В тени человека - ван Лавик-Гудолл Джейн - Страница 26

Демонстрационное поведение обычно свидетельствует о сильном эмоциональном возбуждении шимпанзе: когда обезьяна находит источник пищи, встречается с чужой группой либо просто нервничает. Однако казалось, что Майк заранее и совершенно хладнокровно планирует свои угрозы. Когда он вставал и шел за канистрами, в его поведении, как правило, не было заметно и тени нервозности или волнения. Это проявлялось гораздо позже, когда он начинал раскачиваться, взъерошивать шерсть и ухать.

Постепенно манипулирование канистрами становилось небезопасным: как-то Майк больно ударил меня жестянкой по затылку, а в другой раз чуть не разбил дорогую кинокамеру. Мы убрали канистры, и тогда Майк начал хватать все, что попадется под руку. Однажды он потащил за собой треножник Гуго, к счастью без фотоаппарата, потом повалил большой шкаф, где хранилась вся наша посуда, учинив невообразимый шум и тарарам. Когда мы стали прятать вещи или закапывать их в землю, Майку пришлось довольствоваться ветками и камнями, как и всем прочим обезьянам.

Но к этому времени Майк настолько вырос в глазах своих сородичей, что за ним прочно утвердился статус главенствующего самца. Правда, сам он еще не привык к своей новой роли и продолжал всячески демонстрировать собственное превосходство. Обезьяны, занимавшие низшие ступени иерархической лестницы, имели все основания для того, чтобы бояться его: он часто кидался на самок или детенышей по самому ничтожному поводу. Особенно напряженные отношения установились, как и следовало ожидать, между Майком и Голиафом — прежним предводителем группы.

Голиаф не хотел добровольно уступать почетного места. Он в свою очередь стал более агрессивным, и сам теперь нередко прибегал к устрашению соперника. Одно время, в самом начале борьбы за власть, мы с Гуго даже всерьез опасались за здоровье Голиафа. Он нападал на детенышей, расхаживал взад и вперед, волоча за собой огромные ветки, садился, распушив шерсть, бока его тяжело вздымались, слюна тоненькой струйкой сбегала из полураскрытого рта, а глаза лихорадочно блестели. Вид у Голиафа в эти минуты был настолько ужасный, что нам пришлось даже заказать в Кигоме железную клетку, в которую мы прятались во время этих припадков безумия.

Как-то раз, когда Майк находился в лагере, раздались отчетливые, довольно мелодичные ухающие крики с характерными вибрирующими звуками — это Голиаф возвещал о своем возвращении. Последние две недели он провел где-то в южной части заповедника. Майк немедленно заухал в ответ и настроился на воинственный лад: пересек лужайку, вскарабкался на дерево и уселся там, распушив шерсть и глядя в сторону долины.

Спустя несколько минут на лужайке появился Голиаф, и мы стали свидетелями захватывающего спектакля. Голиаф, должно быть, увидел Майка, так как направился прямо к нему, волоча за собой огромную ветку. Подойдя к соседнему дереву, он вскочил на него и замер. С минуту Майк выжидающе смотрел на Голиафа, а потом и сам начал демонстрировать свою силу: он раскачивал ветки, прыгал на землю, бросал камни и наконец, вскочив на дерево, где сидел Голиаф, принялся яростно трясти его. Как только он остановился, в игру вступил Голиаф: он стал раскачиваться на дереве и прыгать по веткам. В результате одного из таких прыжков он очутился совсем рядом с Майком, и тот вновь стал демонстрировать богатый арсенал своих приемов. В течение нескольких минут два достойных соперника раскачивали ветки, стоя друг перед другом, и так сотрясали дерево, что оно должно было вот-вот рухнуть. Потом соскочили на землю и продолжали поединок в кустарнике. Наконец они оба прекратили угрозы и уселись, пристально глядя друг на друга. Первым нарушил перемирие Голиаф — он встал во весь рост и начал изо всех сил трясти молодое деревце. Едва он остановился, как позади него раздался шум — это Майк принялся разбрасывать камни и барабанить ногой по стволу.

Так продолжалось около получаса: самцы демонстрировали свою силу по очереди, и каждое новое демонстрирование казалось более сокрушительным, более эффектным, чем предыдущее. Но за все время «баталии» ни один из самцов по-настоящему так и не атаковал соперника, ограничившись лишь случайными ударами веток. Вдруг совершенно неожиданно после затянувшейся паузы Голиаф отказался от дальнейшего участия в спектакле — по-видимому, у него сдали нервы. Он подбежал к Майку, склонился перед ним с громким нервным повизгиванием и начал лихорадочно перебирать шерсть победителя. Майк в течение нескольких минут полностью игнорировал старания Голиафа, но вдруг повернулся и с неменьшим рвением занялся туалетом своего побежденного соперника. Они сидели целый час, без передышки обыскивая друг друга.

Это была последняя настоящая дуэль двух самцов. Голиаф как будто признал превосходство Майка, и между ними установились весьма странные, натянутые отношения. Они приветствовали друг друга, нередко проявляя слишком бурные эмоции: обнимали, целовали в шею и похлопывали друг друга, а потом, как правило, начинали выискивать в шерсти. Тесный физический контакт, казалось, успокаивал их, снимал напряженность взаимоотношений. После этого они могли кормиться или отдыхать рядом и выглядели при этом такими миролюбивыми и дружелюбными, как будто между ними никогда и не было острого соперничества.

Одна из наиболее удивительных особенностей шимпанзе состоит в том, что эти столь вспыльчивые и при некоторых обстоятельствах агрессивные животные, как правило, поддерживают друг с другом вполне миролюбивые отношения. Однажды я вышла из лагеря вслед за небольшой группой обезьян, в составе которой были Майк, старый Джей-Би и Фло с Флинтом, Фифи и Фиганом. Мы пересекли ручей и углубились в густой лес, растущий на противоположном склоне. Обезьяны остановились возле высоких деревьев, выбрав для отдыха одно из тех мест, где они любили растянуться и полежать в тени. Фифи вскарабкалась на дерево и построила себе небольшое гнездо. Фиган и Джей-Би задремали прямо на земле. Фло со спящим Флинтом на руках занялась туалетом Майка. Потом и они улеглись отдыхать.

Через некоторое время Майк дотянулся до руки Фло и почти незаметно начал перебирать ее пальцы. В ответ Фло крепко сжала его руку, потом отпустила ее, даже оттолкнула прочь, но лишь для того, чтобы тотчас же вновь схватить. Спустя несколько минут Майк сел, наклонился над Фло и принялся щекотать ей шею и пах. Фло придерживала Флинта одной рукой, другой пыталась защититься. Сотрясаясь от приступов характерного для шимпанзе беззвучного смеха, она, не в силах больше вынести этой игры, откатилась от Майка. Но Фло была возбуждена — эта старая самка со стертыми до корней зубами очень скоро сама пододвинулась к Майку и стала щекотать ему ребра своими костлявыми пальцами. Настал черед Майка смеяться, он схватил ее за руки и снова начал щекотать.

Минут через десять Фло, задыхаясь от смеха, вновь, на этот раз окончательно, отошла прочь. Майк лежал на земле с самым добродушным видом. А ведь всего каких-нибудь два часа назад этот же самец яростно набросился на Фло и безжалостно отколотил ее только за то, что она осмелилась взять для себя несколько бананов из соседнего с ним ящика. Как же могла она теперь, спустя такое короткое время наслаждаться его обществом? Дело, по-видимому, в том, что самец шимпанзе, легко наносящий обиду, столь же быстро стремится успокоить свою жертву — прикосновением, похлопыванием по спине или дружеским объятием. Так было и с Фло. Жестоко избитая Майком, с пораненной о камень рукой, она тем не менее бежала вслед за обидчиком, хрипло крича до тех пор, пока Майк не остановился. Подойдя к нему, Фло почтительно склонилась к земле, и Майк несколько раз похлопал ее рукой по голове, а потом, когда она успокоилась, коснулся губами ее лба, как бы даруя окончательное прощение.

Сумел бы Майк завоевать главенствующее положение, если бы я со своими канистрами не вторглась в жизнь шимпанзе? Мы никогда не сможем ответить на этот вопрос, но мне кажется, что в конце концов он добился бы своего. Майк «стремился» к лидерству — черта, резко выраженная у одних индивидуумов и почти полностью отсутствующая у других. Кроме того, он обладал совершенно явными способностями и незаурядным мужеством. Вскоре после его возвышения некоторые из самцов, стоявших на высших ступенях иерархической лестницы, попытались вновь ниспровергнуть самозванца. Но Майк не отступал. Как-то раз он ворвался в лагерь, швыряя камнями, и мимоходом задел Дэвида Седобородого. Дэвид не отличался особой воинственностью — он всегда старался избежать неприятностей, а если ему это не удавалось, предпочитал спрятаться за спину более сильного собрата, например Голиафа; но доведенный до бешенства, он становился по-настоящему опасным.