Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Легкая нажива - Макдональд Джон Данн - Страница 38


38
Изменить размер шрифта:

Тэмпл почувствовал все усиливающееся желание и подумал, что это был довольно типичный для его редких похмелий случай, будто вино будило в нем какое-то чувство вины и неуверенности и побороть его можно было только этой приятной и легкой победой.

Викки открыла глаза, и несколько мгновений они со сна ничего не видели, потом остановились на нем. Он подвинулся ближе к ней, улыбнулся нежно и накрыл своей загорелой ладонью вызывающе открытую грудь и прошептал:

— Доброе утро, дорогая.

— Убери от меня свою лапу!

Какое-то время он пребывал в шоке, прежде чем подчиниться ей. Он был поражен, как котенок, который подбежал к человеку поиграть, а получил удар. Она никогда не отказывала ему, разве только когда болела. И в таком тоне никогда не говорила. Здесь было не просто недовольство и раздражение, а гнев и презрение плюс гораздо более страшная вещь — безразличие.

Викки медленно встала, холодно и пренебрежительно глядя в его сторону, прошла в ванную и аккуратно закрыла дверь. Казалось, прошло много времени, прежде чем она появилась снова. Он уже сидел в пижаме и тапочках. Она вышла из ванной по своему обыкновению голая и, не взглянув в сторону его кресла, стала заниматься процедурой одевания. Раньше он принимал это за милую привычку, за невинную провокацию в свой адрес, за знак доверия и близости. Теперь же даже самой обнаженностью и тем, как она двигалась, ей удавалось выразить холодное презрение.

— Я поступил вчера как последний идиот, — произнес он.

— Не спорю.

— Я проиграл кучу денег. Именно кучу денег.

— Знаю. Ты мне сказал сколько, когда пришел в полчетвертого. Сто двадцать шесть тысяч. И после этого заявления тебе захотелось ласки и тепла. Ты захотел, чтобы я осушила твои слезы, излечила поцелуем раны и говорила тебе, какой ты замечательный. Ты был просто отвратителен, дорогуша.

Она застегнула бюстгальтер, поправила его и посмотрела на себя в профиль в трюмо.

— Я думаю, это случилось оттого, что я был жутко расстроен, Викки. Эта встреча закончилась так гадко. Я... У меня появилась безрассудная идея.

Она принесла из шкафа серый костюм, положила его на кровать и заявила небрежно:

— Меня меньше всего интересуют мотивы твоего поступка, дорогуша.

— Мне кажется, — в голосе Тэмпла появились злые нотки, — раз ты видела, что я такой идиот, то могла бы остановить меня.

Викки резко развернулась и посмотрела на него:

— Остановить тебя? Тебя — остановить? И Хью пытался, и я пыталась. Ты даже не представляешь, как ты отвратительно вел себя. Никто не мог остановить тебя, недотепа, старый сукин сын!

— Я никогда не слышал от тебя таких слов!

Она дернула плечиками и отвернулась.

— Никогда, говоришь, дорогуша?

Он несколько минут наблюдал за ней, потом сказал:

— Ладно, худшее, надо полагать, случилось. Но у меня есть один план. Я скажу Элу Марта, что согласен с их предложением. Скромно перекантуемся здесь, пока я не получу деньги в руки. Это займет неделю или чуть больше, по их словам. И потом я снова войду в клетку со львами. Я продам все и рассчитаюсь со всеми, дорогая. Уверен, Джонни Шелдон сдаст нам свой коттедж на берегу. А при моих контактах я скоро пристроюсь к какому-нибудь делу. Мы будем иметь и солнце, и море, и друг друга. У очень многих людей нет этого. Ничего не поделаешь, так уж судьба обошлась со мной, а эта ночь довершила дело.

— Какой чудесный план! — сказала она.

Тэмпл озадаченно посмотрел на нее:

— Что ты делаешь, я не пойму?

— Как что? Упаковываюсь, дорогуша. Укладываю вещи. Это называется «упаковываться».

— Но у нас еще неделя здесь.

Викки прошла к туалетному столику, взяла сигарету, достала спичку. Наклонив голову, изучающе посмотрела на него.

— Это у тебя здесь неделя. А я уезжаю немедленно.

— Почему ты возвращаешься туда раньше меня? — спросил Тэмпл безучастным голосом.

— Я не возвращаюсь туда. Я ухожу от тебя. Сегодня же.

Он пристально посмотрел на нее:

— У меня странное ощущение, будто я тебя совсем не знаю.

