Звездный хирург - Уайт Джеймс - Страница 9

– ФРОЛ, сэр.

– Почти точно, – похвалил Конвей. – Однако мне известно, что воздух, которым дышит пациент, представляет собой плотную полупрозрачную взвесь, весьма похожую на суп. её сходство с супом усиливается ещё и тем, что в нижних слоях обитают крошечные летучие организмы, которыми питается наш новый больной. Но в космических полетах пищу приходится распылять по поверхности его тела, отсюда эта бурая субстанция...

– ФРОБ, – быстро поправился крепеллианин.

– Верно, – одобрил Конвей. «Интересно, – подумалось ему, – АМСЛ на деле сообразительнее остальных или просто менее робок?» Он решил в дальнейшем не выпускать из виду эту группу стажеров. Ему очень пригодился бы сообразительный помощник.

Помахав на прощанье медвежонку-нидианину, Конвей повел своих подопечных в палату ФГЛИ, расположенную пятью уровнями ниже. Оттуда они прошли в другие палаты и ходили так, пока Конвей не решил, что приспела пора ознакомить новичков с важнейшим отделением госпиталя, на котором, собственно, держалась вся работа и без которого не выжили бы ни пациенты, ни персонал.

Иными словами, Конвей здорово проголодался, а потому отвел стажеров в столовую.

ААЦЛ питались по-своему: во время сна они самосажались в удобренную почву и поглощали из нее питательные вещества. Расставшись с ними, Конвей проводил ПВСЖ в шумное помещение, где помещалась столовая хлородышащих, и остался с двумя ДБЛФ и АМСЛ.

Самая крупная столовая госпиталя, в которой питались те, кто дышал кислородом, находилась как раз неподалеку. Конвей усадил келгиан к их сородичам, кинул голодный взгляд на стол, отведенный для старших врачей, и занялся крепеллианином.

До секции, в которой кормили вододышащих, было пятнадцать минут пути по людным коридорам. Мимо шествовали, ковыляли, плелись и передвигались всеми остальными способами самые разные существа. Конвей привычно уклонялся от слоноподобных тралтанов и осторожно переступал через хрупких ЛСВО, но вот крепеллианин вел себя так, словно его заковали в броню и заставили ступить на выложенный яйцами пол. Порой казалось, что АМСЛ боится шевельнуться. Хлюпанье его скафандра сделалось громче.

Конвей попытался отвлечь его рассказом о собственных впечатлениях от госпиталя, но не слишком преуспел. Потом они свернули за угол, и Конвей увидел, что из палаты выходит его старый друг доктор Приликла. АМСЛ пронзительно хлюпнул и беспорядочно задрыгал щупальцами. Одно из них ударило Конвея под коленки, и он плюхнулся на пол. Продолжая хлюпать, осьминог устремился в обратном направлении.

– Что за черт?! – воскликнул Конвей, с трудом удержавшись от более крепких выражений.

– Простите меня, – проговорил Приликла, подбегая к нему. – Я напугал вашего спутника. Вы не ушиблись, доктор?

– Вы напугали его?..

– Да, боюсь, что так. Удивление в сочетании с глубоко укоренившимся ксенофобическим неврозом вызвало у него паническую реакцию. Он сильно напуган, но головы не потерял. Вы не ушиблись, доктор?

– Нет, только удивился, – проворчал Конвей, вставая и бросаясь вдогонку за крепеллианином, который уже почти скрылся из вида.

Его продвижение в погоне за АМСЛ происходило по ломаной линии.

Он то стартовал, то переходил на шаг, извинялся перед теми, кто был старше его по званию, а прочим кричал: «Дорогу!» Он быстро настигал АМСЛ, что лишний раз доказывало превосходство двух ног как средств передвижения по сравнению с восемью, но тот вдруг – видимо с перепугу – кинулся в перевязочную. Конвей резко затормозил, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Почему вы убежали? – спросил он настолько спокойно, насколько позволяло сбившееся дыхание.

АМСЛ разразился длинной речью. Транслятор отсеивал все эмоции, но по одной только скорости, с которой крепеллианин произносил фразы, было ясно, что он на грани истерики. Слушая осьминога, Конвей все больше убеждался в правоте Приликлы. Он столкнулся с типичным случаем ксенофобического невроза. «Да, – подумалось ему, – если ты не справишься, то О'Мара расправится с тобой.»

