Своя дорога - Ли Галина Викторовна - Страница 57

Через некоторое время женщины учунгу принесли нам поесть. Расставляя еду, они с любопытством поглядывали на чужестранцев, так не похожих на мужчин племени. Кажется, мы им нравились. Оно и понятно – симпатичной внешностью учунгу похвастаться не могли: невысокие, темнокожие, с покатыми плечами и крепким, бочкообразным туловищем. Низкие лбы, глаза маленькие, носы приплюснутые. Девушки, конечно, миловиднее, но тоже… далеки от идеала. Никакого сравнения с росм. Боги явно поскупились для учунгу на красоту, зато, похоже, с лихвой одарили здоровьем и ловкостью. Достаточно щедрый дар для того, чтобы выжить.

Еда оказалась вкусной, но радовалась ей только Морра. Дети обладают счастливой способностью быстро забывать постигшие их невзгоды. Мы с сирин это полезное качество уже потеряли, так что ужин получился мрачный. Все мысли крутились вокруг рош-мах. Я думал о том, чего не сделал, что сделал не так, как следовало, чего не предусмотрел.

Как ни крути, получалось, основная вина все равно на мне! Я ведь подозревал, что нежить опасна до тех пор, пока ее не превратят в костяное крошево, но не сказал об этом другим! Если бы рош-мах знала, она обошла бы паука далеко стороной. Или сразу, еще в бою, растащила бы на отдельные кости.

Ладно, чего уж тут. Чего не воротить – про то лучше забыть.

Я покосился на сирин, свернувшегося клубком. В начале ужина он еще пытался бодриться, делал вид, что ничего страшного не произошло, даже улыбался перекошенным от усилия ртом, но потом сник, закутался по самые уши в плащ и лег в угол, спиной к нам. Сейчас он тихо плакал. Не подобает мужчине плакать, но на этот раз я его не осуждал.

Пусть. Легче на сердце станет.

В такие моменты человеку надо побыть наедине с собой. Хотя бы несколько часов.

Я перехватил девочку, взял остатки еды и вышел наружу. Солнце уже садилось, и в деревне прибавилось возни: стоя на краю плота, туземцы пытались отчалить. Течение им помогло, и громоздкое сооружение медленно сдвинулось с места. Учунгу слаженно работали шестами и веслами, уводя свой плавучий дом все дальше от берега, и успокоились лишь тогда, когда расстояние стало приличным. Тогда в воду скинули опутанные веревкой камни, заменявшие островитянам якоря.

Надо же. У нас люди чувствуют себя в безопасности на расстоянии от воды, помня о речных людоедах, а тут, наоборот, лезут на глубину. Наверное, в этой реке живут совсем другие обитатели.

Между тем к нашему очагу подошли уже знакомый мне Лаод и еще несколько мужчин. Они принесли сосуд, сделанный из тыквы-жерлянки, наполненный брагой.

Хороший способ знакомства – подходит для всех.

Учунгу расселись, и Лаод сразу взял быка за рога:

– Дюс нужен лодка, Лаод делать хороший лодка. Долга.

Туземец сокрушенно покачал головой, показывая, как ему не нравится идея долго строить лодку. Мне тоже не нравилась, согласен. Надеюсь, выход из ситуации уже продуман.

Учунгу улыбнулся, положил руку на плечо сидящего рядом мужчины и сказал:

– Надо помощник. Много. Сунду – хороший помощник. Вансе, – Лаод указал на второго спутника, – хороший помощник. – Все, – туземец сделал широкий жест, – хороший помощник. Лодка делать быстро, плыть далеко, до воды хурома.

Хурома… До океана, что ли? Мне так далеко не надо, но то, что лодка должна выдержать долгий путь, радует.

– Хорошо, – я кивнул, выражая согласие с желанием мастера обзавестись подмастерьем, и спросил: – Сколько стоит лодка?

Туземец полез за пояс и вытащил связку плоских, с пробитой посередине дыркой, монет, отсчитал десять серебряных и потряс ими перед моим носом. Серебро, словно погремушка балованного дитяти, радостно звякнуло.

Ну десять монет, скажем так, не разорительно.

– Договорились! – Я кивнул дикарю, давая согласие.

