Своя дорога - Ли Галина Викторовна - Страница 35

На этот раз мы выпили всего по два бокала.

– Мало осталось, – деловито объяснил причину своей скаредности хозяин и спрятал бочонок обратно в нишу. – Ты это, ложись, а я еще посижу немножко, – кивнул в сторону нар отшельник. (По случаю многочисленности гостей нам уступили хозяйское лежбище.)

Я не стал себя уговаривать – когда еще выпадет возможность спокойно выспаться? – и примостился с краю, ближе к дверям. Уже засыпая, видел, как, повозившись в поленцах растопки, Унн выбрал маленький чурбачок и уселся строгать из него какую-то вещицу.

Неисчислимо число талантов у одинокого мужика, жалко, радовать ими некого.

Ночью, сквозь сон, я слышал вой, раздававшийся снаружи, и царапанье когтей о стены. В узкие, как бойницы, окна никто не лез – решетки из заговоренного железа, покрытые серебром, не нравились нежити. И крышу когтями не скребли. Попробуй покопай, если в земляной насыпи торчит заточенная осина.

Когда скрежет становился особенно сильным, я приоткрывал веки, но, видя неподвижную фигуру Унна, снова успокаивался. А может, на меня действовало мирное сопение Морры у самого уха. Малышка почти не реагировала на царящую за стенами суету, лишь иногда, при особенно громких завываниях, недовольно кривила губы, словно собиралась заплакать. Танита в такие моменты чуть слышно рычала, и только Агаи спал тихо. Все его силы уходили на восстановление пошатнувшегося здоровья.

А вот нечего шастать где не надо.

Смутные мысли, звуки и образы теснились в моей голове до самого рассвета, пока солнце не пробилось сквозь занавешенное небеленым куском холста окно. Оно-то и разбудило меня окончательно. Я проснулся, сел, разлепил неохотно открывшиеся веки и осмотрелся.

Ну не приют для путников, а сонное царство! На мою возню никто даже глаз не открыл.

Пришлось самому разжигать очаг, ставить воду, разогревать вчерашний ужин. Мелкая стружка, аккуратно собранная в круглый глиняный черепок, разгорелась быстро, и я хотел вернуться в кровать, чтобы добрать еще минут пять сна, но наткнулся взглядом на результат вчерашних трудов хозяина. Я не ошибся в его талантах, из Унна получился бы славный резчик. За три часа он смастерил очень красивую птицу, раскинувшую в стороны два крыла. Моей первой мыслью было – это подарок для птенца сирин. Видно, старого увальня тронул вид играющей с поленцами девочки, и он решил порадовать ее.

Я осторожно взял игрушку в руки и осмотрел со всех сторон. Странно все-таки, что Унн сделал именно птицу. Я бы на месте мастера вырезал куклу, если бы только не понял, кто у меня в гостях. И тут до сонного разума с опозданием дошло – отшельник узнал меня сквозь личину! А ведь по идее – не должен был!

Да, опрометчиво думал, что хорошо знаю хозяина и что у него нет способностей к колдовству. Зато теперь стало понятно, как Унну удалось в благополучии прожить столько лет в Пустоши. Ведь одной дубинкой тут не спасешься.

Я распахнул дверь и новым взглядом осмотрел участок, густо заросший травой. Раньше зеленые дебри казались обычными сорняками, но теперь даже мой неискушенный в травоведенье взгляд легко выхватил полезные в волшебстве растения.

Надо спросить у сирин, что он думает по этому поводу.

Словно услышав мои мысли, волшебник завозился, проснулся и, скинув одеяло, испуганно подскочил на месте. Нервное движение оборотня послужило сигналом для всех остальных, и дом наполнился утренней суетой.

Унн бодро вышагивал впереди, его дубинка лежала на широком плечище, сверкая в солнечных бликах серебром и полированным железом. Перед отшельником трусила рош-мах. Она убедила нас, что звериный нос в это утро – самая полезная вещь в мире. В какой-то степени кошка была права, но у меня вызывал сильное беспокойство тот факт, что сирин остался в доме один. Надеюсь, волшебник успел в полной мере прочувствовать всю степень вины и ответственности за проступок, едва не отправивший его на тот свет. Мне кажется, Агаи не выжил бы без помощи малышки. Она, как источник воды в пустыне, щедро дарила окружающих своей силой. Девочка не отходила от соплеменника целый час, поглаживая его голову маленькой ладошкой.

