Жара - Макбейн Эд - Страница 36

– Здесь еще кто-нибудь есть? – спросил Мейер.

Женщина покачала головой.

– Как ваше имя?

– Мэри...

– А фамилия?

– Как моя фамилия? – спросила она у негра.

Тот пожал плечами.

– А вас как зовут? – спросил у него Мейер.

– Джефферсон Хилл.

– Где вы взяли «дурь»? – спросил один из «нар-ков», беря со стола прозрачный пакетик.

– Мэри! – окликнул Хилл. – Где мы это взяли?

– Хорошая «дурь», – кивнула Мэри.

– Где те парни, которым принадлежит эта квартира? – спросил Браун.

– Где эти парни, Мэри? – спросил Хилл.

– Ага, – ответила Мэри и пожала плечами.

– Столько шуму, и все из-за пары паршивых ширял! – сказал другой «нарк».

Ну что ж, раз на раз не приходится.

Огаста сказала ему, что сегодня они будут сниматься на открытом воздухе, в больнице «Лонг-Дженерал». Снимать новый стиль лыжных мод на фоне сурового каменного здания больницы и накрахмаленных белых халатов обслуживающего персонала. Огаста объяснила что реклама появится на телеэкранах не раньше декабря, но снимать ее будут заранее. Предстоящие съемки ее не очень радовали. Демонстрировать лыжные куртки в удушающую жару под светом мощных прожекторов – не лучший способ проводить летний вечер.

Клинг не поверил ни единому ее слову.

Он позвонил начальнику охраны больницы и выяснил, что ни в самой больнице, ни рядом с ней никаких съемок сегодня вечером не будет.

– Это же больница! – несколько резковато ответил ему охранник. – У нас тут больные! Только телевизионщиков нам тут не хватало.

Клинг вежливо поблагодарил охранника, подивился беспардонному вранью Гасси и еще некоторое время сидел за своим столом в помещении для детективов, глядя в окно и прислушиваясь к приглушенным звукам летней ночи. Через некоторое время он попрощался с Кареллой, спустился вниз, сказал Мерчисону за столом в дежурке, что уходит, прошел два квартала до станции подземки на Гровер-авеню и поехал в центр.

На втором этаже здания на Хоппер-стрит, в квартире, принадлежащей художнику Майклу Лукасу, свет не горел. На третьем этаже тоже – Марта и Мишель скорее всего бродили по городу, а Франни, предполагаемая шлюха, была Бог весть где. Он ожидал, что в фотоателье на четвертом и пятом этажах будет темно – и так оно и было. Но в квартире на шестом этаже, принадлежавшей человеку, который демонстрировал «иногда моды, иногда мускулы», человеку по имени Брэдфорд Дуглас, с могучими мышцами и гривой белокурых волос, – в этой квартире свет горел во всех окнах вдоль верхнего этажа здания. Клинг испытывал большое искушение подняться туда и вышибить дверь – безо всякого там ордера с правом на вход «без стука», просто вышибить эту проклятую дверь и найти там Огасту.

Он стоял на противоположной стороне улицы в тени, футах в тридцати от единственного фонаря на углу. Магазины и рестораны вдоль улицы уже закрылись на ночь. Было около одиннадцати, а Огаста отправилась на свои «съемки» без четверти девять. Клинг смотрел на освещенные окна. И на месте окон перед его мысленным взором возникли экраны, на которых демонстрировали порнографию. Огаста в одном белье, Дуглас без рубашки, Огаста в его объятиях, Огаста, принимающая его ласки и поцелуи, отдающаяся...

Первый выстрел застал его врасплох.

Он услышал грохот откуда-то слева, из-за пределов круга света, отбрасываемого фонарем на углу, услышал, как пуля вошла в кирпичную стену, увидел краем глаза, как всего в футе от его головы кирпич рассыпался фонтаном тускло-красных осколков. К тому времени, как прозвучал второй выстрел, он уже распластался на тротуаре с пистолетом в руке, сердце его отчаянно колотилось, глаза обшаривали темноту по ту сторону круга света. Прозвучал еще один выстрел – поспешный, сделанный наугад, – а потом топот, удаляющийся во тьму. Поднимаясь на ноги, Клинг увидел, как фигура бегущего человека пересекла круг света под другим фонарем. Темная ветровка и фетровая шляпа с широкими полями. В правой руке у него блестел пистолет. Он мчался, точно чемпион мира по легкой атлетике. Не успел Клинг пуститься в погоню, как человек уже скрылся за углом. Когда Клинг добежал до фонаря, незнакомец... исчез.

