Румпельштильцхен - Макбейн Эд - Страница 56

— Да.

— А где вы были той ночью, когда ее убили? Вы были заняты на работе?

— Нет, по воскресеньям я не работаю.

— Так где же вы были? Я не помню.

— Ну, мистер Садовски, мне все же хочется, чтобы вы постарались.

— Послушайте, я приехал сюда, потому что подумал, что смогу быть вам чем-то полезен. Если бы я знал, что это обернется всего-навсего третьесортным…

— Мистер Садовски, уверяю вас, что вы ошибаетесь.

— Нет? А что же это тогда по-вашему? Если вы думаете, что я это я убил Викки и ее дочку… да вы просто с ума сошли.

— И все же, где вы были?

— Я уже сказал вам, я не помню. Когда я вернусь обратно в Майами, я посмотрю в свой ежедневник и тогда смогу отчитаться перед вами, где я был и что делал. И какого черта вы вбили себе в голову, что я имею какое-то отношение к смерти Викки.

— Ну, разумеется, такой милый парень как вы, я правильно понял?

— Что все это означает?

— Мистер Садовски, где вы были в ночь с воскресенья на понедельник, тринадцатого января?

— Послушайте, я продолжаю повторять ему, что я не помню, — обратился Садовски ко мне, — а он продолжает спрашивать меня о том же самом. Мы с Викки были просто хорошими друзьями, это-то вам хоть понятно? — говорил он, повернувшись спиной к Блуму. — Между нами не было никаких амуров, типа того, что было между ней и Эдди, но все же мы были друзьями. Вы понимаете? Друзьями. Что здесь может быть непонятного? И почему, зачем, кому бы то ни было понадобилось бы убивать друга.

— Вот здорово. Я просто теряюсь, — сказал Блум. — А почему же тогда, по-вашему, Каин убил Авеля?

— Господи ты боже мой, — страдальчески проговорил Садовски; он покачал головой, шумной выдохнул, а затем наконец снова заговорил, — Я просто ушам своим не верю. Ну скажите ради бога, неужели вы еще никак не можете понять, как все мы были близки? Ведь все что происходило тогда, это происходило со всеми нами, это было словно сон наяву. Ведь что мы тогда из себя представляли? До того, как стать группой «Уит», мы были просто горсткой оболтусов, репетировавшей по гаражам. И без Викки… нет, без Эдди, наверное… мы бы до сих пор торчали бы в той дыре. Эдди — гений. Вам когда-нибудь доводилось встречать гения? Нет ничего такого в музыке, чего бы он не знал. И если бы вы только слышали нас тогда, когда мы пришли на прослушивание в «Ригэл». Да вы бы просто-напросто в ту же минуту вышвырнули бы нас вон из студии. И даже Джорджи, который мог дать сто очков вперед любому из нас, стал играть наверное еще в несколько раз лучше, с тех пор как с нами начал работать Эдди. А что до меня, то до того момента, как судьба свела нас с Эдди, я считаю, что я был всего лишь засранцем, стучащим по кастрюлям и чайникам. Всему, что я теперь умею, научил меня он. Черт, он научил меня вообще всему тому, что я теперь знаю о музыке. Ведь до знакомства с ним я был неспособен отличить настоящие палочки от тех, которыми едят китайцы. Он был гигантом в своей области, слышите, гигантом! Он был таким заводным, что запросто мог вынуть из тебя всю душу, взрывался по каждому поводу и без повода, но кто сказал, что гений кроме того, что он гений должен еще и обладать терпением? Я хочу сказать, что «Уит» — это целиком и полностью его заслуга и удача. И Викки Миллер — тоже.

— Как это? — спросил Блум.

— Вы знаете, после нашего прослушивания… — Садовски покачал головой. — Я хочу сказать, что кому тогда могло прийти в голову, что из всего того хоть что-нибудь выйдет?..

Прослушивание было для них полным провалом.

