Конец тьмы (Капкан на 'Волчью стаю') - Макдональд Джон Данн - Страница 7

Меня разбудили звуки, доносившиеся из комнаты. Я сразу понял, что время близится к вечеру. Шторы были закрыты, и спальню наполнял золотой свет. Конечно, я знал, что мне не следовало сидеть в шкафу. Встав на колени, я увидел в щелочку отражение родителей в туалетном зеркале. До меня дошло, что это они издают разбудившие меня звуки. Однако я не мог понять, что они делают. Сначала я чуть не умер от страха, думая, что отец каким-то ужасным способом убивает маму, и что она отчаянно борется за свою жизнь. Оба тяжело дышали и яростно извивались в смертельной схватке. Мама испустила долгий стон, и я едва не закричал от ужаса. Мне показалось, что она смирилась со своей участью.

В этот момент я вспомнил грязные ребячьи рассказы. Мои глаза к этому времени привыкли к золотистому свету, из головы улетучился сон, и я понял, что происходит. Мне не раз говорили, что и мои родители занимаются этим, они ничем не отличаются от других людей. Однако до того Дня я не верил, что они могли тайно предаваться пороку.

Родители успокоились и затихли. Я чувствовал, что маме ужасно стыдно. Она была самой лучшей женщиной в мире, но, являясь женой отца, была вынуждена подчиняться его грязным желаниям. Я поклялся, что, когда мне вернут ружье, я убью отца и навеки освобожу ее от унижений и боли, которая заставляет ее плакать.

К моему удивлению, мама, встав с постели, нагнулась, легко поцеловала отца и дразнящим голосом сказала, что любит его. При этом она улыбнулась. Достав две сигареты, мама зажгла их, дала одну отцу и направилась к шкафу. Меня охватила паника. Я забился в самый угол и спрятался за ее шелковые платья. Она сняла с вешалки халат и закрыла дверь. Теперь я не мог отчетливо слышать, о чем они говорят, но все же это обычный разговор – что-то о ремонте машины, обо мне, что я ослушался, выйдя на улицу. Потом они ушли и стали звать меня домой. Спустившись вниз, я притворился, что только что проснулся. Я соврал, что заснул под кроватью, представив, что нахожусь в пещере. На родительские лица было страшно смотреть. Я весь пылал от стыда. Отец вернул конфискованное оружие и потрепал меня по голове.

На следующий день, захватив ружье, я отправился в лес неподалеку от дома. Лег на лужайку лицом вниз и попытался не думать об Этом, но Оно присутствовало в моем воображении – золотистый свет с грязной обнаженной возней в кровати. Я представил, что трава – это джунгли, а муравьи – львы. Посмотрел на коробку с патронами. До клуба не больше мили. Бассейн в такую жаркую погоду будет переполнен. Я направил ружье под острым углом вверх в направлении клуба и нажал на курок. Перезарядил, опять выстрелил и так стрелял, тяжело дыша и дрожа от возбуждения, пока не кончились патроны. Я будто видел, как они кричат, падают, тонут, и голубая вода превращается в ярко-красную. Я зашвырнул новенькое ружье в кусты. Плакал, колотил кулаками по стволу дерева, потом упал на колени, и меня начало рвать.

Когда я вернулся домой, тошнота еще не прошла. Мама уложила меня в постель. Я ждал, что за мной вот-вот придут, но никто так и не пришел. На следующий день я разговаривал с парнем, который купался в тот день в бассейне. Он сказал, что ничего особенного там не происходило. Двумя неделями позже я нашел уже заржавевшее ружье и зарыл его. На расспросы отца отвечал, что одолжил кому-то. Потом началась школа, и он забыл о нем. Отец долго мне снился. Голый, он стоял спиной к бассейну на вышке. На спине его появлялись маленькие черные дырочки. При появлении каждой новой он вздрагивал. Я ждал, когда он упадет. Но он не падал, а медленно поворачивался лицом ко мне, смеялся, делал неприличные жесты, и я вдруг увидел, что в том месте, где должен находиться пенис, торчит большая медная пуля, сияющая на солнце.

Это воспоминание оказалось погребенным под осколками одиннадцати лет жизни, но теперь мне удалось откопать его нетронутым. Я не знаю того странного мальчика. Он живет в своем собственном мире, играя в тайные игры. Фрейдовская мечта ясна до смешного. Я понимаю все, кроме попытки убить отца. Интересно, куда делись маленькие патроны... полная коробка патронов двадцать второго калибра в тот жаркий августовский день?

