Своя дорога - Ли Галина Викторовна - Страница 51

А, демон! Да на хрен я ее вообще спасал! Микстура эта паскудная, кажется, действовать начинает!

– Агаи!

Рычание, вырвавшееся из моего горла, заставило всех заткнуться.

– Ты хоть знаешь, что за дрянь я выпил?!

Волшебник торопливо схватил полупустой стакан, макнул в него мизинец, осторожно слизнул капельку, задал пару вопросов девушке и посерьезнел:

– Дюс, прости, но боюсь, что сна тебе сегодня не видать. Ящерица тут, конечно, ни при чем, но вот состав из трав… Мой совет – пусти ты этих девиц, одна Ситлали с тобой точно не справится.

Недоумок! Остолоп!! Ну как я мог так опростоволоситься?! Надо же, на королевских приемах столько дам любовного зелья пытались подлить или подсыпать – сумел углядеть, а тут деревенская простушка обвела вокруг пальца!!!

– Все вон! – Из глотки вырвался громкий хрип. Я не знал в тот момент, что готов быстрее сделать – убить упрямую девку, или…

Сирин вскочил, схватил за руку свою супругу, помогая подняться, и потянул прочь. Им уже было не смешно. Мне тоже. Ситлали торопливо метнулась к окнам и принялась их закрывать камышовыми матами, а когда темнота полностью затопила комнату, в дом скользнуло еще несколько теней.

Эту ночь я не забуду никогда. Чтоб у этих дев их мешок желаний дна не имел!!! Хотя о чем это я… так опрометчиво.

Утром в дверь поскреблись:

– Дюс, открой!

Я даже не стал отрывать голову от подушки:

– Пошли все прочь! Любовных игр больше не будет!

За дверью рассмеялись:

– Открой! Это же я, Танита! Я не стану тебя насиловать! Нам пора!

– Мы никуда сегодня не едем! – огрызнулся я, все так же не открывая глаз.

– Хочешь еще на одну ночь со своими женщинами остаться? – коварно спросила рош-мах.

Шутница, однако. Придется вставать.

Я скинул с себя одеяло, сел и огляделся: в комнате возилась только Ситлали. Она торопливо штопала рваную в клочья одежду: помнится, я вчера не успел раздеться перед трансформацией. Штаны-то, Мо с ними, уже изрядно потертые, а вот рубашку жалко… И как это я своими шипами никого до сих пор не покалечил?

Я потер лоб. Вчерашнее зелье выбило из памяти изрядный кусок о прошедшей ночи. Оставалось надеяться, что я не посрамил звания бога. Судя по личику девушки, так оно и было: Ситлали просто цвела от счастья.

– Брось, не надо, – сказал я, глядя на ее старания, и полез в мешок за новой одеждой. Надо прикупить еще барахла, а то я к Юндвари доберусь в костюме первого человека.

Танита, успевшая проскользнуть в комнату, перевела девчонке мои слова, и та судорожно прижала к груди рванье, словно оно было величайшей драгоценностью в мире. Глядишь, еще повесит, как святыню, на стену. Ладно, ее дело, мне эти тряпки точно ни к чему.

После плотного завтрака, когда я садился в седло, Ситлали метнулась ко мне, обняла, заплакала и с трогательной суетливостью стала пихать в руки тоненькую нитку из мелких, почти не отшлифованных зерен розоватого кварца с подвеской в виде острого когтя неизвестного зверя.

Подобные вещи высоко ценятся у дикарей. Я не хотел брать подарок, но вождь Кемрутль приказал:

– Возьми. Пригодится.

Пришлось послушаться – колдуну и провидцу виднее.

Я ласково поцеловал напоследок девушку и в свою очередь снял с пальца перстень, увенчанный темным топазом. Я не любитель украшений, но это кольцо носил – его подарил мне спасенный граф.

Пусть теперь Ситлали красуется перед другими женщинами подарком бога, чтобы они помнили: я могу вернуться – и не обижали ее.

В проводники нам выделили опытного воина по имени Хенун, если судить по насечкам на копье, отправившего на тот свет не одного врага.

Кемрутль объяснил, что сестра Хенуна замужем за степняком, и они принимают его как своего. Именно такой человек нам и требовался.

Уже за воротами на меня внезапно нахлынула тягостная тоска. Когда я в последний раз чувствовал что-то подобное, мне пришлось оставить за спиной несколько трупов. Придется смотреть по сторонам в оба глаза.

