Не суди меня - Макдональд Джон Данн - Страница 2

– Что со мной происходит, Тид? – мягко, чуть ли не шепотом проговорила она. – Мне ведь следовало бы чувствовать себя грязной с головы до ног, словно самая последняя шлюха из самой вонючей канавы, а моя совесть почему-то молчит. Будто ее никогда и не было! И боюсь я всегда только одного: как бы меня случайно не поймали за этим...

– Ты к чему это, Фелисия?

Она посмотрела ему прямо в лицо. Ее губы теперь были совсем рядом с его, ротик заметно подрагивал, хотя Тид почему-то был абсолютно уверен, что она специально заставила его так заметно подрагивать.

– Слушай, Тид, тебе не покажется ужасно глупым, если я... ну вроде как попробую сама себя чуть-чуть обмануть?

– В каком это смысле и каким это образом?

– Ну, скажем... убедив себя, что... что, занимаясь этим с тобой, я стараюсь помочь Марку...

Он тупо уставился на нее, изо всех сил стараясь не расхохотаться:

– Подожди-ка, подожди, Фелис! Тогда давай лучше вернемся к тому, с чего начали. С фактов. Итак, пункт первый: Марк Карбой – наш законно избранный мэр и твой законный муж. Пункт второй: Марк Карбой – мягко говоря, довольно глуповатый человек, который является не более чем подставным лицом неких влиятельных лиц, то есть, точнее, банды Раваля. Пункт третий: мой собственный шеф Пауэл Деннисон, став теперь главой администрации города, твердо и искренне желает отобрать город у Раваля и его банды... Ну и что прикажешь мне теперь делать? Пойти прямо к Пауэлу и попросить: «Мистер Деннисон, прошу вас, не обижайте, пожалуйста, старину Карбоя, потому что я сплю с его женой миссис Карбой»?

От возмущения Фелисия заморгала глазами. Однако, придя в себя, резко выкрикнула:

– Черт тебя побери, Тид! Неужели вот только так прямо и надо говорить?

– Ну, если ты не хочешь слышать такое «вот так прямо», то тогда постарайся сама выразить точнее, что, собственно, ты имеешь в виду и что тебе хотелось бы услышать. Так будет лучше и для тебя, и для меня, и для всех остальных.

Она пожала плечами:

– Все в округе и так открыто называют тебя «правой рукой Деннисона». С тех самых пор, как шесть месяцев назад он специально вызвал тебя сюда. И если бы ты захотел помочь Марку, то наверняка мог бы найти способ, как это сделать.

– Если бы захотел.

Фелисия снова опустила голову и «пробежалась» кончиками пальцев по тыльной стороне его запястья.

– Неужели ты на самом деле захочешь лишить меня моих маленьких невинных замыслов, дорогой?

– И что, если да?

– Я... а знаешь, мне самой до сих пор не совсем понятно, как это... как я могла продолжать все это.

– Что именно?

– А то, что я люблю тебя, что просто не могу без тебя, но...

– Но при этом тебе хочется считать, что на самом деле ты все это делаешь только и исключительно для блага Марка, так ведь?

Она даже не подняла головы.

– Не надо быть со мной таким жестоким, Тид, прошу тебя.

– Ты что, хочешь, чтобы я дал тебе какое-то обещание?

– Да, Тид, хочу. Очень маленькое, совсем маленькое обещание. Которое никому не принесет вреда, практически никого не затронет, совершенно никому не навредит. Ведь Марк совершенно не опасен. – Он успел заметить, как ее губы на какое-то мимолетное мгновение исказила кривая гримаса, которая, впрочем, тут же исчезла, будто ее никогда и не было. – Он просто-напросто дурак. Не более того...

У Тида вдруг появилось смутное, однако при этом какое-то вполне осязаемое ощущение того, что он находится где-то совершенно в другом месте и со стороны наблюдает за двумя фигурами, сидящими на постели номера коттеджа в курортном кемпинге, наблюдает бесстрастно, объективно, даже несколько язвительно... Ведь какими бы душевными взглядами этим двоим ни удавалось обмениваться друг с другом, какими бы открыто призывными ни были ее игра ноготками на тыльной стороне его руки и постоянные соблазнительные наклоны вперед в его сторону, чтобы увеличить обзор своих прелестей, все это оставалось не более чем довольно банальной сценой, которая ни ему, ни ей отнюдь не делала чести... Интересно, невольно подумалось ему, уж не этой ли банальностью происходящего между ними, не отвратительностью ли той самой сделки, которую она только что ему предложила, вызвано его столь внезапно возникшее желание унизить ее?