Даже при той терпимости и взаимоуважении, которые существовали в госпитале, время от времени возникали трения на почве межрасовых отношений. Причинами их могли быть невежество, непонимание или ксенофобия в той степени, которая мешала исполнению служебных обязанностей или воздействовала на рассудок, а порой – и то и другое. Например, врач-землянин с подсознательной боязнью пауков не сможет заставить себя как следует взяться за лечение пациента с планеты Цинрусс. А если одному из цинруссиан, тому же Приликле, придется лечить такого землянина...

Устранение подобных трений входило в компетенцию О'Мары. Если ничто иное не помогало, он вправе был отослать из госпиталя потенциально опасных личностей; ему вменялось в обязанность не допускать открытых конфликтов.

Конвей не представлял, как О'Мара отнесется к огромному АМСЛ, который удрал, испугавшись хрупкого доктора Приликлы.

Когда поток слов крепеллианина иссяк, Конвей поднял руку, призывая осьминога помолчать, и сказал:

– Теперь я понимаю, что доктор Приликла напомнил вам хищника-амфибию, который обитает на вашей родной планете, и что в юности вы из-за этих хищников едва не погибли. Но доктор Приликла – не животное, и всякое сходство в данном случае является чисто внешним. По совести говоря, вы можете убить Приликлу одним неосторожным прикосновением. Итак, ответьте мне: убежите ли вы от него при новой встрече?

– Не знаю, – признался АМСЛ. – Могу.

Конвей вздохнул. Он не мог не вспомнить первые недели своего пребывания на борту Космическою госпиталя и существ, которые превращали его сны в кошмары. Те становились ещё жутче от того, что отвратительные существа были отнюдь не воображаемые, а настоящими из плоти и крови, и находились чуть ли не в соседних каютах. Правда, он не бегал от чудовищ, которые со временем стали его учителями, коллегами и друзьями, но, если быть откровенным, храбростью своей был обязан тому, что страх парализовывал его мышцы.

– Мне кажется, доктор, вам нужна помощь психолога, – посоветовал он крепеллианину, – но я бы не рекомендовал идти к главному психологу прямо сейчас. Подождите недельку-другую, адаптируйтесь, а уж потом обращайтесь к нему. Вот увидите, ваша выдержка произведет на него благоприятное впечатление.

«А потому, – прибавил Конвей мысленно, – он вряд ли отправит тебя домой как непригодного к работе, в Космическом госпитале.»

Долго убеждать крепеллианина не пришлось. Ему вполне хватало заверений Конвея в том, что в настоящий момент Приликла – единственный ГЛНО в госпитале и не похоже, чтобы их пути скрещивались чаще одного раза на дню. Десять минут спустя АМСЛ погрузился в резервуар, служивший столовой для вододышащих, а Конвей поспешил туда, где его поджидал честно заработанный обед.

7

Конвею повезло: он застал в столовой доктора Маннона, кроме которого за столом старших врачей никого не было. Землянин Маннон был когда-то начальником Конвея, а теперь готовился к производству в диагносты. Ему позволялось сохранять в памяти три мнемограммы – специалиста по микрохирургии тралтанов-ФГЛИ, а также хирургов ЛСВО и МСВК, – однако он продолжал вести себя в общем и целом по-человечески. В тот миг, когда Конвей увидел его, он меланхолично поедал салат, возведя очи горе, то бишь к потолку столовой, с тем, чтобы не видеть зеленой массы в своей тарелке.

Конвей уселся напротив него и сочувственно кивнул.

– Мне достались сегодня тралтан и ЛСВО, причем оба сложные, – ворчливо сообщил Маннон. – Вы знаете, каково это. Если бы только чертовы тралтаны не были вегетарианцами, а ЛСВО не выворачивало бы наизнанку ото всего, что выглядит не как птичий корм. А вы сейчас кто?

– Я сам. Вы не возражаете, если я закажу бифштекс?

– Нет, если вы не будете о нем говорить.

– Не буду, – Конвею на собственном горьком опыте известны были те малоприятные последствия – сумятица в мыслях, как бы двойное зрение, столкновение эмоций, – которые возникали, когда врач слишком уж свыкался с той или иной мнемограммой. Всего лишь каких-то три месяца назад он безнадежно влюбился – именно влюбился – в коллегу, прилетевшую в составе группы специалистов с Мелфа-4. Мелфиане относились к классу ЭЛНТ, то есть были шестиногими крабоподобными амфибиями; одна половина мозга твердила ему, что пора перестать валять дурака, а другая предавалась размышлениям о том, какие прелестные разводы на панцире у любимой. С подачи второй половины его порой подмывало повыть на луну.