Глава двадцать вторая

Ветер гнал по низкому небу серую хмарь, грозил испортить дорогу затяжным дождем, но, на наше счастье, пока все ограничивалось лишь резкими холодными порывами.

Что-то слишком прохладно для конца лета.

Я надвинул шляпу по самые брови и плотнее запахнул плащ, с легкой завистью глянув на неторопливо трусящую почти у самых лошадиных копыт Таниту. С пушистой шкурой оборотня можно спокойно ночевать прямо на льду в двадцатиградусный мороз, что уж тут говорить о каком-то легоньком «сквозняке»!

Моя кобыла недовольно повернула морду к рош-мах и всхрапнула.

– Уйди из-под копыт, лягнет ведь, – посоветовал я девушке.

Наши кони давно привыкли к огромной кошке, но сегодня кобыла нервничала. Ей испортил настроение жеребец мага своими попытками цапнуть за круп. А виной всему был сирин, желавший ехать ко мне вплотную. Нашего волшебника весь день тянуло пофилософствовать, и я оказался единственным собеседником, способным поддержать разговор. Рош-мах в теле кошки могла только слушать, проводник попался на удивление молчаливый, а Морра до подобных бесед еще недоросла. Пришлось мне одному отдуваться за всю компанию.

– Нет, вот скажи, мог бы ты пожертвовать жизнью одного человека на благо всего мира? – вопрошал сирин, в очередной раз оказавшись у меня под боком.

Маг не заметил, что его жеребец уже зло прижал уши, карауля момент, когда появится возможность укусить товарку за упитанный круп. Я наклонился, щелкнул рукоятью хлыста по оскаленной лошадиной морде, отгоняя животное, и посмотрел на сирин. Его глаза горели вдохновением, на щеках алел румянец, а ветер развевал отросшие темные волосы, светя тонкими полосками незагорелой кожи в спутанном проборе. Агаи с нетерпением ожидал моего ответа.

– Смотря чьей, – буркнул я, понимая: отмолчаться не получится.

– Ну моей, например, – не тратя времени на размышления, заявил сирин.

– Твоей? – Я изобразил задумчивость, а потом пожал плечами. – Легко. Мне кажется, ты мечтаешь умереть во имя счастья на земле. А кто я такой, чтобы лишать человека… или птицу Великой Мечты?

Агаи поперхнулся, перехватил мой веселый взгляд и обиженно протянул:

– Я серьезно спрашиваю!

– А я серьезно отвечаю, – отрезал в надежде закруглить глупый разговор.

Не люблю неумных вопросов, так и хочется в ответ нахамить, чтобы больше не приставали. Правда, с Агаи такой номер вряд ли пройдет – мальчишка упрям как осел и не отступит. Я не ошибся.

– Ладно, – немного помолчав, вернулся к прежней песне Агаи. – Согласен. Пример неудачный. Хорошо. Возьмем…

Волшебник покрутил головой, глянув сначала на супругу, а потом на меня и Морру. Зная мой ответ на возможность всеобщего счастья в обмен на жизнь Таниты, сирин предлагать ее в жертву не стал и выдохнул:

– Возьмем, скажем… Морру!

Ну Ирия всепрощающий, додумался!

Я посмотрел на спящую девочку. Ее лохматая головенка сонно клонилась вперед, и сирин приходилось следить за тем, чтобы малышка не съезжала набок.

– Да пошел этот мир… сам знаешь куда, – вынес я вердикт всеобщему счастью.

– А свою? – насупился маг.

Ох уж эти идеалисты. Куда бы от них спрятаться?

– Агаи, скажи, я похож на мученика? А на праведника? И вообще… с чего ты взял, что ее и моя жизни стоят меньше, чем этот дерьмовый мир?

Да коснись дело любого из нас, я выдвину встречное предложение – пусть благодетели забьют себе всеобщее благо в… а потом вынут и снова забьют!

Не люблю жаждущих пополнить нетленный список героев! Почти так же, как призывы радетелей счастья человеческого за чужой счет. Хочется вам подвигов?! Вперед! Слава уже держит венок вечности в мраморных руках! Только нечего за собой ни в чем неповинных людей тащить!

Конечно, озвучивать вслух свои мысли я не стал – не подобает сквернословить при дамах и детях. Однако и сказанного хватило, чтобы Танита уловила общую идею и одобрительно мурлыкнула, показывая всем своим видом, что согласна с моими словами. Поддержки оборотня я не ожидал – есть у нашей красавицы склонность к позерству и глупым поступкам. Но на этот раз взяли вверх женский прагматизм и желание защитить свою «стаю».