– Полагаю, мне требуется это хорошенько обдумать.

Она уставилась на него:

– Обдумать? Хорошенько обдумать? С чего бы это? Зачем?!

– Мне ведь надо дать тебе обещание, так? Возможно, маленькое, как ты говоришь, совсем маленькое, но, тем не менее, обещание. Потому что ты просишь об этом.

– Нет, нет, Тид, только потому, что, надеюсь, я для тебя кое-что значу. Вот почему.

– Конечно же значишь, котеночек. Ты для меня очень даже много значишь.

Фелисия неторопливым движением сняла темные очки в массивной роговой оправе, положила их на постель рядом с собой и слегка откинулась назад, обхватив себя руками и глядя на него одной из своих неотразимых «застенчивых» улыбок.

– А знаешь, вообще-то сейчас совсем не так поздно, как мне почему-то показалось вначале... Давай покажи мне, что именно я для тебя значу, Тид.

– Слабый выстрел, Фелис. Считай, что промахнулась.

Она заметно напряглась:

– И как это прикажешь понимать?

– Сначала ты все делала вроде бы безупречно, но когда дело дошло до постели, то здесь... здесь все стало происходить слишком уж расчетливо и предельно точно. Будто мы это уже не один раз детально репетировали. Твои бешеные всхлипывания и стоны страсти, четко размеренные оргазмы... Все ты делала точно по заранее намеченному плану, не изменяя себе, не отходя от него ни на шаг, ни на самую маленькую запятую, ни на самое крошечное двоеточие!

Первые несколько мгновений ее лицо оставалось совершенно невыразительным, в течение которых Тид тем не менее буквально физически услышал, как в ее мозгу что-то тихо, но достаточно отчетливо щелкнуло – очевидно, окончательное решение. Затем Фелисия Карбой, резко развернувшись и вскинув обе ноги высоко в воздух, упала спиной ему на колени. И снова «страстно», призывно на него посмотрела. Только на этот раз снизу вверх, а не наоборот...

– Конечно же именно так оно и было, Тид, – двусмысленно улыбнувшись, с неожиданной готовностью согласилась она. – Раньше. Но теперь у нас все будет иначе. Знаешь, наверное, я просто не до конца понимала, что во мне сидит это... а когда ты все так ясно и доходчиво объяснил... Кроме того, раз уж я знаю, что ты готов помочь моему глупенькому Марку, то можно спокойно убрать и все остальные барьеры. Вплоть до самого последнего, Тид! Зато теперь они нам больше не нужны. Совсем не нужны! Просто ни к чему... Отныне в постели ты будешь иметь в моем лице самую распущенную, самую безумно любящую тебя женщину в мире! Готовую исполнить любые твои желания, любые наши фантазии... Иди ко мне, Тид. Обними меня крепко-крепко. Так, чтобы я тут же полностью себя забыла. Давай же, прошу тебя, Тид! Ну чего же ты ждешь?..

«Ну уж нет, крошка, – слушая ее, подумал Тид. – Ты и раньше-то никогда не умела забываться, наверняка не сможешь – или просто не захочешь – забыть себя и теперь. Ты ведь, по сути, не более чем хорошо отлаженный механизм для достижения конкретно поставленной цели, и, когда тебе по сценарию требуется издать стон страсти, ты, прежде чем сделать это, сверяешься с ним. Я будто собственными ушами слышал, как переворачиваются его страницы где-то там, в самой глубине твоего мозга...»

Он даже не пошевелился, предоставив действовать ей самой. И оказался полностью прав, ибо успел заметить, как в глазах Фелисии на какую-то долю секунды мелькнула и тут же исчезла явная искорка ненависти, которую не удалось скрыть даже ее вдруг низко опустившимся векам. И кроме того, по-своему искреннее удивление оттого, что он стал раздумывать, а не согласился немедленно же продолжить эти размеренные, истинно партнерские любовные упражнения «для двоих», в которых каждое позиционирование, каждое физическое соприкосновение их дымящихся от всепожирающей страсти тел выглядело при этом до странности безличным – как будто они сосредоточенно и самозабвенно исполняют замысловатые фигуры некоего древнего ритуального танца, имеющего свои жесткие, обязательные, ни в коем случае не нарушаемые правила и скрытые исторические значения совершаемых ими движений...