Запыхавшийся, он вернулся к тому месту, откуда предположительно были сделаны выстрелы. Он долго ползал на четвереньках, обшаривая руками мостовую в поисках стреляных гильз. Без толку, только руки испачкал. Либо стреляли не отсюда, либо стреляли не из пистолета, а из револьвера. Клинг вернулся на то место, где стоял, когда в него стреляли. Дыра в кирпичной стене оказалась дюймов шести в диаметре – оружие было мощное. Здесь было темно. Клинг оглядел улицу, надеясь увидеть патрульную машину – у полисмена должен быть с собой фонарик. Но улица была пуста.

Вот всегда так – никогда этих копов нет под рукой когда надо. Клинг снова встал на четвереньки и в темноте принялся ощупывать тротуар в поисках пуль. Ему повезло – он нашел пулю, и в довольно хорошем состоянии, не слишком расплющенную. Он сунул ее карман, подумал, не стоит ли сообщить о происшествии в местный участок, и решил этого не делать. Вместо этого он прошел два квартала, вышел на освещенную авеню, поймал такси и попросил шофера отвезти его к больнице «Лонг-Дженерал». Никакой съемочной группы и фотомоделей у больницы не было. Клинг дал таксисту свой домашний адрес, потом нервно достал сигарету из купленной утром пачки и трясущимися руками закурил ее. Последний раз он курил в ночь своей свадьбы, почти четыре года назад, когда Огаста, его невеста, была похищена психом, который три дня продержал ее в плену.

– Простите, – сказал таксист, – не могли бы вы затушить сигарету? У меня аллергия на табачный дым.

– Чего? – очнулся Клинг.

– Там сзади табличка, видите?

Клинг затушил сигарету.

Они вернулись в участок и принялись обсуждать неудавшуюся операцию.

– Их, должно быть, предупредили, – сказал Джерарди, старший из полисменов из отдела по борьбе с наркотиками.

– Не думаю, – ответил Мейер.

– Тогда почему же мы обнаружили там только двоих ширял, исколотых от плеча до задницы?

– Наверно, встречу отменили, – сказал Браун. – Возможно, груз задержался.

– Черта с два! – возразил Миллер, другой «нарк». – Их кто-то предупредил.

– Вам следовало бы тщательнее следить за ними, – сказал Джерарди.

– Кто там сидел? – спросил Миллер. – Какой-нибудь коп? Наверняка ему дали на лапу.

Браун посмотрел на него и ничего не сказал. Взгляды Брауна бывали куда выразительнее тысячи слов.

– Где этот сукин сын, который сидел в хлебном фургоне? – осведомился Джерарди. – Я думаю, ему следовало бы прийти сюда.

– Разбирается с фотографиями, – ответил Уиллис.

– Чего? – переспросил Джерарди.

– Он в фотолаборатории, ему надо разобраться со своими ребятами.

– Разобраться? В чем? Он придет сюда, чтобы объяснить, что, черт побери, стряслось сегодня ночью?

– Придет, – сказал Уиллис.

– Когда? Уже полдвенадцатого!

– Как разберется, так и придет.

– Он просто пытается спасти свою шкуру, вот и все! – высказался Миллер. – Как это вышло, что нас никто не предупредил?

– В смысле? – поинтересовался Хейз.

– Как вышло, что этот парень в фургоне, который сидит там круглыми сутками, не сообщил нам по рации, что там никого нет, кроме пары ширял?

– А по-моему, – сказал Джерарди, – ему, если хотите знать, просто дали на лапу.

– А я себе едва шею не свернул на этой проклятой лестнице! – пожаловался Миллер.

– Двое ширял, окосевших в дымину. И квартирка пуста, как сердце шлюхи, – сказал Джерарди. – Я вам точно говорю, их кто-то предупредил!

– А вот и он! – сказал Мейер и поспешно подошел к решетчатому барьеру, отделявшему комнату от коридора. – Эл, заходи! Ты со всем разобрался?

– Я вообще не знаю, почему я должен был с чем-то разбираться, – проворчал полисмен. Он был одет в пеструю спортивную рубашку с короткими рукавами, голубые хлопчатобумажные брюки и сандалии. Едва войдя в дежурку, он немедленно прикрепил к карману рубашки свое закатанное в пластик удостоверение, как будто входил в центральное управление или что-нибудь в этом духе.