Песни сирен - Макдермид Вэл - Страница 46

Тони нажал на клавишу «сохранить» и с довольной улыбкой откинулся на спинку кресла. Это такое же подходящее место, чтобы остановиться, как и всякое другое. Завтра утром он закончит подробное описание черт характера, которые надеется найти у Хенди Энди, и наметит предложени для возможного образа действий полицейских занятых этим делом.

– Готово? – спросила Кэрол.

Он обернулся и увидел, что она отодвинула от себя стопку папок.

– Я не знал, что вы закончили, – сказал он.

– Десять минут назад. Мне не хотелось беспокоить летающие пальцы.

Тони терпеть не мог, когда другие изучали его как он изучал их. Мысль о том, чтобы стать пациентом или объектом исследований, была одним из тех кошмаров, от которых он просыпался в липком поту.

– Я беру это с собой на ночь, – сказал он, скопировав файл на дискету и положив ее в карман.

– Я подвезу вас до дому, – предложила Кэрол.

– Спасибо, – сказал Тони, вставая. – Никак не могу себя заставить ездить по городу на машине. По правде говоря, я не очень люблю сидеть за рулем.

– Не могу сказать, что не понимаю вас. Движение в городе – просто ад кромешный.

Остановившись перед домом Тони, Кэрол сказала:

– Как насчет чашки чая и захода в туалет?

Пока Тони ставил чайник, Кэрол поднялась наверх, в ванную. Спускаясь обратно, она услышала звук собственного голоса из автоответчика и остановилась у подножия лестницы, следя, как Тони, прислонившись к столу и держа в руке ручку и бумагу слушает сообщения. Она вдруг поняла, что ей нравится близкое общение с этим человеком. Сообщение закончилось, раздался щелчок.

– Привет, Тони, это Пит, – сообщил следующий голос. – Я буду в Брэдфилде в следующий торник. Есть шанс на кровать и пиво вечером в среду? Кстати, поздравляю с попаданием в группу по Голубому убийце. – Щелчок.

– Энтони, милый, где же ты был? Я лежу, томлюсь по тебе. Мы не кончили наши делишки, красавчик.

При звуках этого голоса Тони выпрямился и повернулся, чтобы посмотреть на автоответчик. Голос был хриплый, сексуальный, фамильярный.

– Не думай, что ты можешь… – Тони быстро протянул руку и резко оборвал сообщение.

Вот тебе и нет никого, с горечью подумала Кэрол. Она вышла из дверного проема.

– Давайте обойдемся без чая. До завтра, – произнесла она холодным, ломким, как лед на зимней луже, голосом.

Тони повернулся, в глазах у него плескалась паника.

– Это не то, что вы подумали, – выпалил он. – Я даже никогда не видел эту женщину!

Кэрол направилась к выходу. Пока она возилась с замком, Тони холодно сказал:

– Я говорю правду, Кэрол. Хотя это вообще-то не ваше дело.

Она обернулась, заставила себя обернуться, и сказала:

– Вы совершенно правы. Это действительно мое дело. До завтра, Тони.

Дверь захлопнулась, и Тони показалось, что его стукнули кайлом по голове.

– Слава богу, что ты психолог, – с горечью ска зал он, прислоняясь к стене. – Неспециалист мог бы все дело испортить. Вы действительно полагаете, что можно совместить работу и удовольствие, а, доктор Хилл?

Когда Гэрес улыбнулся мне в трамвае, стало ясно, что мои мечты близки к осуществлению. Из-за неожиданного аврала на работе и связанных с этим сверхурочных мне больше недели нельзя было следовать за ним.

По возвращении домой после работы его образ убаюкивал меня, его голос горячо пульсировал у меня в ушах, но мне нужно было видеть его во плоти. И вот я завожу будильник, чтобы у меня хватило времени оказаться рядом с его домом до того, как он уйдет на работу, но усталость моя так велика, что я не слышу звонка. Внезапно проснувшись, я понимаю, что единственный мой шанс – сесть в его трамвай двумя остановками дальше.

Я взбегаю на платформу. Нетерпеливо осматриваю первое отделение, но его не видно. Волнение комком застряло у меня в горле. Потом я замечаю его голову, он сидит прямо у дверей, во втором вагоне. Я протискиваюсь сквозь толпу пассажиров и мне удается стать рядом с ним, мои колени касаются его колен. При телесном соприкосновении поднимает голову. В уголках его серых глаз появляются морщинки, на губах мелькает улыбка. Я улы-баюсь в ответ и говорю:

– Простите.

