Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса - Страница 45

   - Есть вяленое мясо, - тоном, будто делаю величайшее одолжение, сообщил я.

   - Еще лучше!

   - А что я, по-твоему, должен был взять?

   - Ну... хотя бы птицу, - не очень уверенно заметил Отрекшийся.

   - Вон, - неопределенно кивнул я на небо, - полный лес птиц. Иди да подстрели. В пути она стухла бы за день.

   - Подстрелить? - скептически спросил Нэльвё. - Здесь кто-то умеет потрошить дичь?

   Я умел. Бьюсь об заклад, что Нэльвё - тоже, но ни за что в этом не признается. А раз так, пусть перебивается вместе со всеми полезными и несложными в приготовлении кашками.

   - Ну вот и снят вопрос, не правда ли?

   Нэльвё скорчил в ответ страшную рожу и тут же, позабыв об "обиде", встряхнул ладонью. С пальцев сорвался сноп рыже-золотых искорок - и пламя, не столько разожженное, сколько выпрошенный у Хозяйки леса, заплясало на тоненьких сухих веточках, почти сразу их слизнув.

   - Вот и варите свою кашу, раз такие мастера, - фыркнул Нэльвё, подхватывая котелок.

   - Еще скажи, что не умеешь. В жизни не поверю!

   - Умею. Но я развел костер и принес воды.

   - Принес? - вздернул бровь я.

   - Почти принес, - осклабился он. - Дело двух минут. А вы не сидите! Каша не ждет, костер тоже - потухнет еще. А я после таких трудов отдохну, искупаюсь схожу...

   Я, уже было совсем махнувший на дурачества Нэльве рукой и развернувшийся, чтобы вернуться в лес и собрать хворост, не удержался от вопроса:

   - Ты хотел сказать, "умыться"? Вряд ли в ручье тебе удастся искупаться.

   Тихую кудель воды мы не столько слышим, сколько чувствуем. Воды мурлычут, что-то шепчут, свивая текучую пряжу цвета летнего неба, и их ласковое, размеренное дыхание течет по венам вместе с кровью, вливаясь в нее спокойствием задумчивых озер, поющим восторгом горных потоков и озорной радостью весенних ручьев.

   - Искупаться. Ты плохо слушаешь песнь воды, Мио, - улыбнулся он. - Спорим, здесь есть река?

   - Надейся, что это река, а не поросший тиной и ряской овражек, - со смешком сказал я. - Проспоришь еще желание!

   - И не мечтай!

   Голос донесся уже откуда-то из-за деревьев, как раз в направлении звенящего ручья. Я, насвистывая какой-то дурацкий мотивчик, - вот же дурацкая особенность перенимать привычки приятелей! - шагнул под сень деревьев, выискивал среди травы опавшие ветви. Их было мало. Я едва насобирал небольшую охапку - настолько небольшую, что легко удерживал ее в руках. Ломать отмершие, высохшие ветви было жаль, как будто погожий весенний день и шальная весна еще могли подарить им вторую жизнь. Поколебавшись, я решил, что пока хватит и этого, и, оставив их, вернулся к лагерю.

   Камелия сидела, склонившись над мешочками с крупкой, и с интересом их рассматривала. Вещи уже были разобраны - вернее, разбросаны в беспорядке по поляне. Я подозревал, что она, не мудрствуя, просто перевернула сумки вверх дном и вывалила все на землю.

   Только осознание того, что девушка "хотела как лучше", позволило мне сдержаться и не рявкнуть на нее сразу. Я глубоко вдохнул, мысленно досчитал до десяти... нет, до двадцати - и, проглотив все пришедшие на ум колкости, обратился почти дружелюбно:

   - Камелия! Ты все вверх дном решила перевернуть?

   Девушка ойкнула и, спохватившись, взмахнула руками. Вещи рванули, кто куда. Каши в обнимку с подстилкой нырнули в одну из чересседельных сумок, завернутый в тряпицу сыр юркнул в мешок с овсом, сменная рубашка повисла на ветви склонившегося к поляне дерева, а чемодан Камелии зачем-то перелетел через круп моей Стрелочки.

   ("Стрелочек" у нас теперь две. С Звездочкой проблем не возникло: чалую кобылку, сразу приглянувшуюся леди, продавший нам лошадей крестьянин все же изволил назвать. А вот чем отличались друг от друга Ленточка и Стрелочка мы так и не поняли, и, не мудрствуя, стали называть обеих Стрелочками - за характерные полосы вдоль переносицы. Наши непривередливые лошадки ничего против не имели. Я подозревал, что они отзывались на что угодно - только бы кормить не забывали и не слишком утруждали).

