Инстинкты человека - Вязовский Алексей - Страница 23

Таким образом, сама по себе фактическая генетическая общность для текущего поведения в рамках РК прямого значения не имеет, а имеет значение система внешних признаков, срабатывание на которые происходит весьма формально. Поэтому инстинкты родственной консолидации срабатывают в любой более-менее устойчивой группе — тем более, что в эволюционном прошлом группа сколь-нибудь длительно сосуществующих особей всегда имела ту или иную генетическую общность. В наше время такими фактически неродственными РК-консолидированными группами, например, являются трудовые коллективы или религиозные общины (и т. д.), в которых «корпоративная лояльность» полагается самоценной сущностью, безотносительной к полезности пребывания в данной группе конкретного её члена. Всякий, добровольно покидающий данную группу, может быть сочтён предателем, даже если видел от этой группы одни неприятности и лишения (что, например, для низкоранговых членов ВК-консолидированных групп совсем не редкость). Интересно, что Лев Толстой считал патриотизм чувством «грубым, вредным, стыдным и дурным, а главное — безнравственным». Он полагал, и как мы сейчас видим — вполне прозорливо, что патриотизм с неизбежностью порождает войны, и служит главной опорой государственному угнетению (к чему мы вернёмся далее).

Поскольку родственная консолидация вообще, и группоцентризм в частности, есть развитие родительских инстинктов, то в их проявлениях прослеживается много сходств. Известно, что родителям в общем и среднем присуще некритически идеализировать своих детей (а детям — родителей), абсолютизировать их достоинства (нередко — мнимые), и затушевывать недостатки, а в их неприятностях усматривать «происки извне». То же самое может относиться к выраженной группе, подпадающей под действие расширенного инстинкта родственной консолидации — даже при фактическом отсутствии как такового родства. Тут можно задаться резонным вопросом: как естественный отбор может поддерживать почти родственную консолидацию при фактическом отсутствии близкого генетического родства? Какая математика тут действует? Дело в том, что группирование любых особей (даже разного вида — в этих случаях мы говорим о симбиозе) часто придаёт им разнообразные преимущества, и поэтому может поддерживаться естественным отбором даже несмотря на отсутствие родства. Хотя, опять же — родство такому группированию чрезвычайно способствует, и с него обычно начинается, поэтому мы причисляем группоцентризм именно к инстинктам, связанным с родством.

Модуль группоцентризма — модуль лояльности группе. Он запрещает — на эмоциональном, разумеется, уровне, критически сравнивать членов своей группы с другой. Субъективно это просто не приходит в голову: «свои» считаются лучшими априори; чужие — наоборот.

Подобно тому, как родитель может пожертвовать жизнью в пользу своего ребёнка, а один брат — в пользу нескольких других, так и член в общем-то не очень родственной группы может пожертвовать собой для доказательства своей лояльности этой группе. Яркий пример — террористы-смертники; но явление это гораздо шире. Вспомним, например, старый фильм «Адъютант его превосходительства»: Высокообразованный и культурный Мики, вовсе не зомбированный и не обкуренный, будучи уличённым в совершенно нечаянном проступке, вознамерился доказать свою честность (лояльность той социальной группе, которой он служил и к которой принадлежал) путём самоубийства. И этот эпизод не выглядит досужей фантазией режиссёра или сценариста: мы все понимаем, что благородный, и по-настоящему преданный своей общности человек вполне МОГ так поступить. И при всей радикальности такого поступка, мы бы не усмотрели в нём дикости и отупения.

3. Конформная консолидация

Конформизм — один из древнейших паттернов неродственного группового поведения; он выражен уже у многих весьма примитивных существ, сосуществующих в так называемых «анонимных стаях», у которых нет явно выраженных лидеров, но которые тем не менее способны к каким-то совместным действиям. Мы уже упоминали такую консолидацию во вступительной части раздела социальных инстинктов. Для конформного поведения требуется весьма немного интеллекта; не зря такое поведение наблюдается уже у простейших живых организмов. Достаточно просто быть в состоянии распознавать другую особь своего вида, и следовать поведению любой такой особи, попавшей в зону восприятия органов чувств. Более сложные виды консолидаций, вертикальная, и особенно — горизонтальная, требуют уже способности запоминать персональные особенности членов группы (хотя бы статус), и вести себя сообразно запомненному.

Как и родственные виды консолидаций, конформизм также является базой, общим фоном и составной частью всех других видов консолидаций; он присутствует в любой минимально стабильной группе. С другой стороны, у людей конформная консолидация в чистом виде, без примесей родственной и прочих, наблюдается очень редко. Тем не менее, вполне самостоятельный паттерн группового поведения, заслуживающий отдельного рассмотрения. Также для нашей темы важно, что инстинктивность человеческого конформизма вполне доказана в ходе нейрофизиологических исследований (см. вставку).

Конформизм играет очень важную роль в стабилизации культурных норм, о чём мы подробнее расскажем в разделе «А как же культура?», так как инстинктивный конформизм — более широкое понятие, чем то, что понимается под конформизмом в быту (где он понимается в основном как сознательное соглашательство). Инстинктивный конформизм предполагает неосознанную (разумеется, могущую у людей сочетаться и с элементами осознанности) подстройку под окружающих не только своего мнения, но и предпочитаемых поведенческих моделей. Человеческий инстинктивный конформизм, наряду с прочими факторами, создаёт у исследователей (а тем более — неспециалистов) иллюзию бесконечной гибкости человеческого поведения, иллюзию детерминированности поведения только окружающей средой. На самом деле, не только человек подстраивается под «среду», но и среда подстраивается под глубинные поведенческие устремления формирующих эту среду индивидов (вернее — формируется ими). Да, поведение значительной части индивидов может быть конформным, не совпадающим с их «настоящими» поведенческими склонностями. Но если в популяции становится слишком много носителей иных (чем конформные) предпочитаемых поведенческих моделей, то доминирующие в популяции поведенческие модели могут скачкообразно измениться, далее, возможно, став новыми конформными.