Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса - Страница 54

   ...И разве сейчас, когда я резко сменил маршрут, наплевав на мнения других, на все, кроме Ее воли и долга, я уже не принял свою судьбу? Разве вновь не встал на путь сказителя?

   Так отчего сейчас я не могу произнести это вслух? Почему я боюсь признать свой выбор, который уже сделан? Потому что тогда мосты будут сожжены? И бездорожье, луговое разнотравье и перекрестье дорог навсегда исчезнут, слившись в один-единственный путь?

   Но разве уже они не сожжены? И разве я не этого хотел?

   И я сказал, отрезая себе путь назад, обращая его в ничто:

   - Скажи, что пришел сказитель.

   Миринэ не ответила. Только зашелестели, как волны, бушующие в шторм, складки скользящего по мрамору подола, и дробный перезвон каблуков отмерял каждый ее легкий шаг.

   Я шел, чуть приотстав, чтобы не наступить на стелющиеся передо мной пенно-белые и глубоко-сапфировые, с лазурным и индиговым переливом ткани ее платья. Коридор - совсем небольшой, невольно ставший местом нашей встречи - заканчивался высокими двустворчатыми дверями. Миринэ толкнула их, совсем легко - и они распахнулись.

   ...И все утонуло в льющемся из Зала Совета свете.

Часть вторая

   - Ах, какой дивный вечер, - мурлыкнула Айори, щуря золотые кошачьи глаза. Рыжие, собранные в сложную прическу локоны, вспыхивали в лучах закатного солнца, точно пламень. По тяжелым украшениям и капелькам янтаря, медовой росой осевшим на лифе платья, пробегали искорки в такт дыханию и изящным, безупречно выверенным движениям. Парча, шелк, кружево и золото - в тяжелых серьгах, в вышивке, гладью легшей на платье, в пенном кружеве рукавов и подола. Прекрасная, ослепительная, невозможно-прекрасная, леди Правительница была словно соткана из света бельтайнского дня. Золото и янтарь - вот ее облик на сегодняшнем бале. - Не правда ли, душа моя?

   Иришь отвернулась от вычурно отделанного окна кареты. Она любила вечера. И сладкую песнь тихих рощ, и молчаливую умиротворенность глубоких и чистых, как отражающееся в них небо, озер. И оживление единственного города Зеленых Долин, приходящее на улицы, утопающих в сонной дреме роз и азалий, с первыми закатными лучами. Любила и сам Арьеннес - зыбкий и призрачный, точно сотканный из первых лучей зари. В нем не было отточенной веками стройности и легкости Эпохи Расцвета. Напротив: робость и неуверенность, с которой пробиваются еще не цветы даже, а тонкие нити травинок; с которой первые лепестки роз раскрываются навстречу солнечному утру, когда миновали уже морозы, и мир обещает только радость и девственное, не замутненное ничем спокойствие.

   Но сегодня все было не так. Широкие улицы Арьеннеса, "Первой розы", заполонили кареты - точь-в-точь как та, в которой ехали они. Хрустальная ясность и легкость вечера рассыпалась под гнетом не приятной, а нервной, издерганной суеты, гомона, поскрипывания колес и лошадиного ржания. Слишком оживленно; слишком много голосов и людей.

   Всего - слишком.

   Иришь поморщилась. Раздражение, охватившее ее на выезде из любимого, а сейчас почти ненавидимого города, стало пробиваться первыми уколами мигрени.

   - Дивный, - согласилась Иришь, ответив матушке одной из самых своих очаровательных улыбок. Спорить с ней было совершенно бесполезно. - Как жаль, что отец и мои милые братья не смогли присоединиться к нам.

   - Увы, милая, слишком много хлопот. Одному твоему отцу никак не справиться, - с сожалением проговорила Айори, отворачиваясь к распахнутому окну кареты. С тихим щелчком распахнулся и затрепетал ажурный веер - кружево золотых нитей с россыпью капелек янтаря. - Здесь ужасно душно!

   "Душно, - мысленно фыркнула Иришь. - Еще бы! Столько гостей!"

   Ей, впрочем, душно не было. Теплый воздух последнего дня airees, прогретого совсем уже весенним солнцем, Иришь нравился, в отличие от вида, открывающегося из окна. Крыши, крыши, только крыши сотен карет и экипажей, разнотравным ковром устлавшим дорогу к Faerie Nebulis.

