Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 31

   - Почему? - настал мой черед изумляться. Насколько я успела заметить, Варя очень любила рассуждать о своей профессии.

   - Видите ли, - племянница замялась, а потом тряхнула мелированной головой и продолжила с ожесточением в голосе. - Варвара Дмитриевна в юности была очень талантливой, ей предрекали блестящее будущее в балете. В 23 года она получила главную роль, которая должна была стать отправной точкой в подъеме по карьерной лестнице. Но увы. Судьба распорядилась иначе. Главную мужскую партию танцевал ее молодой человек. Не стану называть имени этого индивида, все-таки оно известно в балетном мире, пусть его самого и в живых уже нет, - Тамара Даниловна замолчала, сурово поджав губы.

   - Что случилось? - не выдержала я, поняв, наконец, что именно показала Варе шестая комната. Не возможное будущее, а уже свершившееся прошлое. От которого точно не убежишь...

   - Он ее уронил, - племянница громко шмыгнула носом. - Нет, конечно, не специально. Но то, как этот молодой человек повел в себя в дальнейшем, я считаю самой настоящей подлостью. Варвара Дмитриевна повредила колено. Очень серьезно. И не смогла больше танцевать. Она и сейчас иногда хромает. А он... этот романтический герой сначала чувствовал себя виноватым, приходил, цветы носил. А потом ему опостылело возиться с девушкой-инвалидом. Как раз работу предложили в столичном театре, он и уехал, даже не попрощавшись. Проще говоря, сбежал. Это как раз перед войной было. Их труппу потом эвакуировали в глушь, поездил с гастролями по стране, выступал для солдат, для раненых, для женщин тыла. Ну а после, уже в начале 50-х, уехал работать заграницу, где и остался до конца жизни. А она так замуж и не вышла. Всю жизнь одна прожила. Билеты в детском парке на карусели продавала. Ей сидячая работа требовалась. Из-за больной ноги. Вот такая невеселая история получилась, Сашенька.

   Я молчала. Потому что не знала, как ЭТО переварить, как пропустить через себя и принять ТАКУЮ правду. А еще поняла - что именно тогда увидела в изменившихся Вариных глазах. Не обреченность или мудрость. А память о прожитых годах и обо всех несчастьях: крахе балетной карьеры, предательстве любимого, бесконечном одиночестве и горькой старости...

   Ночью у меня случился кризис. Температура подскочила выше сорока градусов. Я бредила, лупила пытающихся помочь мне врачей и медсестер, брыкалась и кусалась. Звала Варю с Михаилом. Меня даже пришлось привязать ремнями к кровати.

   Полностью я пришла в себя лишь через три дня, когда жар окончательно спал.

   - Ты знаешь, где находишься? - спросила бабушка, сидя подле моей постели - бледная, с осунувшимся лицом и кошмарными черными кругами под глазами. Хотя, наверное, и я выглядела не лучше.

   - В больнице, - прошептала я плохо слушающимися шелушащимися кубами. Оказалось, в бреду я искусала их в кровь.

   - Хорошо. А теперь спи.

   И я спала. Много. А просыпаясь, начинала с аппетитом есть. Правда о Варе, пусть еще и не до конца улеглась в голове, но она непостижимым образом пробудила во мне желание жить. И я выздоравливала. Теперь и душой. Я решила не ломать голову над загадками, преподнесенными Потоком или же самой жизнью. А принять случившееся как данность.

   Когда до выписки осталось два дня, я нагрянула к Любаше с просьбой. Заранее предвидя ее бурные протесты, запаслась терпением.

   - Люба, я должна знать, - в десятый раз повторяла я упирающейся рогом медсестре. - Понимаешь, должна! Истерик не будет, обещаю!

   Но президент был непреклонен. Так и пришлось уйти ни с чем.

   А утром я обнаружила на тумбочку записку. С одним единственным словом: "Приходи".

   - Должна будешь всю жизнь, - ворчала Люба, разбирая бумажки на сестринском посту. - Поняла? И только попробуй опять помирать начать! Я тебя, поросенок неблагодарный, с того света достану!

   - Ладно. Хорошо. Достанешь, - я соглашалась на все, пусть только скажет, что хочу услышать.

   - Никакой Тимофеевой Светы я не нашла. Не было тут никогда такой. Никто по имени Егор в последнее время в отделении тоже не лежал. Был один полгода назад - парень молодой, но тот - сын врача из кардиологии, точно не в детдоме рос. Зато! - добавила воодушевления в голос Любаша, когда я совсем скисла. - В автобусе с тобой ехал некий Михаил Гурин. Ему сорок лет. Не знаю уж твой ли это знакомый, фамилию ж ты не знаешь. Но из комы вы вышли в один день. Его, как и тебя, в травму перевели.