– Ничего страшного, – отзывается он. – В начале дня в этом трамвае становится тесно.

Мне хочется продолжить этот разговор, но я не нахожу, что сказать. Он возвращается к «Гардиан», а мне приходится удовольствоваться тем, что я краешком глаза смотрю на него, делая вид, будто рассматриваю городские пейзажи. Это, конечно немного, но это начало. Он узнал меня; он знает, что я существую. Теперь это вопрос времени.

Шекспир был прав, когда сказал: «Первое, что мы сделаем – убьем всех законников». По крайней мере, меньше будет лжецов. Даже слова звучат похоже – lawyer, liar. Мне не следовало ожидать чего-то другого от человека, который сегодня выступает на стороне истца, завтра – на стороне ответчика.

Я ставлю машину за углом у дома Гэреса: отсюда, благодаря тонированным стеклам моего джипа, можно незаметно наблюдать, как он возвращается домой. Вокруг его дома нет изгороди, поэтому выигрышная позиция дает мне возможность заглянуть прямо в комнату.

Теперь мне известны его привычки. Он приходит домой в самом начале седьмого, идет на кухню за банкой «Гролша» и возвращается в комнату, где пьет пиво и смотрел телик. Примерно через двадцать минут он приносит из кухню еду – пиццу, картофель-фри, что-нибудь такое, что можно сжевать, не отрываясь от экрана. Стряпня – явно не его конек.

Когда мы будем вместе, мне придется взять на себя ответственность за эту сторону нашей жизни.

После новостей он выходит из этой комнаты, вероятно чтобы чем-то заняться в другом помещении. Я представляю себе юридические книги, расставленные по сосновым полкам. Позже, вечером, он либо возвращается к телику, либо идет в паб на углу выпить пару светлого.

Гэресу нужно, чтобы кто-то жил с ним, размышляю я, ожидая, когда он вернется домой. Я именно тот человек. Гэрес будет моим рождественским.

В четверть шестого белый «фольксваген-гольф» подъезжает на стоянку перед домом Гэреса; из него выходит женщина. Она наклоняется в машину и достает портфель, набитый папками, и сумку через плечо. Когда она идет по тротуару, мне кажется, что я ее знаю. Маленькая, светло-каштановые волосы откинуты назад и заплетены в тяжелую косу, большие очки в черепаховой оправе, черный костюм, белая блузка с пеной кружев у шеи.

Когда она сворачивает в ворота Гэреса, я просто глазам своим не верю. За несколько мгновений, которые ей понадобилось, чтобы дойти до двери, я говорю себе, что это его агент по недвижимости, его страховой агент, коллега, которая привезла ему какие-то бумаги. Все что угодно. Все что угодно.

Потом она открывает застежку сумки и вынимает ключ. Я мысленно кричу «Нет!», а она вставляет ключ в скважину и входит. Дверь комнаты распахивается, и женщина бросает портфель на диванчик. Потом снова выходит. Через десять минут она возвращается, закутанная в большой белый махровый халат Гэреса.

Скажу честно – я всю дорогу не расстаюсь с Шекспиром.

То было время веселиться, поэтому я стараюсь, чтобы разочарование не сказалось на моем настроении. Вместо этого я сосредоточиваюсь на осуществлении своего следующего замысла. Мне хочется чего-то соответствующего сезону, какого-то доброго, старого, варварского, христианского символизма. С яслями и пеленками особенного ничего не сделаешь, поэтому я позволяю себе некоторое художественное отклонение от правил и обращаюсь к концу этой жизни.

Распятие как вид наказания было, вероятно, заимствовано римлянами у карфагенян. (Интересно, не правда ли, что римляне относились ко всем остальным как к варварам?) Римляне восприняли его во времена Пунических войн, и вначале это была казнь, которая применялась только к рабам. Что представляется мне довольно уместным, поскольку то была единственная роль, для которой теперь пригоден, по моему мнению, Гэрес. Позже, в дни империи, это стало более общим наказанием, применявшимся к каждому местному жителю, у которого хватало безрассудной смелости дурно вести себя после того, как римляне любезно явились и покорили, прошу прощения – цивилизовали их.