Детектив Франции. Выпуск 1 - Эксбрайя Шарль - Страница 54

— Это почему же, скажите на милость?

— Потому что я бы не хотел обмениваться рукопожатием с человеком, которого, возможно, мне придется отправить в тюрьму.

Наступила столь полная, глубокая тишина, что было слышно, как закрылась дверь по меньшей мере двумя этажами выше. Я с трудом сдерживал бешеное желание вцепиться ему в горло.

— Я пытаюсь следовать за… за ходом ваших мыслей, но это трудно… очень трудно! — наконец заметил я хриплым от волнения голосом. — Я очень долго размышлял над нашим разговором в Сантандере… и думаю, что вы правы. Кто–то убил Хорхе. Почему? Даже не могу себе представить… Возможно, если бы удалось выяснить, кто платил за статьи против нас…

Марвин, не перебивая, лишь покачал головой, и я продолжал:

— Знай вы, что такое куадрилья, дон Фелипе, ни за что не заподозрили бы меня… Мы с Хорхе много лет работали вместе…

— Порой люди убивают друг друга, прожив рядом много лет.

— Возможно, но вы не представляете самого образа мышления людей, работающих в одной куадрилье. Там каждый зависит от товарища… Вы видите корриду со стороны. А чтобы почувствовать, надо самому выйти на арену.

— Несомненно, дон Эстебан, не стану спорить. Но, как я уже говорил вам, я много лет проработал в уголовной полиции и там узнал, что от человека можно ожидать чего угодно. Понимаете, чего угодно! Брат убивает брата, друг предаем друга, сын расправляется с матерью, дочь приканчивает отца… Когда в деле замешаны человеческие страсти, не существует более ни законов, ни правил — ничего!

— В таком случае, я счастлив, что никогда не работал в уголовной полиции!

— А разве я говорил, что мне это доставляло большую радость?

Дьявол, а не человек! Он убивал меня шаг за шагом, но все же я не мог не чувствовать уважения и даже доверия к нему.

— Я не привык сталкиваться с мрачной изнанкой жизни, дон Фелипе, и могу лишь завидовать вашему хладнокровию, но я очень бы хотел вам помочь схватить за шиворот убийцу Хорхе Гарсии. А потому буду делать все, что вы сочтете нужным мне поручить.

— Вы кажетесь искренним, дон Эстебан, однако я так часто обманывался, принимая за честного человека первостатейного подлеца, что уже не верю внешним проявлениям.

— Значит, вы не хотите, чтобы я доказал вам свою невиновность?

— Я разберусь сам, а вас попрошу об одном: постарайтесь облегчить мне задачу.

— Каким образом?

— Да просто дать мне возможность как можно чаще и естественнее общаться с вашей куадрильей. Мне непременно нужно обнаружить источник зла.

Прощаясь, мы не подали друг другу руки.

В Альсире меня встретил отдохнувший, расслабившийся Луис.

— Мне не терпелось тебя увидеть, — сразу же заявил он. — Надо вместе поработать с плащом. Я заметил, что у меня есть кое–какие пробелы, а тут, в Валенсии, у себя дома, я не хочу сделать ни малейшей ошибки.

Я, как мог, успокоил друга, заявив, что его ждет грандиозный успех и что сам я в этом ни секунды не сомневаюсь. Поднимаясь к себе в комнату, я столкнулся на лестнице с Консепсьон. Мы молча кивнули друг другу. В отсутствие Луиса ломать комедию не стоило. И эта встреча далеко не согрела мое сердце. Смерть Хорхе Гарсии, оскорбительные подозрения Марвина, посещение Кармен и наконец глубокая, неизбывная враждебность той, кого я не переставал любить, несмотря на всю ее несправедливость, — все это обрушилось на меня непосильной тяжестью. Устав больше, чем если бы сам выходил на арену, я уже начинал всерьез завидовать судьбе Хорхе.

За ужином говорил, в сущности, один Луис. К счастью, он был, по обыкновению, так занят собой, что ничего не заметил. Матадор комментировал последние корриды, подчеркивал то, чем особенно гордился, анализировал ошибки и тут же рассказывал, каким образом намерен их исправлять. Луис восхищал и злил меня одновременно. Такая уверенность в себе успокаивала насчет будущих выступлений, но я сердился, что мой друг думает только о себе, ничуть не заботясь о судьбе бандерильеро, павшего рядом с ним. Все же за десертом Вальдерес наконец решил заняться другими, хотя чувствовалось, что он поступает так скорее из чувства долга, а не потому, что его это волнует.