Вполне возможно, что голос Викки и годился для того, чтобы ублажать непритязательные аудитории пьяниц, для которых она и выступала одно время в салунах Арканзаса, но теперь же они имели дело с солидным и передовым миром звукозаписи и здесь для Викки наступали тяжелые времена, потому что — даже после усиления — ее было нелегко расслышать на фоне ведущей гитары Гамильтона, звучных аккордов бас-гитары и собственно грохота, производимого самим Садовски. На счастье Викки, продюсер студии «Ригэл» проходил мимо них как раз в то время, как она и тогда еще безымянная группа завершали свой второй отрывок. Стоя за стеклом, он слушал и смотрел. И все что ему довелось услышать тогда — по собственному признанию Садовски — было, откровенно сказать, просто ужасно, но вот глазам его предстало довольно примечательно зрелище. А увидел он то, что еще раньше уже довелось увидеть Кенигу: девятнадцатилетняя Виктория Миллер, высокая и длинноногая, с черными, как безлунная ночь, волосами и глазами цвета антрацита, и рядом — трое аккомпанировавших ей тоже довольно симпатичных молодых людей, которые волею судеб все оказались ниже ее ростом, да к тому же еще все трое были блондинами.

В музыкальном бизнесе, по крайней мере так объяснил нам это Садовски, «продюсер» на деле сочетает в себе аранжировщика, дирижера и режиссера, если монтаж записанного произведения вообще может быть сравним в какой-то степени со съемками фильма или постановкой спектакля. У Кенига на студии работал продюсером юный еще тогда Эдди Маршалл — урожденный не то Марчиано, не то Мариани, а может быть Мастрояни или Мариэлли, Садовски уже просто не помнил этого — итальянец по происхождению, родившийся в Лос-Анджелесе, прокладывающий себе путь к вершинам музыкального бизнеса, принимаясь за работу, которая по его собственному убеждению была «недостойна его подлинных талантов», что он имел обыкновение ставить в упрек группе. В Викки и троих аккомпанировавших ей юнцах, он сумел разглядеть визуальное ядро еще одной из тех сенсаций, которые могут случаться только в рок-бизнесе — если только из них удается сделать зрелище. Кранц и Садовски играли гораздо лучше, чем их девятнадцатилетний лидер-гитарист, с которым Викки и ее отца свела судьба в Нэшвилле, и который, как и большинство своих сверстников выучил лишь три основных аккорда, а потом накупил наверное не меньше чем на тысячу долларов многочисленных усилителей и динамиков, чтобы его «группа» могла репетировать. Но в конце концов и он был не безнадежен. Голубоглазый красавец-блондин, обладающий к тому же еще очаровательной улыбкой, Джеф Гамильтон все же тоже впоследствии станет играть, а друзья ему в этом помогут, да и к тому же он как нельзя лучше подходил к тем двум светловолосым музыкантам, из которых Эдди рассчитывал сделать группу для будущих выступлений Викки. Название «Уит»[8] было присвоено новорожденной группе самим Эдди и было связано с цветом волос игравших в ней музыкантов.

Однако самая главная трудность заключалась в самой Виктории Миллер и ее пробивном папаше. Двейн Миллер был до некоторой степени одержимым своей идеей. В своем лице он сумел одновременно сочетать качества религиозного фанатика, балаганного зазывалы, опытного жулика и практичного антрепренера, возомнившим себя вдруг единственным полномочным импресарио одной единственной актрисы, волею судеб оказавшейся в его распоряжении: своей дочери Виктории.

И он не желал соглашаться ни на что, как только на то, чтобы она всенепременно стала звездой, не будучи при этом наделенной сколь-нибудь заметными вокальными данными и при почти полном отсутствии музыкального слуха. Но чудеса все же иногда случаются, а Эдди Маршаллу давно не терпелось попробовать себя в качестве продюсера своей самой первой…

— Ведь даже Моисей и Иисус, — заметил Садовски, — тоже начинали с чего-то.

И вот Эдди закрылся с теми тремя музыкантами (которых он теперь уже вполне официально окрестил группой «Уит»), и целых три недели они работали над синглом, который затем вошел в альбом, ставший впоследствии хитом: Эдди сам написал у нему музыку и назвал это свое произведение «Безумием», потому что само по себе это слово повторялось в нем в различных вариациях целых двадцать шесть раз в сочетаниях со стихотворными шедеврами типа «Я весь в…» и «мы все в…» и «они все в…», оказавшимися своего рода пророчеством, потому что ко времени выхода альбома «Безумием» были охвачены действительно все.