Месть в коричневой бумаге - Макдональд Джон Данн - Страница 51

Мы ждали Гаффнера. На губах Стейнгера играла слабая, усталая улыбка.

Глава 19

Бен Гаффнер уселся в центре за длинным столом, указав мне место напротив, а Стейнгеру слева от меня. Двое помощников прокурора сидели по бокам от него. Худой, бледный, по имени Рико – старший следователь. Кругленький рыжий Лозье, молодой адвокат, помогал Гаффнеру на выездных сессиях суда.

Гаффнер любил порядок. Он в удобном порядке разместил перед собой желтый официальный блокнот, четыре остро отточенных желтых карандаша, стеклянную пепельницу, сигареты и зажигалку. Рико принес магнитофон “Сони-800”, подключил, вставил новую пленку, проверил, водрузил микрофон на книгу, положив ее в центре стола, вновь проверил, отрегулировал громкость и кивнул Гаффнеру.

Только тогда Гаффнер взглянул прямо на меня. Медленно вращались кассеты с пленкой. У него была лунообразная физиономия, а все мелкие, тонкие черты сосредоточились в центре луны. Волосы стрижены коротко, за исключением седого курчавого хохолка спереди, похожего на моток стальной проволоки. Глаза с необычным желтым оттенком, причем прокурор обладал способностью смотреть не отрывая глаз, не мигая, абсолютно без всякого выражения. Довольно эффективно.

– Ваше имя? – проговорил он наконец. Никаких отличительных признаков в голосе, в речи. Никакого акцента, намека на происхождение.

Имя, возраст, адрес, род занятий, семейное положение, местный адрес.

– Как я понял, вы делаете добровольное признание, мистер Макги. Должен предупредить…

– Я осведомлен о своих правах относительно дачи невыгодных для себя показаний, молчания, присутствия адвоката и прочего, мистер Гаффнер. Свободно и добровольно отказываюсь от них без каких-либо угроз, обещаний и принуждения с вашей стороны.

– Очень хорошо. Опишите мне собственными словами ваши действия, связанные с инкриминируемым вам преступлением…

– Так дело не пойдет, мистер Гаффнер.

– Оно пойдет так, как желательно мне.

– Тогда вы напрасно проделали долгий путь. Эл, ведите меня за железную дверь.

Пока Гаффнер сверлил меня желтым взглядом, можно было медленно сосчитать до десяти.

– Что же вы предлагаете, мистер Макги?

– Я хочу начать с событий пятилетней давности, рассказать, где и как познакомился с Хеленой Пирсон Трескотт и ее дочерьми. Не отниму у вас времени подробностями, не имеющими отношения к делу, которое, надеюсь, вы сможете вынести на рассмотрение Большого жюри. Кое-какие последующие события будут предположительными.

– Меня не интересуют ваши предположения.

– Меня не интересует ваша незаинтересованность моими предположениями. Я намерен вам их изложить вместе с имеющимися у меня фактами. Без предположений факты вместе не свяжутся. Просто придется вам все это вытерпеть, мистер Гаффнер. Утешьтесь возможностью получить несколько ниточек.

После очередного долгого немигающего желтого взгляда он согласился:

– Тогда приступайте. Постарайтесь не отвлекаться. Когда я вот так подниму руку, прервитесь, пожалуйста. Значит, мне надо сделать заметку в блокноте. Как только закончу писать, продолжайте, по возможности с того, на чем остановились. Ясно?

– Абсолютно.

На рассказ ушло много времени, обе стороны пятидюймовой кассеты с пленкой и половина другой. Прокурор исписал много страниц – быстро, аккуратно, очень мелко.

Выстроенная мною цепочка мотивов и логических заключений свелась к следующему.

Доктор Стюарт Шерман в самом деле убил жену, и следователь по особым делам округа Кортни Дэйв Брун в ходе расследования наткнулся на нечто дающее достаточные основания для вынесения Большим жюри обвинительного приговора. Однако практикующий врач был гораздо полезнее Дэйву Бруну, чем обвиненный убийца. Такой сообразительный тип, скорее всего, ненадежнее спрятал улику. Возможно, пообещал доктору помощь и молчание в обмен на письменное признание, которое можно использовать для шантажа.

