Ларец Душ - Флевелинг Линн - Страница 55

В другом кабинете оказалось несколько ларцов с драгоценностями. Всего этого, вместе взятого, было более чем достаточно для того, чтобы обеспечить полную конспирацию…. либо — весьма поспешное бегство.

Он занялся бумагами с верхней полки первого кабинета, ожидая обнаружить очередные торговые декларации. Но это оказалось коллекцией коротких записок, прочитав которые он понял, что это, по-видимому, не что иное, как дешифрованные послания Даноса. «Клиа повздорила с королевой прямо на виду у войска в Монтоне». «Клиа ранена в Альфорде». «Ястреб подрезал крылышки Клиа под Морнингхиллом». «Войско Клиа одержало победу в Юстине». Его собственная фальшивка тоже оказалась здесь среди прочих. Но глаз его резануло другая: «Клиа жива. Выживших нет».

- Ублюдки, так вы и правда сделали это! — прорычал Серегил.

В другом кабинете было ещё несколько подобных посланий, некоторые — написанные другой рукой — относились к передвижениям Королевы. Это было несколько неожиданно, однако это и впервые навело на мысль о том, что и в лагере Фории имеется свой шпион.

Среди прочего, он обнаружил свёрнутое в трубку письмо, перевязанное алой лентой. Развязав ленточку, Серегил просмотрел и его, тотчас опознав четкий почерк Рельтеуса, даже ещё до того, как прочёл стоявшую внизу подпись. Оно было адресовано Толину. В первой части послания речь шла о продаже нескольких лошадей, которых у герцога приобрёл Толин, затем разговор переключался на куртизанку Хайли, чьи прелести он живописал во всех подробностях. А вот последний абзац письма заставил сердце Серегила скакнуть галопом.

В ответ же на твой вопрос, заданный на балу прошлой ночью, отвечаю: да, как только Данос становится консортом, я незамедлительно заставлю его назначить тебя министром финансов. Даю тебе моё слово.

Серегил здорово сомневался в том чтобы Рельтеус добровольно отдал подобное в руки Кирину. Да разрази же их Билайри, они что, в Римини, все и каждый взялись тайно переписываться этим летом? И что вообще могло заставить Рельтеуса доверить подобное пергаменту и чернилам? Откровенно говоря, это хоть и была ещё не измена, однако вот это его — когда Данос станет консортом, не «если», — это было очень и очень нехорошо. Для обоих — отца и сына, и стоит предъявить это при дворе, с огромной долей вероятности на браке между двумя семействами можно будет поставить большой крест. Так не заманил ли Кирин Рельтеуса таким образом в этот свой заговор? В свою тайную клику? Из всего, найденного нынче Серегилом, получалось, что головой-то гадины был именно маркиз, а не герцог! Конечно, Кирин имел меньший вес в обществе, однако, похоже, его коллекция собранных сведений была куда как более впечатляющей. Получалось так же, что во избежание подозрений, Данос слал свои послания отцу, а уже тот переправлял их Кирину. Что означало одновременно, что Кирин отчаянно рискует. Хотя Рельтеус поставил на карту нечто гораздо более личное.

И ещё: каким образом Кирин заполучил это письмо? Возможно, от самого Толина, ибо тот, похоже, крепко погряз в заговоре. Если только сам Кирин не переписывался тайком и с ним? Возвращая письмо на место, Серегил нахмурился: нет, секретность, обеспеченная путем принуждения сразу двоих, грозила обернуться катастрофой. Скорее всего, запугал он лишь одного Рельтеуса, который был ему полезен до тех пор, пока сын его служит в полку Клиа. Оправдаются ли ожидания Рельтеуса, — подумал Серегил, — если он, на что Рельтеус, видимо, и рассчитывает, окажется серым правителем возле трона? А Кирина?

