Звери дедушки Дурова - Дуров Владимир Леонидович - Страница 16

У Бэби была превосходная память, и дорогу к вокзалу он хорошо запомнил.

Когда я приехал на вокзал, Бэби стоял на платформе, окруженный тесным кольцом любопытных. Я крикнул издали:

— Бэби, ком!

Слон, тотчас же, как по мановению волшебного жезла, повернулся ко мне, подняв хобот, и отчаянно заревел.

Толпа дрогнула от испуга и моментально расступилась, давая слону дорогу. Бэби с шумом выпустил через хобот воздух, и, махая ушами, пошел за мной.

Я отпустил Николая на месяц, пока Бэби забудет о случившемся. Метла была навсегда изгнана из нашего обихода, и вечером Бэби, как и всегда, работал спокойно и с удовольствием хрустел заработанным сахаром.

Был ли трусом Бэби, испугавшийся метлы? Конечно, нет. Животные всегда боятся новизны, неизвестного, каковой и являлась метла для Бэби, и его гнала на вокзал не трусость, а инстинктивное чувство самосохранения.

В другой раз с Бэби едва не повторилась история бегства, когда он во время занятий его со мной неожиданно услышал, как один из музыкантов, случайно очутившийся в проходе, нечаянно задел струну своего контрбаса, и инструмент загудел.

Слон вдруг сгорбился, растопырил уши, приподнял свой толстый короткий хвост и стал тихо гудеть, как бас у органа; маленькие серенькие глазки его косились со страхом на инструмент. И как только убрали невиданное чудовище-контрбас — Бэби моментально успокоился.

Не меньше страха навел на Бэби старинный пузатенький комод, формой и цветом напоминавший контрбас, приготовленный в проходе цирка, для представления (пантомимы). Когда я знакомил Бэби осторожно с новыми предметами, он их потом уже не боялся.

Бэби учился у меня многим смешным вещам. Между прочим, он прекрасно исполнял на арене цирка сценку в парикмахерской, вместе с моим другом и товарищем — маленьким карликом Ванькой-Встанькой.

Этот номер всегда вызывал смех у публики. Как сейчас вижу крошечную фигурку веселого Ваньки-Встаньки с его улыбающимся простодушным лицом, которого я громко зову, стоя на арене:

— Ванька-Встанька! Как тебе не стыдно являться небритым перед публикой? Надо тебя побрить. Отправляйся в конюшню и надень подобающий костюм, а я устрою здесь пока парикмахерскую.

И пока Ванька-Встанька уходит, на арену вносится большая кровать с огромной, набитой сеном подушкой. К кровати подставляется тумба со свечею в легком подсвечнике; на другой половине арены ставят стол, с лежащими на нем длинными железными щипцами и громадной деревянной бритвой. К столу пододвигается стул с высокими ножками, а против барьера помещается горн с тлеющими углями, точило на высоких ножках, и ставится у входа декорация, изображающая заднюю часть комнаты с дверью и нарисованным окном, на котором изображены болванчики в париках, вывеска с надписью «Парикмахер из Парижа Слонов. Стрижка и брижка, бритье и стритье».

Дверь отворяется, и появляется. Бэби. Я представляю его публике. Он раскланивается на три стороны. Я говорю ему:

— Приведите все в порядок в вашей парикмахерской. Будьте чистоплотны, смахните пыль и ложитесь спать; завтра надо рано вставать и принимать посетителей.

Бэби быстро подходит к столу, берется хоботом за точеную ручку ящика, выдвигает его и вынимает салфетку. Этой тряпочкой он стирает пыль со стола и как бы случайно сметает щипцы и бритву на пол. Потом, высоко подняв хобот, слон-парикмахер подходит к декорации и начинает водить тряпкой по нарисованному окну, делая вид, что протирает стекла.

— Разве вы не слышали, что вам пора лечь спать? — повторяю я.

Бэби идет к кровати, шарит под подушкой хоботом и вытаскивает оттуда гигантского клопа, величиною с поларшина. На самом деле это свиной пузырь, надутый и выкрашенный в коричневую краску. Бэби кладет его на землю и наступает тяжело ногой. Клоп громко лопается; публика хохочет.

