Редкая птица - Катериничев Петр Владимирович - Страница 11

Но было это всего несколько часов назад, и стояла смертельная жара…

Впрочем, к моим грехам угон очередного транспортного средства уже ничего не прибавит, как и злостное хули-ганство. Качу по улице на предельной скорости, стараясь лишь не наехать на отдыхающих. Они недоуменно смотрят мне вслед и, надо полагать, думают: пьяный. Правильно думают.

Торможу у почтамта. Влетаю внутрь – ага, переговорный пункт. Народу, как яиц в инкубаторе. Очередь в кассу за жетонами. Очередь к телефонам.

Вламываюсь в ближайшую кабинку, нажимаю «отбой».

– Да что вы себе… – Лысый пузатый мужичок в блестящем спортивном костюме, кроссовках и очках в золотой оправе. Этакий бухгалтер, для которого в связи с новыми веяниями воровство стало профессией. Стильная куртка распахнута, на поросшей седым волосом груди – массивная золотая цепь.

– Братан, позвонить – во… жена рожает… в самолете…

Не знаю, что его больше убедило: мой коньячный перегар или десятка «зеленых», которую я вложил в его пухлую ручку и которая тут же исчезла как по волшебству.

Отбираю у него жетон и выпираю из кабинки, успевая сказать: «Время продли!»

Мужик семенит к кассе.

Мне бы кто время продлил!

Делаю два звонка. Коротких. Ажур.

Падаю на сиденье «волги» и смотрю на свой «Ситизен». Стоят. От потрясений.

Что же – и на Солнце бывают пятна.

Разворачиваюсь и еду прочь из центра. Мне нужно в мою хибарку. По пляжной кольцевой – быстрее. 5 °Cкорость хорошая. Похоже, хозяин сменил движок на новый. Наверное, уже оклемался. Ладно, будет время, извинюсь. С напитками и закусками.

Меня нагоняет белый «жигуленок». Прибавляю. Нагоняет. Равняемся – идет на обгон. В салоне – шумная компания кавказцев. Музыка. Крики на непонятном языке.

Хлопок – вжимаюсь в сиденье, нет, это действительно пробка от шампанского.

Мнительный ты стал, Сидор, ох, мнительный…

Кавказцы подкрепляются вином, чуть отстают, снова нагоняют. Пошли на обгон.

Только спортивных достижений в скорости мне не хватало. Может, они и хорошие ребята… Ну да береженого Бог бережет.

«Жигуленок» поравнялся со мной, выворачиваю руль слева и ударяю бортом.

«Двадцать первая» супротив «шестерки» – танк! Белая машина плавно слетает с шоссе и утыкается носом в кювет. Благо, он здесь не глубокий.

Похоже, больше любителей гонок на трассе нет. По покатому спуску подъезжаю к самому морю, сворачиваю и загоняю «телегу» под естественный глинистый обрыв.

Сверху заметить машину сложно, да к тому же скоро стемнеет.

Взбираюсь по самодельной лесенке, прокопанной и укрепленной деревянными свайками местными жителями. Турист или отдыхающий сюда не попрется: берег усыпан камешками и створками ракушек, да и море мутное от водорослей. Зато целебное.

До моей хижины отсюда метров триста. Начинает темнеть. Времени не осталось вовсе. Поэтому прогулочному шагу предпочитаю марш-бросок. Осматриваюсь. Тихо.

Прячусь в кустах и замираю. Становлюсь деревом, камнем, частью природы.

Кроме зрения и слуха у человека масса возможностей пообщаться с окружающей средой. Мы же используем из невероятного числа рецепторов лишь немногие, и то по-варварски. Вкусовые – чтобы отличать водку от портвейна, обонятельные – чтобы уловить разницу между «шипром» и копченой рыбой, ну и вся названная гамма плюс спецэффекты – при занятиях любовью.

Расслабившись и закрыв глаза, я начинаю чувствовать окружающее нервными окончаниями на пояснице, кожей лба, щек, век. Если поблизости посторонний, организм отреагирует выделением адреналина, появится чувство опасности.

Похоже – чисто.

Легонько ступаю к дому, пробираюсь к углу. От чужих взглядов скрывают кусты дикой алычи.

Осторожно ударяю крайний угловой камень черенком лежащей здесь проржавевшей лопаты. Еще. Камень чуть поддается, я сдвигаю его и кладу на землю.

Здесь у меня – тайник. Немудреный, конечно, но лучше, чем никакого.