   Камелия, осознав ошибку, поспешила исправиться. Только-только улегшиеся вещи вновь взвились в воздух и, сталкиваясь друг с другом, разлетелись по им причитавшимся местам. Когда в чересседельную сумку юркнула последняя вещица, девушка заискивающе посмотрела на меня. Я только покачал головой, мысленно поздравив ее с тем, что этой сцены не видел Нэльвё. Он, кстати, за то время, что я выискивал хворост и задавался этическими вопросами, успел вернуться, соорудить вокруг костра сложную конструкцию, водрузить на нее котелок - и снова удрать.

   - А как варить кашу? - робко спросила девушка, смотря на меня щенячьим, полным обожания и мольбы взглядом.

   Мне очень хотелось во все горло закричать: "Никак!!!" - и вырвать мешочек из ее тоненьких, незнакомых с работой пальчиков (подозреваю, самое тяжелое, что она когда-либо держала - столовая вилка), но я героически сдержался, сохранив каменное выражение лица. И мягко предложил:

   - Камелия, быть может, вы оставите эту работу мне?

   Любая другая девушка благородного происхождения, оказавшаяся в ее ситуации, с радостью бы спихнула подобную "радость" на сопровождающих. Но - увы! - Камелия к "любым девушкам" не относилась.

   - Вы работаете, а я сидеть буду? Нет уж! - воскликнула она возмущенно. И добавила, уже тише, без прежнего пыла, зато рассудительно: - И дольше.

   Я присел у огня. Пламя, пляшущее среди травы, но не выжигающее землю, приветливо потянулось навстречу. Оно могло гореть и само, без хвороста, но тогда почти не согревало и казалось безжизненным, мертвым. - Подай, пожалуйста, мешочек с кашей.

   - Нет, я сама! Пожалуйста! - глаза Камелии пылали, как никогда, и казались ярко-лазоревыми. - Высыпать сейчас или...

   - Когда закипит, - обреченно сказал я. - И не забудь посолить. Хотя нет! Не надо!! Я сам, - спохватился я, живо представив, на что будет похожа каша, "посоленная" девушкой.

   Хвороста оказалось даже меньше, чем я надеялся. Придется принести еще, причем немедленно.

   Я встал и, небрежно отряхнув штаны от налипших травинок, коротко предупредил:

   - За хворостом. Вернусь совсем скоро.

   - А как долго варить? - окликнула меня Камелия уже у самой кромки леса.

   - Пока не загустеет, - брякнул я, застигнутый врасплох такой постановкой вопроса. По мне так каша или еще не готова, или уже готова. А сколько там времени проходит, всегда забываю.

***

   Я шел, выискивая в полусгнивших прошлогодних листьях и робких ниточках свежих трав хворост. Солнце разбрызгало золотую краску повсюду: по листьям, траве, густым кронам и светлым стволам. Настроение, подпорченное внезапным приступом, окончательно выправилось, и теперь я насвистывал глупую песенку про русалку и влюбленного в нее лорда уже с удовольствием, стараясь вспомнить ритм и попадать в ноты. И что я так всполошился? Глупость, честное слово. Меньше стоит придавать внимания всякой...

   Ветер, совсем затихший было, яростно всколыхнул загудевшие, как натянутые до предела струны, ветви деревьев. Надсадное воронье карканье, взрезавшее и пресекшее вдруг утихшие птичьи трели, прозвучало так же неожиданно, как тревожный набат среди карнавала.

   Я пошатнулся от накатившего дурного предчувствия. Или это тень ушедшего страха?..

   Некогда думать! Я рванул, что есть сил, туда, где среди лиственных переплетений еще блестел клочок неба. Ветви хлестали по рукам и лицу, кустарник цеплялся за ноги, словно мешая идти, пытаясь удержать, - но я мчал вперед, не замечая их.

   Свет больно ударил по привыкшим к сумраку леса глазам, когда я вылетел на поляну. Я сделал еще несколько шагов - и остановился, не веря тому, что вижу.

   Сердце бешено колотилось, под ребрами кололо. Сбиваясь на каждом слове, когда перехватывающем дыхание и голос, я отрывисто выдохнул: