В тени человека - ван Лавик-Гудолл Джейн - Страница 14

В то утро я наблюдала за группой шимпанзе, поедавших фиги на большом дереве. Было хмуро и пасмурно, где-то вдали грохотал гром. В полдень упали первые тяжелые капли дождя. Шимпанзе спустились с дерева и стали карабкаться вверх по крутому травянистому склону. В группе было семь взрослых самцов, в том числе Голиаф и Дэвид Седобородый, а также несколько самок с детенышами. Добравшись до гребня, животные остановились передохнуть. Как раз в этот момент дождь полил как из ведра, а раздавшийся прямо над головой удар грома заставил меня вздрогнуть. Один из самцов, как по сигналу, выпрямился и начал ритмично раскачиваться и переступать с ноги на ногу, сопровождая эти движения громким уханьем. Сквозь шум дождя мне были слышны высокие обертоны его голоса. Внезапно он повернулся и бросился вниз к тем самым деревьям, на которых они только что кормились. Пробежав около тридцати метров, он резко остановился, ухватился за ствол дерева, прыгнул на нижнюю ветвь и уселся там.

Почти сразу же вслед за ним пустились два других самца. Один из них на бегу отломил ветку, покрутил ею над головой и отшвырнул в сторону. Другой, добежав почти до самого конца склона, выпрямился и начал ритмично раскачивать ветки ближайшего дерева, потом отломил одну из них и потащил. В этот момент в игру вступил четвертый самец. Он с разбегу вспрыгнул на дерево, отломил огромную ветку, тотчас соскочил с ней и побежал вниз, волоча ее за собой. Наконец, и два последних самца с дикими воплями понеслись вниз. Между тем первый шимпанзе, инициатор спектакля, уже слез с дерева и побрел вверх по склону. За ним последовали остальные обезьяны, которые к этому времени успели добраться до конца склона и рассесться там на деревьях. Взобравшись на гребень, они снова один за другим ринулись вниз, издавая дикие вопли и волоча за собой огромные ветки.

Самки с детенышами взобрались на деревья, растущие возле вершины, и сидели там, издали наблюдая за представлением. Потоки воды низвергались с неба сплошной стеной, зигзаги молний яркими вспышками разрывали свинцово-серые тучи, раскаты грома, казалось, сотрясали все вокруг.

Я сидела на противоположном склоне узкого ущелья, укрывшись полиэтиленовой накидкой. Сильный ветер и дождь не позволяли мне вытащить блокнот или хотя бы поднести к глазам бинокль. Я могла лишь наблюдать и восхищаться силой и красотой этих великолепных созданий. Да, теперь я верила, что первобытный человек мог бросить вызов стихии!

Минут через двадцать представление окончилось. Мокрые артисты угомонились, зрители спустились с деревьев, и вся группа исчезла за гребнем горы. Лишь один самец задержался наверху и, опершись рукой о ствол дерева, посмотрел вниз, как актер, который перед уходом со сцены в последний раз смотрит в зрительный зал. Потом и он скрылся за гребнем.

Я продолжала сидеть в каком-то оцепенении. Только свежие царапины на стволах деревьев да разбросанные по склону ветки говорили о том, что все это не померещилось мне, а было на самом деле. Если бы я знала, что подобную демонстрацию, которую мы назвали «танцем дождя», увижу всего лишь дважды за все десять лет пребывания в заповеднике, я бы наверняка удивилась еще больше. Правда, во время сильного дождя отдельные животные часто выделывают некоторые «па», но групповое исполнение всего танца мне довелось видеть только два раза.

С наступлением сезона дождей трава начала расти необыкновенно быстро, в некоторых местах ее высота достигала почти четырех метров, а на оголенных гребнях — двух. Стоило мне сбиться со знакомой тропы или чуточку отойти в сторону, как я теряла ориентировку и, чтобы определить путь, должна была карабкаться на дерево. Кроме того, высокая трава серьезно затрудняла наблюдения — я уже не могла, сидя в удобном месте, следить за обезьянами. Даже стоя мне почти ничего не было видно. Оставалось или приминать траву на довольно большой площади, или влезать на дерево. Я почти превратилась в древесного жителя. Но, несмотря на всю мою любовь к лесу, этот способ наблюдения меня не устраивал. Слишком много времени уходило на то, чтобы выбрать подходящее дерево и обломать ветки, которые затрудняли обзор. Кроме того, при сильном ветре — а это случалось довольно часто — мне было трудно удерживать в руках бинокль.