Учунгу довольно загудели, Лаод разлил по деревянным чашкам брагу отпраздновать сделку. Не могу сказать, что напиток мне сильно понравился, – это вам не вино из королевских подвалов, но выпить пришлось. За знакомство и дружбу. Они нам еще понадобятся: хорошо бы получить от рыбаков проводника. Я воду как-то не очень люблю и в кораблях совершенно не разбираюсь. Если с нами пойдет человек из племени, то он качество посудины проверит и на мель ей сесть не даст.

– Учинарки хороший народ. Сын дам, дорога поведет, – между тем довольно осклабился Лаод, не подозревая, что опередил следующую просьбу.

Прелестно! Сына он точно топить не станет, выполнит заказ на совесть.

– Быстро, быстро ехать станешь, – заверил туземец, потом сощурил круглые, словно горох, глазки, вытянул вперед руку со сжатыми в кулак пальцами и дважды резко раскрыл кисть, заявив: – Два рука монет.

Ох, торгаш…

– Хорошо, – согласился я, потом растопырил кисть. – Пять монет здесь, тебе, а пять там, когда доедем.

Туземец сначала насупился, а потом рассмеялся и погрозил мне пальцем.

Вот и отлично. Похоже, у нас теперь полное взаимопонимание.

Мы еще немного посидели. Маленькая ловкая девушка с округлыми икрами и гладкими сдобными плечами принесла целую миску мелких, зажаренных до хруста рыбешек, посыпанных травой с солью, и беседа затянулась надолго. Говорили в основном гости. Шутки и смех не мешали, я слушал их вполуха, не понимая большую часть: на меня накатили усталость, безразличие и опустошенность.

Растянулся на жестком тростнике во весь рост. Над головой плыли созвездия, собираясь в небесную реку. Рыцарь, орел, дама с веером, а там, дальше, девять ярких звезд – созвездие кошки. Если бы сирин дал девушке умереть, она ушла бы к небесной охотнице и мчалась рядом с ней, трогая лапами не жесткую траву на земле, а легкую звездную пыль. Но вот ведь…

Я резко сел.

Глупо! Надо было заставить Агаи похоронить девушку. Не найдет он для своей рош-мах противоядия. И я хорош, не смог вправить юнцу мозги.

Плавучая деревенька притихла. Разошлись по домам мои собутыльники. В хижине царила тишина: Морра заснула сразу после ужина, прямо с обглоданной рыбой в руке. Я отнес девочку в домик и уложил на кровать, которую заменяли деревянный настил и тюфяк, набитый козьей шерстью. Сирин уже не плакал. Его ровное дыхание показывало, что горемыка заснул.

Ну и мне пора.

Я устроился между Моррой и сирин – так легче контролировать обоих.

Малышка почти сразу переползла мне под бок, уткнулась головенкой в плечо, и я почувствовал себя почти отцом. Ну или старшим братом. Некоторое время еще лежал, ощущая всем телом, как «дышит» и ворочается под нами река, а потом все же заснул.

Следующие дни прошли спокойно и размеренно, в ожидании, пока сделают лодку. Мастерили ее из того же тростника. Это растение было одним из самых главных в жизни речного народа. Его молодые побеги и корни шли в пищу: сердцевина, очищенная от верхнего волокнистого слоя, имела довольно приятный кисло-сладкий вкус и хрустела на зубах не хуже свежих огурцов. Подросшие побеги годились на корм козам. Взрослые растения срубали, сушили и использовали для различных целей: от строительства домов, плавучего «острова» или лодок до изготовления нехитрого скарба, некого подобия бумаги и циновок. Даже несколько идолов, украшавших место главных сходок учинарки (так учунгу сами себя называли), и те были сделаны из тростника, обмазанного глиной и клеем из рыбной чешуи.

В целом островитяне оказались приятным народцем – дружелюбным и ненавязчивым. Агаи, просиживавшего целыми днями на краю плота, они вообще не трогали. А после того как я объяснил туземцам причину его печали, сердобольный вождь щедро предложил выбрать для волшебника в жены одну из незамужних девиц, достигших брачного возраста. Мне с трудом удалось убедить учинарка не трогать юношу, дав обещание поговорить с Агаи на «брачную» тему, как только он придет в себя.

Морру приняли в свою компанию местные детишки и дружно кинулись учить девочку плавать. Сначала я беспокоился – все-таки сирин не утки, но потом, глядя, как малышка лазит по мелководью вместе с остальными детьми, успокоился и занялся своими делами – составил компанию мастеру Лаоду.