1421 - год, когда Китай открыл мир - Гевин Мензис - Страница 93

Выйдя из читального зала, я стал прогуливаться по библиотечному двору, тщетно пытаясь взбодрить усталый мозг и что-нибудь придумать. Поскольку ничего путного мне в голову так и не пришло, я вернулся в читальный зал и стал собирать со стола книги. Всего у меня на столе лежало в тот момент семь толстенных фолиантов. Некоторые из них были раскрыты. Тут мое внимание привлек Словарь этимологии (Dizionario Etimologico), в частности, тот его раздел, где говорилось о средневековых кодах. К примеру «у» означало «вот» или «и» (у = «there is» или «and»); «а» означало «туда» или «по направлению к» (а = «towards»); буква «j» подчеркивала, придавала особое значение букве до или после нее; стоявшее перед словом «аn» означало «particular negativa» или «изменение значения на противоположное». К примеру, чтобы описать черноту, в те годы на коде написали бы «anblanco», то есть «не белое», нечто, противоположное белизне.

Обдумав все это, я задал себе вопрос: уж не это ли ключ к разгадке надписей?

Я снова вернулся к географическим картам. Шесть названий на них начинались с частицы «аn», менявшей значение слова на противоположное. Я не стал искать в словаре, к примеру, слово «ansolly», тем более что его там не было, а быстро нашел такое же слово без частицы «аn». То есть слово «solly» — солнце. Первый удачный опыт придал мне оптимизма. Я стал лихорадочно листать словари средневекового каталонского, кастильского и португальского языков, сравнивая их с современными языками. Теперь уже па столе у меня лежало около дюжины различных словарей. Одна надпись на карте Антилии оказалась на каталанском, несколько надписей были на кастильском, но большинство были сделаны на старопортугальском языке. Пользуясь словарями, я начал составлять свой собственный список названий (одновременно пытаясь их расшифровать). Вот что у меня получилось:

63 из 73 надписей на карте были сделаны на старопортугальском языке, 4 из оставшихся 10 — на кастильском, одна, как я уже говорил — на каталонском, а вот 5 я так и не смог расшифровать. Тут уж я дал волю своей фантазии. Чего я только не передумал — уму непостижимо! Сначала я решил, что эти пять не идентифицированных мной надписей сделаны на старовенецианском. А почему бы и нет? Как-никак Пицциньяно был венецианцем. Я снова внимательно просмотрел пять оставшихся слов, но обнаружил только одно слово на старовенецианском. Четыре оставшихся слова я крутил и так и эдак, пока не причислил три из них к итальянскому диалекту района Тревизо (Veneto language of Treviso). Казалось бы, все хорошо — да не тут-то было! Одно слово — «anthub» — не укладывалось ни в какие структуры и схемы.

Я сверил составленный мною список с современной картой Пуэрто-Рико и, порыскав по ней полчаса, неожиданно обнаружил разгадку. Надписи на карте вовсе не были названиями так называемых семи городов, но представляли собой различные короткие характеристики и описания местности. Интересно, что надписи, сделанные на картах Антилии 1448–1489 гг., ни в малейшей степени не противоречили моей гипотезе: горы, водопады, гавани, реки и солончаки были нанесены на карге Антилии именно в тех местах, где они находятся в современном Пуэрто-Рико. В этом смысле расхождений между картами не было: фактически более поздние по времени повторяли более ранние. На позднейших картах бы — ли использованы несколько слов на кастильском наречии, но они были нанесены в тех же, что и прежде, местах. Что ж, моя гипотеза вновь получила подтверждение: острова Антилия и Сатаназес в соответствии с нанесенными на карту краткими описаниями соответствовали только двум островам в Карибском море — Пуэрто-Рико и Гваделупе.

