого без тебя не знали, — проворчал Гриша. — Зря только в дерьме ковырялся.

— Навоз — не дерьмо, — наставительно заявил Вовчик. — Хочешь, палец оближу?

Некоторое время Глеб краем уха прислушивался к затеянной Вовчиком и Гришей дискуссии о сравнительных свойствах лошадиного и коровьего навоза, а потом сказал:

— Прошу прощения. Мне бы не хотелось лезть в командиры, но должен вам заметить, что вот такие ясные, четкие, хорошо различимые следы, как тот, по которому мы сейчас идем, часто служат отличным местом для засады.

Вовчик у него за спиной замолчал на полуслове, а рассудительный Гриша сказал вполголоса:

— Вот это верно.

Глеб не стал оглядываться. Он шел по следу, думая, не стоит ли ему на всякий случай развернуть этих специалистов по экскрементам в цепь, а самому пойти сторонкой, лесом, чтобы выйти предполагаемой засаде в тыл. Поразмыслив, он решил, что ничего этого делать не будет. Какая еще к дьяволу засада? Если бы кто-то всерьез хотел с ними покончить, они бы уже остыли — прямо в своих спальниках, не успев отойти от воздействия «медвежьей махорки». Кстати, что это за трава такая — медвежья махорка? Глеб о такой ни разу не слышал, хотя знание различных трав и кореньев входило в элементарный курс выживания. Но трава травой, а ждать засады, скорее всего, не стоило. Про засаду он сказал просто так, чтобы заткнуть рот не в меру болтливому Вовчику. Заткнул, и ладно, себя-то зачем обманывать? Нет здесь никакой засады и быть не может…

Горобец догнала его, пошла рядом, на ходу сильно отмахивая свободной рукой. Другая рука, правая, лежала поверх расстегнутой кобуры.

— Я должна перед вами извиниться, — сказала она.

— Не надо, Евгения Игоревна. Я все понимаю.

— Нет, не понимаете. Я очень… — Она обернулась, но Вовчик с Гришей уже отстали метров на десять — из деликатности, наверное, — а Тянитолкай вообще едва виднелся за деревьями. — Я очень любила… о господи, что я говорю! Я очень люблю своего мужа, — твердо закончила она, бросив на Глеба быстрый взгляд из-под низко надвинутого козырька. — Наверное, вас раздражает то, как я командую экспедицией. Вы, наверное, вообще не признаете начальников женского пола. Не знаю, может быть, вы и правы…

— Вы очень хороший начальник, — сказал Глеб, сам не зная толком, сколько в этих словах правды, а сколько лжи. — Только не надо нервничать. Обстоятельства почти всегда можно победить, но, в отличие от людей, перекричать их удается крайне редко. Почти никогда.

— Разве я кричу? — удивилась Горобец.

— Нет, конечно. Но вы отлично поняли, что я имел в виду. Некоторое время Горобец молча шла рядом, а потом сказала:

— Да. А знаете, вы непохожи на прапорщика. Чересчур умны. «Вот те на», — подумал Сиверов.

— Видите ли, Евгения Игоревна… — начал он.

— Можно просто Евгения, — перебила она.

— Видите ли, Евгения, — продолжал Глеб, ухитрившись сдержать улыбку, — прапорщик — это не диагноз, а воинское звание. Присваивается кадровым военнослужащим, которые по тем или иным причинам не получили высшего образования. Ведь вы же не станете утверждать, что каждый штатский без высшего образования — клинический дебил, а каждый обладатель институтского диплома, к тридцати годам не защитивший кандидатскую, — просто бездарь?

— Н-да, — озадаченно сказала «солдат Джейн». — Логика у вас просто железная. И все-таки мне трудно расстаться со своими предубеждениями. А может, вы вовсе и не прапорщик?

— Очень может быть, — серьезно сказал Глеб. — Только это бесполезный разговор. Что бы я вам сейчас ни ответил, вы все равно не будете знать, правду я говорю или беззастенчиво лгу. Тем более что в данный момент вам должно быть глубоко безразлично, прапорщик я или генерал-лейтенант.

— Пожалуй, — подумав, согласилась Горобец. — Ну и храните свою служебную тайну на здоровье!

— Благодарствуйте, — не удержался Глеб.