В том месте, где гиана бросилась на Агаи, оборотень остановилась, низко опустила голову и слегка приоткрыла пасть. Казалось, кошке недостаточно одного чуткого носа.

Потом Танита припала к земле и на полусогнутых лапах стала красться по невидимому для нас следу. С каждым шагом рош-мах двигалась все уверенней и вскоре перешла на бег. Единственное, что ее сдерживало, – наша низкая скорость, поэтому иногда кошка останавливалась, оглядывалась и раздраженно молотила хвостом ни в чем не повинные кусты. Я мог бежать быстрее, но не оставлять же Унна в одиночестве, а спешить здоровяк ох как не любил. На его счастье, гиана свила свое логово совсем неподалеку: видно, тварь рассчитывала разнообразить свой рацион за счет несведущих гостей отшельника. Как оказалось – совершенно правильно рассчитывала.

Пологий длинный холм обрывался на северном склоне неожиданными скалами из красного, крошащегося под ногами песчаника. Тропа, сложенная из отдельных плит в стародавние времена, уводила к скрывающемуся в кустах подножию невысоких скал. Вблизи оказалось, что холм, словно сыр, изрыт норами разного размера. И вряд ли в них прятались обычные звери.

Хвала Ирие, сегодня на небе не было ни тучки! А то ведь здешние обитатели достаточно дерзки, чтобы выбраться из своих надежных укрытий на запах аппетитных гостей.

Между тем рош-мах подбежала к широкой трещине и села около нее, поджидая отставших спутников. Она не сводила глаз с черноты прохода, и напряжение мышц, которого не скрывала короткая шелковистая шерсть, противоречило кажущемуся спокойствию позы. Оборотень была готова в любой момент кинуться на врага.

Не люблю пещеры. И гроты не люблю. Мне все время мнится, что в их густой темноте прячутся зубастые твари.

Интересно, а гианы умеют рыть норы, как кроты? Надеюсь, нет, а то ведь песчаник – не гранит, легко можно прокопать лаз футов в двадцать длиной. А я что-то не чувствую в себе отваги норной собаки. Да и гиана, пожалуй, не енот.

Отшельник деловито развязал горловину заплечного мешка и вытащил оттуда два факела, обмотанных пропитанной в смоле ветошью. Передал один мне и защелкал кресалом.

Первой в логово пошла Танита. Ее быстрая реакция и способность видеть в темноте позволяли надеяться, что рош-мах успеет отпрыгнуть в сторону в случае опасности. За оборотнем держался я. Унна поставили замыкающим. Несмотря на свою сказочную силу, он оставался самым незащищенным. К приятному удивлению, в прохладной расщелине не было кромешной темноты: свет просачивался сквозь узкие щели свода, превращая тьму в сносный для человеческих глаз сумрак.

В огне мы больше не нуждались, но на всякий случай факел гасить не стали: пламя само по себе неплохое оружие против любой нежити. Не любит она его очищающую силу.

Куда же забился упырь? Эх, сейчас бы еще одну пару глаз на затылок, для кругового обзора…

Оборотень остановилась, припала к земле, изготовившись к прыжку, и обернулась к нам. Ее глаза светились яркими огнями, а уши чутко сторожили малейшие шорохи. Но пока единственными звуками, тревожившими логово мертвеца, были наши собственные шаги да неровный гул ветра, воющего в разломах.

Мы замерли и стали озираться, стараясь обнаружить затаившегося врага. Какое счастье, что гианы всегда сохраняют человеческий облик, а то прикинулась бы камнем, и ищи ее среди нагромождения обломков. И без этого не видно… ничего.

Болезненный тычок под ребра, от души отвешенный Унном, заставил немедленно повернуться в его сторону. Отшельник, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. Я проследил за его взглядом и вздрогнул: на одном из камней сидела старуха. Ее спутанные лохмы заслоняли лицо, а платье больше напоминало ветхий саван, зияющий большими прорехами. В эти дыры проглядывала полупрозрачная плоть с темными пятнами внутренностей. Даже при слабом солнечном свете, с трудом находившем себе дорогу под землю, гибельная ночная красота кровососа обратилась в прах, явив нашим взглядам отвратительную мертвецкую сущность.