   Почему-то вдруг вспомнилось, как она впервые въезжала в Арьеннес. Улыбка, уже настоящая, расцвела на ее лице. Ах, как это было давно! В тот раз Иришь упросила отца позволить ей ехать не в душной, ужасно скучной карете, а верхом. Пусть даже в дамском седле и расшитом жемчугом платье она не могла мчаться вместе с братьями, но скакать навстречу солнцу, наперегонки с ветром - вполне. И эту свободу, пьянящую и радостную, так не похожую на обычную придворную скуку, она помнила до сих пор.

   Помнила, потому что еще долго не могла вырваться на волю - да и вырвалась ли сейчас? Матушка, узнав об этом, была вне себя. Дочь Верховного правителя въезжает в Арьеннес не в крытой карете, а в седле! Возмутительно! Даже спустя столько лет Иришь помнила каждое произнесенное матерью слово, каждый негодующий взгляд. И даже спустя столько лет отчаянно хотела не походить на Первую леди, а по-детски кривляться и передразнивать ее невыносимо правильный голос.

   Его - голос - она, впрочем, не получила от матери. Звонкое сопрано Иришь не могло соперничать с ее глубоким, волнующим альтом.

   ...зато пела Иришь не в пример лучше.

   - ...приветствовать гостей, - радостно закончила матушка. Иришь, прослушавшая ее фразу, напряженно улыбнулась. И, вынужденная участвовать в беседе, сказала первое, что пришло в голову:

   - Лорд Эрелайн принял наше приглашение?

   Обманчивая вуаль скуки, укутывающая Правительницу, слетела вмиг. С сухим щелчком сложив веер, она отвернулась от окна и перевела на Иришь неожиданно внимательный взгляд.

   - Лорд Эрелайн почтит нас своим высоким присутствием, - медленно, чеканя каждое слово, ответила она. И спросила - жестко, резко; так, что и помыслить о молчании было нельзя: - Чем вызван твой интерес, позволь спросить?

   - Только лишь женским любопытством, - легко нашлась Иришь и светло улыбнулась. На зависть матушке - по-настоящему.

   Не найдя в глазах Иришь и тени лукавства, матушка отвела взгляд. По тому, как пальцы леди Айори отбивали нервный, злой ритм по сложенному вееру, можно было понять, что ответом она недовольна, но придраться ей не к чему.

   В конце концов, мать нарушила молчание ровным:

   - Ты не забыла бальную книжку?

   - Конечно, нет. Но разве я не должна буду танцевать с моим любезным женихом? - чуть менее сдержанно, чем хотела, спросила Иришь, и недовольно поджала губы. Злясь на себя: она давно зареклась выказывать матери свое истинное расположение духа.

   Балы Иришь, в отличие от светских приемов, любила - по той простой причине, что на балах можно было танцевать. Ей было все равно, с кем: лишь бы партнер не портил безупречное кружево танца, которое она плела, повинуясь причудливым переливам музыки, отдаваясь им без остатка. Мелодия вела Иришь к свету, в переплетение эфирных ветров, и выводила с последним туше, с последним аккордом - уставшую, измученную, но невыразимо счастливую.

   ...Впрочем, танец быстро заканчивался, и приходило время светских разговоров, полных лжи и обманов; переглядываний, перешептываний, кокетливых взмахов веера, шлющих послания врагам ли, поклонникам ли; интриг, заговоров и игр с судьбой. Время, совершенно ей неинтересное.

   Иришь откровенно скучала, слушая звонкоголосые щебет завсегдатаев балов и приемов. А обсуждать новую оперу Elv'inor, идущую на подмостках театров Гавани, изумительный этюд, написанный Жюстиной Ллайре, или новую работу по эстетике ja'rinti ей было решительно не с кем. Это вызывало у девушки искреннее недоумение: неужели во всех Зеленых Долинах нет ни единого aelvis, разделяющего ее любовь к искусству и его долгой истории?

   Даже нет, не так: неужели во всех Долинах нет ни единого aelvis, который бы интересовался чем-то большим, нежели светскими сплетнями и мелким пакостничеством? Да, именно мелким пакостничеством, потому что для настоящих интриг - как для любых настоящих, подлинно великих дел - нужны смелость и страсть, которой светские леди и лорды, увы, были лишены.