Известное уже слово «кон» (con) было нанесено в юго-восточной части острова Антилия, где на Пуэрто-Рико расположена конической формы гора Пико-де-Эсте (Pico de Este); К северу картограф начертал слово «ansolly», то есть «там, где нет солнца». Как раз в том месте на карте находится поросший буйными тропическими лесами вулкан Эль-Юнке, где ежегодно выпадает до 240 миллиметров осадков. Аналогичные места, где часто идут дожди, обозначенные на карте соответствующими слонами — «choue, choue-due, cyodue», находятся в западной части острова и в районе Кордильера-Сентраль (Cordillera Central). Здесь выпадает в год до 250 миллиметров осадков, что значительно превышает все европейские стандарты. Чертежник пишет о болотах — «ensa» — в районе современного Маягуэс (Mayaguez), где находится устье реки Рио-Гранде-де-Аньяско (Grande Rio de Anasco); но одним из наиболее интересных описаний (названий) является «anthub» или «thub», что в переводе означает примерно: «без дренажных труб». Эта надпись нанесена на северном побережье к востоку от Аресибо (Arecibo). Даже в наши дни эта обширная территория почти целиком занята болотами, где полно змей и комаров, и называется Сиенага-Тибуронес (Cienaga Tiburones). Слово «Тибуронес» — иначе «tiberton» — кастильского происхождения и восходит, по-видимому, к португальскому «tuburo», обозначая «дренаж». Ярко-красные и изумрудно-зеленые попугаи — «ansaros» — помещены на карте в юго-восточной части острова; очень может быть, португальцы носили на головных уборах перья этих экзотических птиц точно так же, как потом это стали делать матросы Колумба. Лес Бокерон (Boqueron), где художник написал эти слова, и по сию пору остается своеобразным заповедником разных экзотических пернатых. Отсутствие пригодной к ведению сельского хозяйства земли также отмечено картографом (между прочим, в Пуэрто-Рико и нынче едва ли наберется 5 % пригодных к ведению сельского хозяйства земель); к примеру, такое слово, как «ansessel» — «нет травы», проставлено 4 раза. Иногда, впрочем, картограф на его месте пишет другое слово — «аn suolo», что означает «неплодородная почва». Плодородные участки отмечены лишь кое-где у побережья и на нешироких прибрежных равнинах.

Труднее всего мне далось слово «asal». В словаре[292] было сказано, что это слово восходит к латинскому «acinus», что означает «ягоды, виноград или семена в ягодах», но это слово картограф почему-то поместил на горном склоне у порта Πонсе (Ponce). Теперь немного о винограде. Зимы в Пуэрто-Рико слишком теплы для него, а виноградная лоза для вызревания требует легкого морозца. С другой стороны, слово «asal» начертано у города Юауко (Yauco), который зовется в наши дни «кофейной столицей» Пуэрто-Рико. Тут я задался вопросом: уж не кофейные ли зерна имел в виду картограф? Высказанное мною предположение вызвало бурную дискуссию среди тех историков, кто проявлял интерес к моей работе. Некоторые из них говорили, что этого не может быть, поскольку зерна кофе завезли в страны бассейна Карибского моря испанцы, а потому картограф не мог упоминать о кофе до их появления в этом районе. Однако дальнейшие исследования этой проблемы[293] позволили установить, что кофе был известен, по крайней мере в 19 странах бассейна Карибского моря еще до прихода туда испанцев. Кофе рос на горных склонах обычно на высоте от 3 до 4,5 тысячи футов, как раз там, где в тропиках подходящие для него условия: требуемая температура, отсутствие ветра, много солнца в утренние часы. Всем этим условиям соответствовал горный район Кордильера-Сентраль у Понсе, как раз там, где картограф поместил слово «asal». Я, естественно, тут же задался вопросом: уж не китайцы ли в 1421 г. внедрили на островах Карибского моря эту культуру?

Второй яростный спор между моими приятелями-историками разгорелся, когда мы стали анализировать происхождение слова «сиа cusa», то есть «тыква», нанесенного на восточной равнине около Нагуабо (Naguabo). В самом деле, откуда в Пуэрто-Рико в XV в. взяться тыквам? То, что они растут там сейчас, — неудивительно, но вот в XV веке? Короче, все мы при этом известии пребывали в некотором изумлении. Хотя чему тут, казалось бы, удивляться? Когда я приехал на Пуэрто-Рико заниматься своими изысканиями, я сфотографировал по крайней мере 20 сортов местной тыквы и кабачков — они лежали кучами вдоль дороги и отличались и по форме, и по размерам, и по цвету. Боюсь, моих скромных познаний в ботанике вряд ли хватит, чтобы перечислить, используя латинские термины, хотя бы малую часть этих плодов земли, характерных для здешнего края[294]. Они достигают здесь огромных размеров и из-за жаркого климата, и из-за частых дождей, и из-за сдобренной вулканическим пеплом почвы. Другими словами, на восточном побережье Пуэрто-Рико природа создала для этой культуры просто идеальные условия. Оставалось дело лишь за малым: бросить в землю семечко. И кто-то так и сделал.