— Ты был у Гарсии?

— Да.

— Досталось тебе, мой бедный друг… И как это восприняла Кармен?

До чего же он иногда действовал мне на нервы!

— А как ты думаешь? Плясала хоту[35], разумеется!

— Да что с тобой, Эстебан? — ошарашенно пробормотал Луис.

Тут до меня дошла вся глупость и несправедливость моего поведения.

— Прости Луис, просто я здорово вымотался. Кармен перенесла удар лучше, чем я думал. Хороший она человек. Страховка поможет осуществить мечту, которую они лелеяли вдвоем с Хорхе, — купить домик и растить там детишек.

Луис заметно успокоился, узнав, что вдова не предается безудержному отчаянию.

— Не понимаю, почему Гарсия принял удар, даже не попытавшись уклониться. Честно говоря, мне показалось, он вообще не замечал быка. Тут есть что–то совершенно необъяснимое.

Я был тренером и доверенным лицом Луиса, а потому не мог позволить ему слишком углубляться в этот вопрос.

— У Хорхе страшно болел желудок… Помнишь, Консепсьон даже пришлось готовить ему кофе?

Я сочинял, стремясь придать словам достоверность. Уже второй раз за день я лгал на ту же тему, только для того, чтобы утешить и успокоить. Мы всегда больше всего боимся правды. И все–таки я стыдился собственной лжи, а потому говорил не поднимая глаз.

— Кармен сказала, что ее муж давно страдал язвой желудка, но отказывался от лечения. А когда становилось невмоготу — принимал успокоительное. Должно быть, на сей раз он проглотил лишнюю таблетку, вот и не смог вовремя отреагировать.

— Хороший был парень…

Тем и кончилась заупокойная речь по Хорхе Гарсии, тореро из Чамартина. Но Луис снова вернулся к единственному занимавшему его сюжету — Луису Вальдересу.

Я попросил у хозяев дома позволения оставить их пораньше и ушел в свою комнату. Спать мне вовсе не хотелось, просто я испытывал настоятельное желание побыть одному. Луис утомлял меня. Тут уж ничего не поделаешь. Я не мог не сравнивать убогое жилье Гарсии и имение Вальдереса. А меж тем Хорхе почти не уступал Луису. Просто ему повезло меньше, чем Валенсийскому Чаровнику. Такое часто случается с бандерильеро. А впрочем, что ж! На свете всегда будут счастливчики и неудачники, те, кого любят, и те, кого не полюбят никогда, и мальчики, гибнущие на арене… Будь у меня под рукой какое–нибудь спиртное, я бы, наверное, напился. Решив лечь, я снял пиджак, и тут в дверь постучали. Я так удивился, что даже не сразу ответил: «Войдите!» В комнату вошла Консепсьон.

— Я еще никогда не видела Луиса в такой прекрасной форме. Он отправился прогуляться.

— И ты для этого поднялась ко мне, чтобы сообщить эту выдающуюся новость?

— Нет. Просто я хотела спросить, почему ты наврал Луису.

— Насчет чего?

— Насчет смерти Гарсии.

— А что ты об этом знаешь?

— Что его убили. В Сантандере я слышала часть твоего разговора с Марвином.

— И что с того?

— Почему ты не сказал Луису правду?

— А ты не догадываешься? Кстати, тебе самой ничто не мешает пойти и все выложить мужу, как тогда в Памплоне. Это ему, несомненно, очень поможет отличиться в Валенсии!

— Кто же убийца?

— Как кто? Разве не ясно? Я! И как раз сегодня утром Марвин подробно излагал мне свои подозрения на этот счет. Это я убил своего друга Гарсию, как и я же оплатил грязную газетную кампанию против своего друга Луиса, как из ревности позволил убить Пакито! Удивляюсь только, почему я до сих пор не в тюрьме!

— Успокойся, Эстебан!

— Успокоиться? Клянусь Макареной, меня обвиняют в том, что я убиваю самых дорогих мне людей, а я должен хранить невозмутимость? Не могу больше! Весь мир против меня!

Мы, цыгане, привыкли молча сносить удары судьбы, но уж коли нервы сдают, наше отчаяние беспредельно. И я, вне себя от горя, кричал, обливаясь слезами: