Операция "Немыслимое" (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 3

Он вдавил кнопку воспроизведения и после короткой паузы в динамиках послышались редкие хлопки приветствия. Кто-то откашлялся и на отвратительном английском — примерно такому нас учили в школе: архаичном, имитирующим лондонское произношение, но нисколько в реальности на него не похожем — заговорил:

— Дамы и джентльмены, здравствуйте! Мистер Джемисон представил меня, но я хотел бы немного подробнее рассказать о том, кто я такой и откуда здесь появился! О-кей? Я очень благодарен устроителям конференции за приглашение. Хотел бы еще выразить особую признательность мистеру Стюарту Батлеру, исключительно благодаря которому я оказался здесь, с вами. Меня зовут Аркадий Дворкин, я из Советского Союза. Мне сорок пять лет и всю сознательную жизнь я прожил именно в том тоталитарном обществе, которому посвящена текущая конференция. Вы меня понимаете, о-кей? Если я буду говорить неправильно, непонятно, не стесняйтесь меня поправлять. Я еще осваиваю язык. Я происхожу из старой семьи обычных московских аптекарей. Как всем вам известная писательница Айн Рэнд, чей "Атлант" однажды стал для нас всех путеводной звездой. Она тоже из России, правда из Ленинграда, и не исключено, что наши предки были хорошо знакомы. Профессиональные связи в прошлом были очень тесны и устойчивы. Мой отец был провизором, дед был фармацевтом и владел до семнадцатого года двумя аптеками, которые ему достались по наследству от его отца. Я и сам получил такое же образование в Ленинграде. Вся моя семья никогда не занималась политикой или большим бизнесом. Мы просто жили и помогали другим справляться с недугами. Потом произошла революция. Все так радовались. Страна ждала перемен, она устала жить при самодержавии, которое выпило из нее все соки своими глупыми войнами, чудовищными налогами, коррупцией и вседозволенностью для избранных. Нужны были перемены, и они наступили. На смену тоталитарному режиму Романовых, царей, пришел другой, незваный, еще более страшный — режим бюрократии и партократов, режим выскочек, крикунов и демагогов. Они умели только говорить лозунги и заставлять других отдавать плоды своих трудов им.

Моего деда ограбили! Забрали обе аптеки и заставили работать почти бесплатно под угрозой расправы. И он вынужден был заниматься любимой работой, ведь его беременной жене было бы трудно выехать из страны. Когда родился мой отец, коммунисты объявили новую экономическую политику, разрешив предприимчивым людям работать на себя. Нужно ли говорить, что как только поверившим в НЭП удалось немного разбогатеть, коммунисты прихлопнули лавочку, выявив всех, как они говорили "недобитых буржуев и кулаков". Разумеется, всех добили или отправили рыть каналы и строить железные дороги в Туркестане и Сибири. Так нашу семью ограбили во второй раз. В нашей квартире, поселились комиссары. Они оставили нам одну комнату. Потом забрали деда и дали ему десять лет лагерей. Где-то там, в лесах или пустынях, сгинул мой дед. Я до сих пор не могу понять — за что? За то, что лечил людей? Следом за ним во время сталинских репрессий забрали и бабку в тридцать седьмом, как и сотню миллионов других простых людей. Это настоящие людоеды, какими бы хорошими они сейчас не притворялись! Отец успел получить образование перед самой Великой войной и провел ее в составе одного из военных аптечных складов. Там его ранило и коммунистические врачи не стали возиться с его рукой. Просто отрезали — как кусок мяса!

Последние слова он прокричал так громко, что мне показалось, что вот-вот у него сядет голос. У бывшего советского человека Аркадия Дворкина обнаружилась та же способность, что отличала одну небезызвестную историческую личность с усами: начиная вдумчиво и вяло, он сам себя распалял по мере выступления, сваливаясь в буйную истерику. Толпу такой прием отлично заводит, делая согласной с любым, самым бессмысленным заявлением оратора.

Обошлось, не сорвался голос и прокашлявшись, мистер Дворкин вернулся к ледяному спокойствию:

— Но и после этого его не демобилизовали. Он так и служил на складе однорукий до самого конца войн.