   - Какая палата?! - задохнулась я.

   - 512-я. И только попробуй наделать глупости!

   - Ладно-ладно, я поняла, увидимся на том свете, - крикнула я уже набегу.

   Дверь в палату с нужным номером оказалась приоткрытой. Изнутри доносились два громких голоса - женский и мужской, явно выясняющие отношения. Заходить сразу стало неудобно, поэтому я осталась снаружи. Не подумайте, что подслушивала. Они кричали так громко, что отголоски ссоры докатывались даже до соседнего отделения офтальмологии.

   - Не надо мне помогать! - сердился мужчина. Голос, хоть и звучал непривычно хрипло, однако в нем без труда узнавался Михаил. - Никакого толка от тебя!

   - Ты же не справишься сам! - не соглашался женский - усталый и явно обиженный. - Зачем все усложнять?

   - Я тебя вообще не прошу здесь находиться! Иди к своему мужу, пока он опять от тебя не сбежал!

   - Тебе обязательно гадости говорить? Не можешь удержаться, да?

   - А что? Думаешь, не понимаю, что я для тебя обуза?! Ты же жалеешь, что я очнулся! Ты спишь и видишь, чтоб я умер!

   - Неправда!

   - Хватит, не загораживай дорогу!

   Послышался странный скрип. Дверь распахнулась и прямо на меня выехала инвалидная коляска.

   - Не лезь, зашибу! - рявкнул небритый седой мужик с ввалившимися щеками. Встреть я его на улице, и не признала бы. Глаза злющие, волосы длинные и лохматые, будто в жизни расчески не видели. Люба сказала, ему сорок? Я бы меньше пятидесяти в самом лучшем случае не дала. - Чего замерла, курица? Отодвинься! - приказал он мне, явно не считая, что мы знакомы.

   Я была вынуждена посторониться и наблюдать, как он катит к лифту, продолжая сыпать ругательства направо и налево. Женщина, с которой он спорил, выбежала из палаты, сделала пару шагов ему вслед, но передумала и с тяжелым вздохом прислонилась к стене.

   - Вам плохо? - обратилась я к ней, почувствовав, что она собирается сползти на пол. - Позвать врача?

   - Нет-нет, - быстро возразила та. - Мне бы присесть. А врача не надо. Сердце немного барахлит, но это давняя проблема. Не страшно.

   Я проводила женщину к кожаной скамейке у стены и только теперь сумела ее рассмотреть. Сначала я подумала, это тайная подруга Михаила (раз в разговоре шла речь о законном муже), теперь же поняла, что ошиблась.

   - Вы его сестра, да? - задала я вопрос в лоб. Выспрашивая племянницу Варвары, я испытывала неловкость. Теперь же неуверенность прошла. Не то я стала привыкать к общению с родственниками бывших спутников, не то просто была зла на Михаила. - Вы с ним похожи.

   - Да, - кивнула женщина. - Мы двойняшки. В детстве были не разлей вода, в юности немного охладели друг другу. А теперь... - она махнула рукой. - Простите, а вы кто?

   - Саша Корнеева, - представилась я. - Слышала, Михаил в аварию попал. Дело в том, что я тоже из того автобуса. Вот, хотела его навестить, узнать, как самочувствие. Знаю, мы чужие. Но все-таки после такого несчастья...

   - Да-да, понимаю, - глаза женщины увлажнились. - Я Мария. А вы и сейчас пациентка?

   - Пока, да. Завтра выписывают.

   - Это хорошо. Мишу еще хотят подержать тут. Вы не думайте, Саша. Мой брат неплохой человек. Просто нервный.

   - Он из-за аварии в коляске? - вопрос был бестактный, но не спросить я не могла.

   - Да. Но не из-за этой, - женщина поморщилась. - Миша на мотоцикле разбился десять лет назад. Повредил позвоночник. А все из-за глупости. Сам вел себя как последний идиот, испытывал терпение хорошей девушки. Другая давно бы его бросила, а Ларочка продолжала проглатывать обиды. В конце концов, и она не выдержала. Нашла себе нового парня - того, который не будет об нее ноги вытирать. А наш оскорбленный Ромео рванул, как безумный, разбираться со счастливым соперником. И не доехал...