В самом дальнем углу полки он нашёл кожаную шкатулку. Внутри неё, завёрнутые в синий бархат, лежали два запечатанных воском флакона. Каждый был наполовину заполнен какой-то вязкой жидкостью, казавшейся чёрной при тусклом свете камешка. Серегил аккуратно взрезал воск возле самого горлышка каждой бутыли и осторожно вытянул пробки. Понюхав содержимое обоих флаконов, он снова заткнул их. То был яд. Наёмные убийцы называли его Гадючья кровь — то был особый вид яда гадюки, смешанный с ещё несколькими смертоносными ингредиентами, включая голубой мирт, который и давал этот слабый, но очень отчётливый цветочный запах и заодно усиливал действие яда. Одна мизерная капля его, добавленная в вино, убивала с первого же глотка. И даже маг и дризиец не смогли бы его распознать, ибо доза была слишком мала, а магии не было вовсе. Нечего и говорить, что даже обладание им было чревато заключением в Красную Башню. Кирин, и в самом деле, вёл какую-то весьма опасную игру, ибо сие означало, что ставки очень и очень высоки.

Но самым настораживающим был тот факт, что в шкатулке имелось свободное место для ещё одного флакона, бархатная обёртка была нарушена, словно один из пузырьков отсюда забрали. Не его ли и использовали для Клиа? Впрочем, сомнительно, ведь она жива.

Но что же тогда нужно Кирину? Так же, как и Рельтеусу— трон для Элани? Или же он желает скинуть с него Форию?

Куда ни кинь, всюду клин, — пробормотал Серегил, нагревая восковые пломбы флаконов при помощи пальцев и своего дыхания, затем аккуратно залепил всё как было. Быть может, этот яд был на ловушках замков? Или же Кирин мог намереваться использовать его лично для себя на случай, если его вдруг схватят. Это обеспечит ему куда более быструю смерть, чем ту, которую он бы принял от Фории.

Серегил убрал флаконы туда, где их нашёл, и направился к столу. Тот был самой простой конструкции, с единственным задвигающимся ящиком, который был так же заперт и защищен отравленными иглами. Кирину следовало бы подсказать, что не следует использовать одно и то же приспособление дважды. Остальные в таком случае теряют всякий смысл и воровство становится скучным занятием. Он высвободил механизмы и выдвинул ящик. Внутри находилась пачка тех самых копий писем Элани, датированных, начиная примерно с года назад, а также несколько писем Алайи. Содержание тех и других выглядело весьма невинно, однако сообщало массу информации о повседневных занятиях принцессы, изредка намекая на её интерес к Даносу, а также на самые тёплые чувства к Рельтеусу, который ей определенно нравился очень сильно.

И началось это всё не вчера, — отметил он. — А ещё до того, как Элани познакомилась на охоте с Даносом.

Он очень быстро просмотрел их все, жалея, что совсем нет времени детально вчитаться в каждое, а уж о том, чтобы выкрасть их или скопировать не могло быть речи. Как и все остальные письма, эти не содержали в себе ничего из ряда вон выходящего, однако пристрастному глазу они давали, как минимум, общее представление о самой девушке. Что было, конечно же, весьма полезным тому, кто хотел подобрать юношу, способного завладеть её вниманием. Или, скажем, подготовить кого-то на роль такового юноши. И ещё одна вещь была довольно интересной: все копии писем Элани были сделаны одной и той же рукой. Серегил снова вернулся к ним. Почерк показался очень похож на почерк, которому обучают придворных писарей. И выглядело всё так, как будто его пытались изменить. Что ж, как бы ни было, ему следовало найти того, кто делал эти копии.

Держась на безопасном расстоянии, Алек следовал за экипажем Мальтуза, и он ничуть не удивился, когда тот подъехал к воротам особняка Ланеуса. Лицо герцога, попавшего под свет фонаря, прежде чем его впустил стражник, было угрюмым. Алек обогнул стену и увидел ещё один вход, ведущий в кухонный садик. Оттуда он пробрался на задний двор. Пока он приглядывался, в окне на первом этаже вдруг зажёгся свет, так что ему здорово повезло, что он не стал карабкаться наверх сразу же. Прокравшись под самое окно, он увидел большую столовую, где вполголоса беседовали двое. Окно было приоткрыто, чтобы впустить внутрь немного вечерней прохлады. Алек присел на корточки и вслушался.

- Если знает он, то скольким ещё это известно? — говорил Мальтуз, и голос его показывал, что он не на шутку встревожен.

- Почему ты не выжал из него, где он это узнал? — резко ответил Ланеус.

Алек мог слышать, как он вышагивает по комнате.

— Это же важнейший вопрос!