Свет в камере никогда не гаснет. Лампочка утоплена в потолке и защищена густой сеткой из толстой проволоки. Один из охранников, смешной, похожий на священника парень, сказал с профессиональной гордостью, что, если на электростанции что-нибудь случится, автоматически включится местный генератор, а на тот случай, если и он откажет, рядом стоит еще один.

Камера смертников должна быть темницей с черными, запотевшими стенами, исписанными отчаявшимися людьми в ожидании казни. Однако моя камера – светлое, удобное и чистое помещение. Я было подумал, что я первый в ней жилец, но охранник заверил, что она использовалась много раз.

При старом начальстве заключенные, приговоренные к смертной казни, жили так же, как и все остальные, только сидели в одиночках и не работали. Теперь, когда построили новые помещения, мы, смертники, обитаем за счет налогоплательщиков в этих новых камерах. У нас мягкие койки, книги, телевизоры, радио, хорошая еда из специальной кухни и регулярные медицинские осмотры. С тех пор как я здесь нахожусь, я поправился на 11 фунтов. Мы живем при постоянном свете, без контакта с другими заключенными и с охраной, которая всегда начеку. Всего нас здесь одиннадцать, и мы занимаем чуть больше половины из двадцати камер смертников.

Часто, развлекаясь, я пытаюсь представить себе, как социолог с Марса изучает нашу тюрьму. Он мог бы подумать, что нами очень дорожат, оберегают для какого-то ритуального варварского жертвоприношения. Ацтеки, например, целый год откармливали и холили девственниц перед тем, как одну за другой отвести на вершину пирамиды, чтобы на рассвете вырезать их сердца обсидиановым ножом. По-моему, эти девы отбирались случайно. Меня не покидает мысль, что я тоже был выбран иррациональным случаем для той сомнительной чести.

Я выяснил, что произойдет с Нан Козловой. Ее содержат в изоляторе женской тюрьмы в ста милях отсюда. Все ритуалы приготовления будут проведены там. Когда наступит время для уничтожения нашей четверки, ее привезут сюда, и если не случится ничего непредвиденного, она прибудет за несколько минут до самого важного события в своей жизни. Мой похожий на священника охранник ухмыляется и говорит:

– Дамы вперед.

Теперь вернусь к тому февральскому дню, когда я покинул университет. Я въехал в Нью-Йорк около шести вечера. Сильный дождь к этому времени перешел в снег. Оставил машину в гараже на 44-й улице и начал звонить в гостиницы, но в городе проходили какие-то конференции, и все было переполнено. Я бросил обзванивать отели, истратив монет на целый доллар, и набрал номер Гейба Шелвана.

Гейб ответил радостным, но все же озабоченным голосом. Я рассказал о своих трудностях с жильем. Да, сказал он, ему нужно уходить, но я все равно могу приехать. Спать можно на кушетке. Он позвонит позже, и я Должен дождаться звонка.

Шелван жил на 77-й, рядом со Второй авеню. Я поднялся на третий этаж. Квартиру Гейб, как и обещал, оставил незапертой. Его жилище оказалось меньше и грязней, чем я ожидал.

Гейб входил в наше студенческое братство. Прошлым летом он окончил университет. Некоторое время работал в радиокомпании, пока не перешел в рекламное агентство. Шелван напоминал оголодавшего Линкольна, только без бороды. В голове у этого нервного и очень честолюбивого парня всегда крутилось несколько идей одновременно.

Устроившись и сделав себе коктейль, я позвонил домой. По шуму, доносившемуся из трубки, я понял, что у стариков большая вечеринка. Судя по голосу, Эрни была слегка навеселе.

– Что ты делаешь в Нью-Йорке? Дорогой, я не слышу ни слова. Подожди, я пойду в спальню.

Я слышал, как она попросила кого-то положить трубку, когда она сама подойдет к телефону наверху.

– Кирби? Ну что случилось, дорогой?

Я ответил, что бросил учебу. Ей это не понравилось, так как не входило в материнские представления о моей жизни. Она попыталась выяснить причину. Я бросил университет из-за девушки? Я объяснил, что устал от зубрежки. Что я собираюсь делать? Хочу осмотреться и найти какую-нибудь работу. Она сказала, что старик может позвонить нужным людям в Нью-Йорке. Черта с два! Благодарю, но мне это не нужно. Эрни спросила о деньгах. Я сказал, что чек не помешал бы, и дал адрес Гейба. Она попросила подождать и пошла искать старика. Ждать мне пришлось долго, и я понял, что Эрни все рассказала.