Месть в коричневой бумаге - Макдональд Джон Данн - Страница 14

Я вернулся к кровати, уселся на край и уставился на ковер. При мне не было ничего, что дало бы кому-нибудь хоть какую-нибудь подсказку. Мой временный адрес в мотеле известен Бидди, Тому Пайку, девушке из конторы по прокату автомобилей и тем, кому они могли рассказать и кто мог их спросить.

Бидди и Том знали, что я уеду из мотеля на ленч. У Тома хватило бы времени зайти в мотель до приезда домой. Что он мог бы искать? Письмо Хелены? Что могло быть в письме? Надо поработать над этим предположением, пока оно не рассыплется. Но зачем? Что могло быть в письме? Бидди не знала о нем, пока я ей не рассказал, если только она не дьявольски замечательная актриса. Сомнительно, чтобы Хелена упомянула о написанном мне письме. Во-первых, письмо в высшей степени личное. О нем точно знал доктор Уинтин Хардахи. Может быть, больничная сиделка Хелены. Забудем вопрос “зачем”, по крайней мере на время. Отправимся с известной точки или с известного угла, что составляет основу всей навигации.

Знаю, возможна ошибка. Может быть, я похож на кого-то, кого кто-то ищет. Может быть, он не поладил с законом. Может быть, здесь был псих, помешанный на зубных щетках.

Я позвонил мистеру Уинтину Хардахи из конторы “Фоулмер, Хардахи и Кранц”, расположенной в здании банковской и трастовой компании округа Кортни на Сентрал-авеню. Дозвонился до секретарши, которая сообщила, что мистер Хардахи на совещании. Неизвестно, когда он вернется. Да, если мне хочется прийти и подождать, пожалуйста, но, если совещание закончится после пяти, он не сможет со мной увидеться до понедельника.

Я собирался тихонько пройтись, поглядывая и прислушиваясь, выискивая что-то неладное в ближайшем окружении.

И больше не испытывал беспокойства. Абсолютно.

Глава 7

В половине пятого величественная секретарша Хардахи вышла в отделанную панелями приемную и провела меня в кабинет. Будучи средним партнером фирмы, он занимал отдельный угловой кабинет с большими окнами. Кругленький, смуглый, лысый, с виду очень здоровый и крепкий. На книжной полке стояли несколько теннисных кубков. Разговаривал он тихим хриплым голоском, который я помнил по нашему телефонному разговору и который совсем ему не подходил. Наклонился через стол, обменялся со мной рукопожатием, указал на глубокое кресло и сказал, вроде бы с легкой настороженностью и любопытством:

– Это была прекрасная женщина. Очень жаль, что все так обернулось. Могу ли я чем-нибудь вам помочь, мистер Макги?

– Мне хотелось задать только пару вопросов. Если какой-то окажется неподобающим, просто так и скажите.

– Расскажу, что смогу. Но возможно, вам следует знать, что я не являюсь личным поверенным миссис Трескотт. Ее дела – юридические, налоговые, имущественные и так далее – велись в Нью-Йорке. Она, видимо, позвонила или написала своим нью-йоркским помощникам, попросив порекомендовать кого-то здешнего, способного выполнить ее личное поручение. Один мой однокурсник – партнер фирмы, с которой она там сотрудничала, поэтому ей назвали мое имя. Она позвонила, я поехал в больницу увидеться с ней. Может быть, из Нью-Йорка ко мне обратятся насчет деталей, связанных с ее здешней собственностью, но я точно об этом сказать не могу.

– Вы никому не рассказывали о том письме с чеком?

– Я сказал вам, что она желала совершить это конфиденциально. Выписала чек со своего нью-йоркского счета, и я его депонировал на наш счет. Когда он был оплачен, я взял для вас выписанный кассиром банка чек, согласно ее просьбе. Она мне вручила запечатанное письмо, которое следовало переслать вместе с чеком. Не будь вы получателем, я отрицал бы свою осведомленность о любой из данных операций.

– Простите, мистер Хардахи. Я не хотел…

– Все в полнейшем порядке. Вы не могли знать о процедуре до моего сообщения.

– Я сказал ее младшей дочери о полученном письме. Я сегодня обедал с Пайками и мисс Пирсон. Судя по письму Хелены, она жила с ними до последнего переезда в больницу.

– Верно.