Когда дед вернулся домой, то оказался нищим: ведь он не был на передовой, ему не удалось подстрелить танк или сбить самолет, за который советская власть платила своим солдатам. Нет! Он всего лишь служил на складе! Ни одной медали, ни единой награды не дала Родина человеку, прошедшему войну от Подмосковья до Праги. Четыре года своей жизни, руку и здоровье отдал отец коммунистам и не получил ничего взамен. К тому времени русские люди уже привыкли, что Родина только требует и ничего не дает большинству. Но партийная верхушка имела все! Генералы, партийные бонзы и чекисты вывозили из Германии, Польши, Чехословакии, Румынии мебель, посуду, картины, одежду целыми вагонами! А рядового солдата за один единственный чемодан с часами могли отправить в Магадан! Это в Сибири, там добывают золото. Но у отца не было даже одного чемодана — ведь он просто заведовал складом, а не искал с оружием несчастных немок, которых можно изнасиловать и сорвать с них золотые серьги! Разве это справедливо? Разве это — социализм?

Но и в Москве работы в аптеке ему не нашлось! Его отправили в разрушенный Псков. И десять лет, все свое детство, я играл с другими детьми на развалинах этого городка. Потом нас направили в Ленинград и поселили в коммунальной шестикомнатной квартире, где, кроме нас, жили еще три семьи. А в школе у меня появился друг — мальчик Сашка. Его отец был партократом. Их семья жила в самом центре города в пятикомнатной квартире втроем. Они даже не стояли в очередях в магазине. Продукты им привозили домой! У них была большая загородная дача и машина ЗИМ. Уже тогда я понял, что отец Сашки живет очень хорошо за счет того, что заставляет нашу семью работать почти бесплатно и жить в… как это по-английски? Как дикари в резервациях. А ведь у него не было даже среднего законченного образования! Он был необразованный неуч, которого большевистская партия поставила над нами не из-за его выдающихся достижений, а потому что он был ей лоялен и ненавидел всех остальных! Это наблюдение открыло мне глаза на мир! Показало всю его несправедливость, я понял, что жить в обществе, которым заправляют кухаркины дети, не смогу! Я прозрел в пятнадцать лет и уже совсем не разделял того оптимизма, который навязывался советскими газетами.

Я понимал, что все это либо показуха, либо баснословное преувеличение значения коммунистической партии. Все силы режима были направлены только на поддержание имеющегося состояния. Подавлялось любое мнение, несогласное с Программой партии. Постепенно я познакомился и с другими молодыми людьми, столь же люто ненавидящими коммунизм. Желающих свободы и возможности делать то, что хочется нам, а не то, что заставляет нас выполнять коммунистическая партия. Я прочел привезенную мне из Финляндии книгу Айн Рэнд "Атлант расправляет плечи" и она перевернула мой мир. Я понял, к чему нужно стремиться! Затем последовали Оруэлл, Хаксли. И я увидел, что то, что делается в моей стране — ведет к ее гибели! Потом были Солженицын, Орлов, Бородин, Сахаров, Буковский, Алексеева. С кем-то из них я был знаком, книги других читал, третьими восхищался. Среди нас, были "истинные коммунисты" — глупое, юношеское заблуждении! Имелись националисты всех мастей — русские, украинские, эстонские. Были и либералы-западники. Но мы все боролись против античеловеческой, людоедской системы принуждения. "Московская Хельсинкская группа", СМОТ, "Выборы-79", "Комитет прав человека", "Русский общественный фонд помощи преследуемым" — все, созданные нами общественные организации не желали оставаться в социализме! Смешно сказать, но были даже такие странные образования как "Группа революционного коммунизма"! Они боролись вместе с нами. И история показывает, что все мы были правы! Так жить нельзя!

Фролов остановил воспроизведение и заметил:

— Даже основатели "революционного коммунизма" ныне обретаются в Нью-Йорке и Израиле. Удивительно, что понесло в мир капитала убежденных коммунистических революционеров? Но слушай дальше.