Раздавив клопа, Бэби укладывается спать, вернее, становится на кровать всеми четырьмя ногами. Затем он берет подушку хоботом и делает вид, что хочет бросить ее в подсвечник, а я, притворно, ужасаясь, кричу:

— Ай, что вы делаете? Разве подушки для того сделаны, чтобы ими тушить свечи?

И, вырвав подушку, я кладу ее на место. Потом я кричу:

— Тушите.

Бэби вытягивает хобот по направлению к свече и сильно дует. Свеча вместе с подсвечником со стола летит на землю. Я смеюсь и, указывая, на Бэби, говорю публике:

— Вот кого бы следовало пригласить в пожарные. Ну, а теперь надо ложиться спать. Завтра придется рано вставать.

Слон слушается и осторожно опускается головой на подушку; минута — и слон поднимается и осторожно слезает с кровати. Я спрашиваю:

— Что вы забыли?

Бэби, вместо ответа, хоботом шарит под кроватью, находит вазу, берет хоботом ее за ручку, вытаскивает на средину арены и садится на нее. Публика громко хохочет…

В это время раздается стук в дверь. Слон быстро поднимается. У двери стоит Ванька-Встанька, в пестром и смешном пальто и лысом парике. Я почтительно кланяюсь карлику, Бэби тоже почтительно качает головой… Я приглашаю Ваньку-Встаньку садиться. Карлик усаживается на высокий, стул. Я подвязываю ему салфетку, изображая помощника парикмахера, и спрашиваю:

— Что угодно?

Карлик отвечает:

— Мне нужно, чтобы вы меня завили.

— В уме ли вы? — спрашиваю я, — да что же мы станем завивать? Ну-ка, освидетельствуйте голову посетителя.

Слон свертывает хобот улиткой и осторожно стучит им по лбу карлика. Я беру щипцы и предлагаю Бэби нагреть их.

Бэби подходит к горну, берется за рычаг и начинает накачивать воздух. В это время я подсыпаю бенгальский огонь, который освещает цирк красным светом.

— Быть может, вы теперь наточите бритву? — говорю я слону. Парикмахер вертит хоботом ручку точила.

— А теперь не угодно ли взбить мыло для бритья.

И я подставляю Бэби ведро, из которого торчит ручка от мочальной швабры, изображающей кисть. Слон хоботом обхватывает кисть и взбивает в ведре мыло.

— Довольно.

При этом слове, слон вынимает кисть с мылом и мажет ею по голове карлика. Ванька-Встанька делает вид, что он в ужасе, и кричит, — болтая своими коротенькими ручками и ножками. Публика смеется… А Бэби собирает с намыленной головы Ваньки-Встаньки мыло себе в рот.

Я подаю ему деревянную бритву. Он водит ею по голове карлика. Тот кричит благим матом:

— Ой, — довольно, довольно, пустите меня домой.

Ванька-Встанька срывается с места и бежит к выходу, Бэби догоняет его и хоботом тащит назад… Я говорю:

— Платите.

С забавной гримасой Ванька-Встанька лезет в карман и вытаскивает кусок сахара, кладет его в хобот слону. Слон, хрустя заработанным лакомством, кланяется аплодирующей публике вместе со мной, а потом мы скрываемся за занавесом.

Эта сложная сценка, которая так нравилась детям, подготовлялась мною довольно долго и требовала больших трудов, но здесь слишком долго рассказывать, как я для нее дрессировал слона.

Скажу только одно, и здесь, как всегда, я прибегал к ласке и вкусовому поощрению, — награде за труд, и ни разу не ударил моего четвероногого ученика.

Ванька-Встанька, веселый маленький карлик, неспособный на тяжелый труд, был моим товарищем по цирку и разучивал разные сценки с животными весело и охотно.

Много еще смешных сценок мог показывать мой слон Бэби; рассказывая их, можно было бы написать немало книг…

Мне пришлось выступать с Бэби в одном дворце в Петербурге на Каменноостровском проспекте. Дело было зимой. Из цирка Модерн, в котором я работал, моему слону ничего не стоило перейти по глубокому снегу во дворец. Пройдя в чугунные ворота и поднявшись по ступенькам мраморной лестницы, Бэби почувствовал, что он не в конюшне, и стал вести себя, как подобает артисту, привыкшему быть и в лачуге у бедняков, и на грязном полу фабрики, и в роскошных покоях вельмож.