Кубанская конфедерация. Пенталогия (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 129

– Мечник, что решил? – спросила девушка.

– Не приближаясь к автостраде, мимо Комсомольского идём на Меклету. К ночи будем на месте, закрепляемся на развалинах, если они там есть, и готовимся к встрече с собаками. Посмотрим на них вблизи, а там видно будет: или к Чограйскому водохранилищу пойдём на соединение с пластунами, или попробуем к лаборатории прорваться. Собирай людей, через двадцать минут выдвигаемся. – Повольница, кивнув, ушла, а я обратился к Куму: – Что со связью?

– С Пятигорском связи нет, слишком далеко и рельеф сложный, а с группой Игнача переговорить получилось.

– Что у него?

– Игнач километрах в ста тридцати от нас, прошёл Арзгир и встал на днёвку. Собирает сведения об обстановке впереди и завтра будет у Чограйского водохранилища.

Через полчаса мы покидали прогорающий костерок и старика, который провожал нас равнодушным взглядом и всё так же методично пережевывал свою крысятину.

Выстроившись в походный порядок, отряд шёл на север до самой темноты, и около десяти часов вечера, в сумерках, мы пересекли автомагистраль и добрались до развалин посёлка Меклета. Половина отряда занялась лошадьми и приготовлением ужина, а другая – оборудованием оборонительных позиций. На руинах местного то ли исполкома, то ли конторы, то ли еще какогото административного здания за несколько часов из обломков кирпича, бетона, шифера, арматуры, брёвен и крепких досок было построено вполне неплохое укрепление. От артобстрела оно не защитит, конечно, но подобного здесь бояться не стоит, собаки хоть и мутанты, а штурмовать стены не могут, у них для этого нет рук.

Ночь прошла спокойно, наступил рассвет, а вокруг никого, собак не видать. Странно. Птицы не поют, тишина, и только лошади, которых завели в здание, беспокойно всхрапывают, так, как если бы гдето неподалеку волка чуяли. Однако анатолийская овчарка не волк, так что это не стопроцентный признак того, что собаки рядом. Ладно, подождём и посмотрим, что будет дальше.

Проходит час, другой, третий, и наступает полдень. Окрестный безжизненный пейзаж – выгоревшая степь с редкой и чахлой растительностью – неизменен: ни шороха, ни движений.

– Снайперы, – кричу я пятерым воинам, засевшим на стенах, – есть чтонибудь?!

– Нет, все чисто, – докладывает первый.

– Никого.

– Чисто.

– Голая степь и перекатиполе катается.

Пятый стрелок, сидящий с восточной стороны, Лука, медлит, всматривается в жаркое степное марево, и окликаю конкретно его:

– Лука, что у тебя?

Молодой белобрысый парень с чёрной банданой на голове, новобранец из повольников, отрывается от ПСО, сплёвывает на кирпичную стенку и отвечает:

– Бес его знает, вроде бы есть чтото, километрах в трёх, но там местность волнистая, и что это, точно определить не могу.

– У кого самый лучший конь? – обращаюсь я к воинам, которые отдыхают на своих огневых позициях.

– Самый добрый и резвый конь у меня. – Ко мне подходит Серго, смуглолицый мужчина лет сорока, так же как и Лука, прошлогодний новобранец.

– Отлично. Седлай своего кабардинца и сгоняй к востоку. Как чтото приметишь, сразу назад. Если будет погоня, прикроем снайперами, а вблизи всем отрядом поддержим.

Серго коротко кивает, седлает своего чистокровного жеребчика, купленного им за свои деньги у перекупщиков в Пятигорске, и через пяток минут резвой рысью мчится в том направлении, где снайпер разглядел движение. Я взбираюсь повыше, примащиваюсь на уступе и смотрю за его продвижением в хороший армейский бинокль.

Воин скачет, километрах в двух, немного не доезжая до узкой балочки, останавливает коня, замирает и пускает его шагом. Так он продвигается метров триста, вновь замирает и снова двигается вперёд.

– Лука, что видишь?

– Ничего, марево всё сбивает, то есть движение, то нет.

Опять приникаю к окулярам бинокля и сразу же вижу тех, кого мы ждём, десяток здоровенных псин, которые крадутся вдоль нескольких кустов в сторону приближающегося к ним Серго. Мля! Неужели он их не видит? Как так? Чёрт!!!