— Я просто хотела предложить мир. Кажется, нам без вас действительно не обойтись, и вообще…

— Принимается, — сказал Глеб. — Да вы не беспокойтесь, Евгения. Ничего страшного с нами не случится. Я обещал Корнееву привести вас обратно живыми и здоровыми, и я постараюсь выполнить обещание. Кроме того, это просто работа, которая меня кормит.

— Вы меня успокоили.

«Как мило мы беседуем, — подумал Слепой, непрерывно обшаривая взглядом частокол испятнанных лишайником стволов. — Прямо как в парке на прогулке. Я ее успокоил… Это очень хорошо, только вот самому мне успокаиваться рано, тем более что след этот ведет куда угодно, но только не в сторону поселка… Или этот Дерсу Узала, этот Сусанин, Вергилий этот доморощенный — словом, Пономарев — действительно знает короткий путь? Вот ведь сказочник! Я же ему вчера чуть было не поверил. То есть поверил я не в его сказки как таковые, а в то, что где-то в здешних краях действительно может скрываться маньяк, одичавший настолько, что вообразил себя каннибалом. А он, оказывается, просто сказки нам на ночь рассказывал, как малым детям…»

Слева от проложенной лошадьми тропы поблескивало стоячей водой небольшое болото, а справа возникла серая, иссеченная трещинами, испятнанная рыжими, зелеными и серебристыми заплатами мхов скала величиной с трехэтажный дом. Подняв взгляд, Сиверов увидел висящие над головой корни деревьев. Под ноги тоже все чаще подворачивались камни, и на некоторых были заметны оставленные конскими подковами белые царапины. Глеб посмотрел на часы. По его расчетам, они отошли от лагеря уже километра на полтора.

— Нам не пора возвращаться? — заметив его жест, спросила Горобец. — Вы ведь сами говорили, что пускаться в погоню бессмысленно…

— Еще немного, — ответил Глеб. — Еще совсем немного, и пойдем назад. Кстати, куда вы намерены нас вести? Карты-то нет! Обратную дорогу мы бы нашли, а вот как дойти до этого пресловутого Каменного ручья, лично я, признаюсь, представляю смутно.

— Я помню карту, — сказала «солдат Джейн». — Вот это болото, — она махнула рукой налево, — питается Каменным ручьем. Мы почти на месте, понимаете?

— Понимаю, — сказал Глеб. — Повернуть назад в двух шагах от цели действительно обидно. Я бы на вашем месте тоже пошел до конца, невзирая на препятствия. Но, извините, я — это я. Хотите, я схожу туда сам? Дня за три обернусь, а вы подождете меня в лагере. Я все узнаю, и вам не придется рисковать собой и людьми…

— Нет, — отрезала Горобец. — Это мое дело, и я должна довести его до конца. И потом, если туда пойдете вы, я до конца жизни буду сомневаться: а вдруг вы чего-то не заметили, что-то неверно поняли или просто не сочли достойным внимания?

— Или наврал, — подсказал Глеб.

— И это тоже.

След табуна огибал скалу, скрываясь из вида за поворотом. Сиверов остановился, обернулся назад, повелительно махнул рукой, давая знак поторопиться, и подождал отставших.

— Будьте здесь, — сказал он. — Я позову.

— Если успеешь, — буркнул Гриша.

— Постараюсь успеть.

Глеб осмотрел поверхность скалы, прикидывая, с чего бы начать, поплевал на ладони и полез наверх. Подъем оказался легче, чем можно было ожидать, и через каких-нибудь пять минут Сиверов уже вскарабкался на макушку обманчиво крутого и неприступного каменного лба, поросшую высокими лиственницами и редким колючим подлеском. Засады, которую он в глубине души опасался обнаружить, не было — по крайней мере, здесь, наверху. Глеб выбрал удобную позицию, с которой можно было хорошенько осмотреться, начал снимать с плеча винтовку и остановился: то, что он увидел, было различимо и без помощи оптического прицела.

Спустившись вниз, он молча махнул своим спутникам рукой и повел их вперед по лошадиному следу, который, как он только что выяснил, кончался буквально в полусотне метров отсюда, на дне неглубокой впадины, по краям которой росли какие-то кусты, уже слегка тронутые зеленой весенней дымкой. Члены экспедиции еще не знали, что ждет их впереди, а Глеб знал, но молчал, потому что ничего не понимал. И потом, чего зря языком трепать, сами все увидят…