Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции - Хэнкок Грэм - Страница 18

Но лучшим моментом за тот вечер стало появление египетской богини, которую я уже видел в Перу. На этот раз она появляется слева от общей картины образов. Поначалу богиня затемнена и стоит как бы в тени. Я всматриваюсь в этот образ и вижу стройную женскую фигуру. Женщина прикрывает лицо синей маской — одной из тех, которые держат в руке. Затем она убирает маску, и я отчетливо вижу ее лицо. А в следующее мгновение богиня исчезает, и со мной остается одно лишь воспоминание об этой прекрасной фигуре, излучающей золотистый свет.

Если бы меня попросили назвать единственное отличительное качество видений, с которыми мне пришлось столкнуться под воздействием аяуаски, я бы указал на их безусловную реальность (невзирая на их "потусторонний" облик). Разумеется, достаточно странно встретить столь невероятные существа, как разумная змея, легко превращающаяся в ягуара, или гибрид крокодила и человека, или же насекомоподобное создание вроде моего "инопланетянина". Однако куда более странным и дезориентирующим представляется то обстоятельство, что все эти немыслимые существа окружены аурой безусловной реальности и достоверности.

Благодаря своему личному опыту, приобретенному во время путешествия в Южную Америку, я стал склоняться в пользу аргументов Дэвида Льюиса-Вильямса еще до того, как получил возможность поговорить с самим профессором. Если допустить, что наши предки в эпоху верхнего палеолита также использовали психоактивные растения — а как мы увидим позже, в ледниковый период на европейском континенте имелся галлюциноген, вполне способный заменить аяуаску [43], — то и они, в силу общей с нами неврологии, могли наблюдать видения, схожие с моими (разумеется, схожие не в деталях, а в каких-то основных моментах) [44]. И я понемногу стал склоняться к точке зрения Льюиса-Вильямса, который утверждает, что именно галлюцинации дали толчок первым религиозным представлениям о потустороннем мире и обитающих там сверхъестественных существах, а также о том, что душа после смерти человека переходит в эти иные миры. Да и где бы еще наши предки смогли ознакомиться с подобными представлениями, если не в той реальности, куда отправлялись шаманы всех культур и эпох, совершая так называемое "духовное странствие"?

А в этих иных измерениях, как я уже успел убедиться на собственном опыте, существовали создания из света и странные гибриды человека с животными; там были возможны самые невероятные преображения, и там же нам выпадала возможность встретиться с душами умерших. Выходит, Льюис-Вильямс прав и явные свидетельства подобных встреч как раз и отображены в рисунках, созданных еще в эпоху верхнего палеолита?

Авторское примечание: картины Пабло Амаринго я увидел уже после того, как приобрел личный опыт видений аяуаски. И то, что в работах перуанского шамана оказалось так много общего с увиденными мною образами, служит очередным подтверждением того поразительного сходства, которое наблюдается в видениях представителей самых разных культур и народов, экспериментировавших с аяуаской. Но мы еще вернемся к этой загадке в двадцать третьей главе данной книги.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПЕЩЕРЫ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ТЕРИАНТРОПИЯ

На сегодняшний день мы вправе говорить о наличии необычайной и беспрецедентной концентрации пещерного искусства, датируемого эпохой верхнего палеолита, на небольшой части европейского континента. Тем не менее те наши предки, что обитали в то время в других районах земного шара, также расписывали стены своих пещер и вырезали из слоновой кости столь изящные предметы, что их с полным правом можно отнести к произведениям искусства.

Надо сказать, что такое искусство распространено необычайно широко [45], и хотя район Азии и Среднего Востока представлен в данном случае весьма скудно [46], Австралия, Южная Африка, обе Америки и та же Европа поражают обилием наскальных росписей, многие из которых были созданы более 20 тысяч лет назад. Разумеется, далеко не все эти произведения искусства имеют общие черты и укладываются в рамки единой категории — что и неудивительно, учитывая безусловные отличия в характере и строении самих человеческих культур [47]. Наблюдаемая нами разница в мотивах напрямую зависит от особенностей общества, создававшего это искусство, а в некоторых случаях — и от индивидуальности самого художника. Тем не менее профессор Льюис-Вильямс утверждает, что его "нейропсихологическая" теория способна дать единое истолкование пусть не всем, но наиболее значимым сюжетам древнего искусства, распространенным на территории Южной Африки, Европы и в районе Калифорнийского бассейна [48].

Эпоха верхнего палеолита не оставила нам в наследство никаких текстов и письменных сообщений, так как это было за тысячи лет до появления первых элементов письменной речи. И редко кому приходила в голову мысль, что обширный корпус доисторической наскальной живописи может скрывать в себе (подобно многим произведениям искусства исторического периода) [49] своего рода послания, зашифрованные не в алфавитных, но в символических знаках. Кроме того, даже если в этих произведениях искусства и в самом деле содержатся некие послания — что теоретически возможно, — мы все равно не в состоянии перенестись на много тысяч лет назад, чтобы напрямую пообщаться с художниками. Так как же нам тогда разгадать, что они имели в виду?

Это и есть наша главная проблема — как нам воссоздать ту картину мира, которая была привычной для художников эпохи верхнего палеолита. Между тем профессор Льюис-Вильямс как раз и утверждает, что нашел решение этой задачи. Если его гипотеза верна, то мы и в самом деле получаем возможность расшифровать смысл хотя бы части тех изображений, что запечатлены на стенах древних пещер. По сути, это все равно что распахнуть дверь между нами и эпохой верхнего палеолита и шагнуть в этот проем, чтобы непосредственно приобщиться к опыту наших предков.

Если теория Льюиса-Вильямса и в самом деле является новым словом в изучении пещерного искусства, то она прежде всего позволит нам ответить на те вопросы, которые оказались не по силам другим исследователям. Случилось так, что после 100 лет досконального изучения пещерной живописи в этой сфере по-прежнему остается слишком много нерешенных проблем.

На протяжении всего двадцатого столетия внимание ученых было обращено главным образом к Европе, так что можно предположить, что именно здесь им удалось достичь наибольшего прогресса.

Европейское искусство представлено прежде всего тысячами натуралистических образов животных, обитавших в эпоху ледникового периода. Изображения этих существ встречаются на стенах примерно 300 пещер. Мы знаем, что эти животные и в самом деле жили на территории Европы на тот момент, когда делались эти рисунки. И мы достаточно хорошо представляем себе их анатомию (благодаря найденным окаменелостям), чтобы понять, что изображены они были весьма точно. Но если забыть об изяществе и техническом совершенстве представленных образов, то можно с уверенностью сказать, что в самих этих изображениях нет ничего необычного. Животные были частью природного окружения человека. Он их видел и рисовал. Вот, собственно, и все. Остается лишь понять, зачем он это делал.

Но, как ни странно, даже эта загадка оказалась не по плечу современным ученым. За последние сто лет выдвигалось немало объяснений, но ни одно из них, как мы еще увидим в главе шестой, не было безоговорочно принято ученым сообществом. И все это потому, что исследователям так и не удалось продвинуться в решении куда более серьезной загадки. Речь в данном случае идет о других, весьма странных и таинственных образах, представленных на стенах пещер бок о бок с натуралистическими изображениями животных. Эта вторая категория рисунков касается созданий, никогда не существовавших в действительности.