– Снайперы! К бою! Лука, выстрел вверх! Серго опасности не замечает!

Таххх! – одиночный выстрел глухим эхом разносится по окрестностям. Всадник слышит его, останавливает коня, оглядывается и наконец замечает опасность. Серго резко поворачивает своего чистокровку, чтото кричит, нахлёстывает его бока нагайкой и галопом возвращается к нам. Наблюдаю за собаками, они широкими и длинными прыжками мчатся за воином, но вряд ли догонят.

Ахрррр! – слышен далёкий собачий рык. И преследователи, как по команде, не доходя до наших позиций метров восемьсот, замирают на месте и, дружно развернувшись, уходят в своё укрытие. Вот и первое проявление разума – после провала засады не ломиться в ловушку, а вернуться на исходную позицию.

Всадник благополучно возвращается к развалинам, водит кабардинца по кругу, успокаивает его, а я спускаюсь и подхожу к нему.

– Командир, если бы не выстрел, – говорит Серго, – то и не заметил бы засаду.

– Понятно. Как они вблизи?

– Не знаю, очко так играло, что осматриваться времени не было. Нёсся так быстро, как только мог.

Направляюсь к Лиде Белой, которая сидит возле одного из четырёх наших РПК и протирает его промасленной тряпкой. Сажусь рядом и наблюдаю за тем, как почти любовно она занимается своим делом. Я ухмыляюсь, а она смотрит на меня и спрашивает:

– Что?

– Гляжу, как ты от оружия фанатеешь, Лида.

– Это да, а иначе никак, только оно бедную девушку в трудную минуту выручит и спасёт.

– Ты не пайдевочка, Лида, поэтому лирика ни к чему. Что делать будем?

– Ты командир, Мечник, твоё слово главное. – Она пожимает плечами.

– И всё же, идеи есть?

– Сваливать надо, – отвечает Лида, – и бежать необходимо прямо сейчас, без колебаний и промедлений. Мы с Исмаилом тебе рассказывали про наш прошлый поход, и тогда точно так же всё было, только мы не в развалинах сидели, а телегами были окружены. Днём они не сунутся, силы копят и, что такое огнестрел, понимают очень хорошо. Атака ночью случится, и если они нас не дожмут, то к утру отойдут и будут следующей ночи ждать.

– Просто так не оторваться, собаки вслед кинутся.

– Конечно кинутся, и если половина бойцов в безопасное место вырвется, то и это хорошо.

– Остаёмся, – принял я решение, – и постараемся захватить трофей.

– Зря. – Лида морщится и возвращается к пулемёту.

Смеркается, воины отдохнули и готовы к ночному сражению. Вокруг развалин поставлено около сорока мин, боеприпасов и гранат у нас много, воды дня на три, факелы заготовлены, и осветительных ракет больше трёх сотен. Скоро состоится первый бой с новым и необычным противником, и для него у нас есть сюрприз – несколько ловчих сетей, сплетённых из сталистой проволоки, и два пневматических ружья с усыпляющими зарядами. Давайте, звери, приходите, мы ждём вас.

– Мечник, – в тишине разносится голос Кума, – Игнач вызывает.

Вскоре, надев на голову наушники и прижав к губам микрофон, я слышу далёкий голос казака:

– Привет, Мечник.

– Здрав будь, Игнач. Что у тебя?

– Норма. Золота нет, а повольников под этим предлогом к Чограйскому водохранилищу местный хан заманивает. Хочет армию собрать и на Элисту военным походом пойти.

– Всегото?

– Да, банальный обман, и для Конфедерации никакой опасности.

– Когда сможешь в путь двинуться?

– Через час.

– Хорошо. Выдвигайся к Адыку и готовь оборонительную позицию. Может так случиться, что тебе придётся за нами хвосты рубить. Когда там сможешь быть?

Молчание, Игнач ворошит карту, прикидывает скорость своего отряда и отвечает:

– Если побыстрому и нигде не задерживаться, то через тридцать шесть часов буду на месте.

– Даю тебе сорок восемь часов. Через двое суток будь на южной окраине Адыка.

– Понял.

– Отбой связи.

Стемнело, снова ожидание, снова гнетущая тишина, и только кони беспокоятся. Автомат в руках, сквозь узкую бойницу глаза пытаются разглядеть четвероногого противника и не находят его.