– Могу ли я тоже установить с вами конфиденциальные отношения? Наверно, могу, как клиент, но не знаю, в какой именно области законодательства вы работаете, мистер Хардахи.

– Специализируются у нас два других старших партнера. Я веду практическую работу. Почти на любой позиции.

– Вы каким-либо образом, прямо или косвенно, представляете Тома Пайка? Или дочерей?

– Никого из них фирма никоим образом не представляет.

– Очень быстрый и очень определенный ответ.

– Стараюсь быть внимательным и хорошим поверенным, мистер Макги, – сказал он, пожимая плечами. – Получив из Нью-Йорка от Уолтера Олбэни предупреждение, что миссис Трескотт может связаться со мной, я выяснил, кто она такая, узнал о ее состоянии, и мне пришло в голову, что по этому поводу могут возникнуть наследственные проблемы – ведь у Тома Пайка заключена масса контрактов с местными юристами. Поэтому я обратился к нашим архивам, чтобы убедиться в невозможности столкновения интересов, если со временем вокруг этой выплаты завяжется собачья свара.

– Ваша догадка основывалась на том, что она искала местного юриста через Нью-Йорк, вместо того чтобы спросить у зятя? Этот вопрос он проигнорировал:

– У клиента должны быть юридические проблемы. Какие проблемы у вас?

– Я поселился в номере 109 в “Воини-Лодж”. Вернувшись сегодня днем из дома Пайка, случайно обнаружил, что кто-то рылся в вещах в моем номере. Сорок долларов наличными не тронуты. Никаких признаков вторжения со взломом. Ничего не пропало.

– В итоге вы не можете ни о чем заявить?

– Вот именно.

– В чем же юридическая проблема?

– В письме Хелена Трескотт просила меня подумать, не смогу ли я каким-то образом удержать Морин – миссис Том Пайк – от самоубийства. Это конфиденциальная просьба. Мы с Хеленой старые друзья, она мне доверяла. Равно как и ее первый муж, Майк Пирсон. По-моему, умирающая женщина может просить о самом безумном одолжении. Поэтому я поехал и посмотрел. У меня был разумный повод для встречи. Вымышленный, но разумный. Итак, я оглядел сцену, нашел миссис Пирсон в довольно-таки невменяемом состоянии, но ничего не могу сделать сверх того, что уже сделано. Я должен был убедиться, потому что Хелена об этом просила. Решил уже покинуть город, как вдруг обнаружил, что кто-то проник ко мне в номер.

– В поисках письма? Известно, что должно быть письмо, и кто-то весьма озабочен его содержанием?

– Среди прочего у меня возникала и эта мысль.

– Кто-то может забеспокоиться о наследстве?

– Об этом я не думал.

– По выражению Уолтера Олбэни, состояние у нее “существенное”, – заметил Хардахи.

– Что это значит?

– М-м-м… В переводе с адвокатского жаргона и с учетом района, где практикует Уолтер, я сказал бы, что “адекватное” означает сумму от четверти миллиона до миллиона, тогда как “существенное” – от миллиона и выше, до.., скажем, пяти-шести миллионов. Если бы состояние было еще больше, полагаю, Уолтер назвал бы его “впечатляющим”. Итак, вы задумались и пришли повидаться со мной, ибо хотите узнать, скольким людям известно об этом письме. Мне, моей секретарше и покойной. Вам и всем, кому вы могли сообщить.

– И сиделке в больнице?

– Возможно. Не знаю.

– Я сообщил младшей дочери, мисс Пирсон, вчера, когда она приходила в мотель со мной выпить. Она понятия не имела, что мы с ее матерью поддерживали отношения последние пять лет. Мне пришлось все рассказывать вплоть до нынешнего дня. Но о просьбе Хелены ко мне ничего не сказал.

– Вы привезли письмо? Оно было в номере?

– Нет.

– Если его кто-то ищет, могут искать везде. В вашем доме в Форт-Лодердейле?

– Могут, но не найдут.

– Вы заметите, что его кто-то искал?

– Безусловно.

Он взглянул на часы и нахмурился. Было уже шестой час.

– В какой сфере деятельности вы заняты, мистер Макги?

– Консультант по спасательным операциям.

– И что же вы хотите у меня узнать – можно ли доверять первому впечатлению о мистере и миссис Пайк и мисс Пирсон и не служит ли инцидент в номере мотеля достаточным основанием, чтобы присмотреться к ним поближе?