— Может, и не знаешь. Я дорогой товар, милок. Пока ты был способен держать марку, я с большой охотой была твоей очаровательной, сладенькой, сексуальной женушкой. Разве я могу винить тебя за то, что ты больше не можешь позволить себе такую роскошь, как я? Но если ты думаешь, что я буду выметать пыль из того паршивого коттеджика, ковыряться на кухне и чинить одежду, то ты, милок, прав: ты меня совсем не знаешь. Я могу устроить только состоятельного мужчину. Я умею хорошо развлечь, вести дом, украсить званый вечер. Но если бы даже я любила тебя — не падай в обморок, потому что в действительности я никогда никого не любила, — я не могла бы допустить, чтобы меня в моем возрасте превращали в работницу. Я должна буду найти кого-нибудь, кто подберет меня там, где ты меня бросил, милок. Это будет не так уж трудно, как ты думаешь?

Каждой фразой и интонацией она уничтожала его в собственных глазах. Она представила их брак как хорошо просчитанный фарс. Юная жена и старый муж, веселый и самоуверенный, разыгрывают фабулу, где все крутится вокруг денег. Тэмпл испытывал такое чувство, будто она сдирает с него кожу и проделывает это с легкостью и безразличием, с каким опытный охотник обдирает зайца. Ему стало смертельно стыдно за себя.

— Шлюха! — прошептал он.

Викки подобрала живот, чтобы заправить в юбку шелковую светло-коричневую блузку. В такой позе груди казались преувеличенно большими. Когда она наклонила голову, стал заметен второй подбородок.

— Только без этих нудных мелодрам, — отреагировала Викки. — Если это и так, то ты получил за свои деньги сполна, Тэмпл. Я никогда тебя не обманывала, ты знаешь это. Хотя спокойно могла бы. Я всегда делала так, чтобы ты верил, будто каждый момент с тобой — лучший в моей жизни, независимо от того, как я думала на самом деле. Не пойди твоя судьба наперекосяк, ты никогда бы и не узнал всего этого. В обмане есть своя мораль. Если бы все шло как раньше, ты бы прожил свое, я похоронила бы тебя со всем стандартным набором безутешного горя и на свой лад лелеяла бы память о тебе, дорогой. Но внезапно ты ставишь меня перед проблемой выживания, ставишь спустя много лет после того, как я, мне так думалось, ее решила. Выжить-то я выживу. По-своему. Долго я одна не останусь, так тебе скажу. — Она повернулась и, сдвинув брови, осмотрела себя в полный рост со спины.

— Неужели нет иного выхода?

Она разгладила ладонями юбку:

— Ты знаешь, надо определенно убрать жир с бедер. Да... что ты сказал, дорогой?

— Я сказал, что ты делаешь это все так деликатно, с таким состраданием и пониманием, что меня за сердце трогает.

Викки надела жакет и взглянула на мужа, слегка улыбнувшись.

— Жил-был один очень добросердечный человек, и у него был маленький спаниель. Человек узнал, что спаниелям надо обрезать хвост. А ему жалко было собачку, и он не стал обрезать ей хвост сразу, а делал это понемногу каждый день. — Она взглянула на свои часы, украшенные драгоценными камнями. — Пойду позавтракаю в кафетерий. Если хочешь придерживаться приличий, то можешь присоединиться ко мне, дорогой. Потом мне надо сделать несколько междугородных звонков. Если повезет, то еще до отъезда смогу дать тебе адрес.

Посмотревшись в зеркало, Викки расправила складку на одежде, небрежно распушила кудри, привычно поправила пояс и мягко прошла по гостиной, тихо прикрыв за собой дверь в коридор.

Тэмпл Шэннард встал. Он почувствовал странную отрешенность от всех норм и логики поведения, будто его отлучили от них.

— Голова казненного скатилась в корзину, и толпа ахнула.

Голос его прозвучал слишком громко и словно чужой. Тэмпл почесал живот, подошел к зеркалу, пристально всмотрелся в лицо — его и не его — и оскалил зубы, чтобы рассмотреть их, — крепкие, острые, желтоватые.

— Очень немногие мужчины сохраняют к пятидесяти одному году все зубы, кроме одного. — На сей раз голос прозвучал слабо.

С быстротой человека, у которого появилась цель, Тэмпл подошел к письменному столу в гостиной и взял лист фирменной бумаги отеля, на котором написал: «Если найдется человек с остатками жалости...»