Чтобы защитить бинокль от дождя, я сделала специальный чехол из полиэтилена, а на голову надевала нечто вроде кепочки с длинным козырьком. И все-таки я почти не могла пользоваться биноклем, так как из-за высокой влажности линзы запотевали изнутри. Одежда на мне совсем не просыхала — высокая трава оставалась мокрой даже в те дни, когда не было дождя. Дело дошло до того, что я стала с ужасом думать об утреннем походе на Вершину и с трудом заставляла себя вылезти из теплой постели, чтобы, позавтракав кусочком хлеба и чашечкой кофе, погрузиться в холодную, насквозь пропитавшуюся водой траву. Но вскоре я нашла неплохой выход из положения и стала носить все свои вещи в полиэтиленовом мешочке. Смотреть на меня в эти предрассветные часы было некому. Зато теперь, когда я знала, что скоро надену сухую одежду, леденящее прикосновение мокрой травы даже доставляло мне удовольствие. Правда, в первые дни я ходила вся расцарапанная, но потом кожа огрубела и привыкла к острой траве.

Как-то утром, поднявшись на Вершину, я чуть не наткнулась на буйвола, который мирно спал в высокой траве буквально в четырех метрах от меня. К счастью, ветер дул в мою сторону, и буйвол не заподозрил присутствия человека. А ведь все могло быть иначе… Я быстро и бесшумно ретировалась, чтобы не разбудить зверя.

В другой раз прямо передо мной проплыл белый кончик хвоста леопарда. Обладатель его, скрытый высокой травой, прошел мимо, должно быть, даже не подозревая, что в двух шагах от него находится человеческое существо.

И все же мне нравился сезон дождей в Гомбе; изнурительная жара сменялась приятной прохладой, влажные листья заглушали шаги, а высокая трава делала меня почти невидимой. Я бесшумно двигалась по лесу и узнавала много нового о жизни его обитателей, и в первую очередь, разумеется, о шимпанзе.

Во время сухого сезона шимпанзе обычно отдыхали в полдень прямо на земле, растянувшись под сенью деревьев. В сезон дождей из-за мокрой почвы обезьяны нередко сооружали весьма сложные дневные гнезда. Они строили их прямо под дождем, залезали туда и сидели, сгорбившись (прижав голову к коленям и обхватив их руками), до тех пор, пока дождь совсем не прекращался. По утрам животные просыпались теперь гораздо позднее обычного и часа через два-три после кормежки строили новые гнезда, чтобы опять лечь спать. Наверное, в холодные дождливые ночи им совсем не удавалось выспаться, и они сильно изнурялись. Укладываться на ночь шимпанзе тоже стали значительно раньше. Сколько раз, возвращаясь вечером в лагерь, где меня ждала теплая сухая постель, я с жалостью думала о несчастных животных, которые в этот момент забирались в мокрые холодные гнезда. Но еще большие угрызения совести я испытывала, проснувшись иногда среди ночи от стука дождя по крыше палатки и представив себе, как бедные шимпанзе, скорчившись, сидят сейчас на своих листовых подстилках под сплошным ливнем.

В самом начале дождя шимпанзе иногда стараются найти убежище под густой сенью листвы или под склоненным стволом дерева. Но едва струйки воды начнут проникать сквозь эти ненадежные укрытия, обезьяны выбираются на открытое место и сидят там с отрешенным видом, мокрые и замерзшие. В самом лучшем положении оказываются маленькие детеныши. Я не раз видела, как старая Фло прикрывала своим телом двухлетнюю малышку Фифи, так что та и после проливного дождя оставалась абсолютно сухой. Шестилетний сын Фло Фиган, как и другие детеныши постарше, развивал тем временем бешеную деятельность, чтобы согреться: он раскачивался, уцепившись одной рукой за ветку, без передышки крутил сальто, прыгал с ветки на ветку, обдавая свою мамашу, которая сидела под деревом, каскадом брызг. Фло лишь еще ниже склонялась над Фифи и пригибала голову, чтобы ветки меньше хлестали ее по лицу. Гимнастические трюки Фигана были способом хоть как-то согреться — по-видимому, с этой целью взрослые самцы устраивали шумные «танцы дождя».