Извлекаю сначала щебенку (при простом простукивании тайник не найти), затем – нужные мне причиндалы.

Разворачиваю толстую суконную ткань, затем промасленную тряпочку. Револьвер системы «наган», офицерский самовзвод, легкий и надежный. Произвели его в 1938 году, но в деле он так и не был. «Законсервированный» на случай, надо полагать, войны «с империалистическими хищниками», он отдыхал вначале на военном складе, потом на складе безвестного ВОХРа, потом на складе боевиков на дальней окраине тогда еще эсэсэсэ-ра. Боевиков мы повязали в буквальном смысле теплыми – обкурившимися анаши и подогретыми «реквизированным» в тамошней больнице морфием.

Оружия были груды. Понятно, бронетранспортер, станковые и ручные пулеметы – все сдали по описи. А наган из фабрично упакованного ящика я заныкал. Впрочем, не я один. Командир отнесся к данному факту правильно. То есть – глядел в другую сторону. Да и вообще, имеет человек право на маленький сувенир с места работы?

Пристрелял я его в подмосковном лесу позапрошлой зимой. Собираю револьвер.

Заряжаю. Надеваю на себя «сбрую». Из шахтерского дома звучит музыка. «Ю-а ин зе ами нау, ю-а ин зе ами…» – «Ты сейчас в армии». Музычка в тему. Тимофеичев шестнадцатилетний отпрыск Серега двинулся на Клоде ван Дамме, черных беретах и прочей туфте. В жару потеет в пятнистом хэбэ, гоняет на страшного вида мотоцикле и дома калечит себе руки о доски, мешки с песком и кирпичи. Музон у него соответственный. Впрочем, из парня и толк может выйти. Любые способности-штука обоюдоострая, смотря как применять. Вернее – для чего.

А я продолжаю сборы. В ножны на «сбруе» цепляю массивный нож отличной стали, больше похожий на короткий дакский меч, но с пилочкой с одной стороны.

Оружие ломовое, скорее – психологическое: увидит какой громила и примет за своего. Все остальные должны, по идее, обмирать с испуга. Впрочем, посмотрев, как владеют холодным оружием восточные люди, я понял, что моего умения хватит лишь лучину колоть.

Два небольших, абсолютно плоских метательных ножа прикрепляю: один к ноге, другой – на спину. Стилет – на левую руку. Всякие мелочи: набор универсальных отмычек, запалы (это если замок попадется прошловековой: на совесть работали предки!), ампулки с нервно-паралитическим газом кратковременного действия, ампулки со. снотворным газом, порошки снотворные и таблетки, позволяющие бодро обходиться без сна, еды и отдыха несколько суток. Наконец извлекаю сверток с одеждой – широкие удобные брюки, модная темная сорочка, сверху – просторная куртка, под которой и скрывается вся амуниция. Последний штрих: шнурованные ботинки на натуральной каучуковой подошве – в таких хорошо ходить по вертикальным стенам – и, конечно, галстук. Я еще не забыл, что приглашен к даме.

На чашку кофе и что-то покрепче. На это «покрепче» я напросился сам.

Как там в анекдоте? «Забайкальский военный округ к войне готов!» Только кто мне ее объявил и почему – нужно сначала выяснить.

А в Отделе самым популярным анекдотом был такой:

«Товарищ прапорщик, а что такое диалектика?» – «Ну как тебе объяснить, рядовой Кузькин? Вот видишь: дом. Сам серый, а крыша красная… Вот так и человек: живет-живет и умирает».

На то она и диалектика…

Сколько поколений воспитывали на мертвечине – да так и не воспитали.

«Смерть пионерки»… «На широкой площади убивали нас»… Тоже мне геройство: умереть. Терпеть не могу оптимистических трагедий. Это нужно Додуматься: жизнеутверждающе погибнуть! Дабы брали пример. Кто? Самоубийцы?

У наших ребят девиз проще: победи и останься живым! Останься живым – и ПОБЕДИ!

Все. Время вышло.

Залаял Джабдет – Тимофеичева дворняга размером с волка-переростка. К домику метнулись тени – на машине сюда не проехать.

Пригнувшись, пробегаю три десятка шагов до обрыва и лечу вниз. Обрыв покатый – переступаю, лечу снова, переступаю – и уже качусь через голову, пока не замираю на галечном пляжике.

Приземлился удачно. Ребра, лицо – в порядке. Вот только прическа – в таком виде, поручик, к даме…