Затем учтем узкую лазейку, найденную Томом Пайком во время расследования его неэтичных брокерских действий. Вмешательство мисс Гулды Веннерсен кажется необычайно удачным. Можно предположить, что Дэйв Брун сделал шаг, оказав Пайку огромную услугу ради собственной выгоды. Может быть, он откопал сведения, позволяющие прижать Веннерсен, может, уже что-то было в запасе и он ждал только случая поэффективнее использовать компромат. Это дало Бруну определенную власть и над Пайком, который все больше и больше преуспевал.

Затем Хелена Пирсон Трескотт перед первой операцией сообщила дочерям об условиях завещания и о неожиданных размерах капитала. Морин наверняка поделилась новостью с Томом. Потом хирург, доктор Билл Дайке, известил Тома Пайка, не уведомив дочерей, что страдавшая раком толстой кишки Хелена не выживет. В связи с условиями завещания ожидаемый младенец внезапно превратился в потенциальную угрозу, как претендент на значительную долю наследства. Идеальная схема – кончина Хелены, потом бездетной Морин и женитьба Тома Пайка на Бриджит.

Случайно или по плану, домашним врачом оказался доктор Шерман. Можно предположить, что Пайк с Бруном, связанные взаимовыгодными отношениями, стали сообщниками. Доверие гарантировали разнообразные отрывки опасной информации, хранившиеся в надежном месте и подлежавшие огласке только после смерти одного из заговорщиков.

На Шермана оказали давление, вынудив вызвать у Морин Пайк спонтанный выкидыш. Есть препараты, серьезно нарушающие функцию почек. Сделайте инъекцию, иначе вам грозит полное разоблачение, позор, а возможно, пожизненное заключение. Все вышло вполне удачно: Морин тяжело заболела.

Переходим теперь в сферу чистых предположений. Почему возникла необходимость стереть воспоминания Морин о ближайшем прошлом? Может, она заподозрила, что укол, сделанный доктором Шерманом, убил ребенка? Или, что несколько вероятнее, будучи вроде бы в коме, слишком много услышала из некоей тихой беседы доктора Шермана и ее мужа? Женщина ни в коем случае не умолчала бы об этом. Оставалось либо уничтожить память Морин, либо убить ее, невзирая на неизбежную потерю денег. Шерман экспериментировал с памятью животных с сохранением приобретенных навыков, с периодом времени, за который они забываются. Как лечащий врач, он мог с легкостью ввести Морин большую дозу пуромицина. Когда память обо всех событиях последних дней начисто испарилась, Пайк, вероятно, быстро сообразил, с какой выгодой можно воспользоваться этим эффектом. С его помощью он собирался приступить к подготовке смерти жены, которая должна была умереть за Хеленой, а заодно заманить и держать в доме Бриджит, которая могла влюбиться в красавца мужа сестры.

После возвращения Морин из больницы Том Пайк с невольной помощью Бидди держал жену на пуромицине. Функция ее повседневной памяти фрагментарна, подавлены приобретенные навыки. Побочный эффект – возвращение в детство, к чувственным удовольствиям, стремление к бегству. Но это помогало держать рядом Бидди, которая не могла оставить сестру. Еще при жизни Хелены Том Пайк подготавливал сцену для самоубийства жены. Одна из попыток должна была стать успешной. Он ничем не рисковал, напичкав ее снотворным, выждав на первый взгляд рискованный период времени, а потом придя на помощь. Она ничего не помнила. Пайк нисколько не рисковал, уложив ее в горячую ванну, сделав два пробных надреза и один глубокий, выждав и выбив незапертую дверь. Она ничего не помнила и не догадывалась, что он сам привязал к балке грубо и неуклюже сплетенную веревку.

Только он не знал, что обычно потенциальные самоубийцы придерживаются одного способа, максимум двух. А тут было четыре.

Кажется, ясно, почему доктор Шерман становился опасным. Мало-помалу он осознавал, что свидетельство об убийстве его жены вряд ли будет когда-нибудь пущено в ход, так как по предъявлении обвинения он сообщил бы и об искусственном выкидыше, устроенном по просьбе Пайка и под давлением со стороны Бруна, и о том, как Пайк вводил Морин полученный от него препарат, который воздействует на мозг, вызывая эффекты, ошеломляющие неврологов и психиатров. Тем временем его заставляли вкладывать в сделки Пайка все заработанные деньги и даже средства от продажи страховых полисов. Может быть, Шерман замкнулся о признании. Может, стал вымогать деньги у Пайка за поставку пуромицина.