Похитители душ - Фишер Кэтрин - Страница 5

Джесса молча шагала рядом с ним. Потом сказала:

— Днём всё выглядит по-другому, правда?

— Светлее, ты хочешь сказать?

Она шлёпнула его по руке:

— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Прошлой ночью, когда поднялся шум, всё казалось таким нереальным. Сигни, эти призраки, холод… Мысль о путешествии была… волнующей. — Она посмотрела на дракары, стоящие на якоре у причала. Холодный ветер покачивал их на волнах. — А теперь всё гораздо страшнее. Там будет так холодно. Оттуда никто не возвращался, и если мы всё-таки доберёмся…

— То встретимся с Гудрун.

— Да. Как ты думаешь, мы правильно поступаем?

— Нет, — резко ответил он. — Но я считаю, что это единственное, что мы можем сделать.

— Скапти, ты сумасшедший.

— Я поэт, — сказал он, открывая дверь зала. — А это почти что одно и то же. — Он криво усмехнулся. — Обычно ты не такая осторожная.

— Сны, — рассеянно ответила она. — Эти сны. Я не могу их забыть.

Кари сидел возле очага и вырезал из кости тонкий диск. Он поднял глаза на вошедших:

— Наконец-то!

— Тебе лучше? — Джесса внимательно осмотрела его рану. — Брокл очень за тебя беспокоится. Он сказал, что ты потерял пинту крови. Кари, ты и так похож на бесплотный призрак, а тут ещё эта рана.

Кари пожал плечами:

— Он велел мне не вставать с постели, поэтому я и послал птиц.

В это время одна из них уселась на подоконник, держа в клюве окровавленный кусок мяса, который, вероятно, когда-то был горностаем. Ворон начал отрывать от него кусочки и глотать их.

— Трупоед, — разозлился Скапти.

Они смотрели на птицу, когда появился Брокл. С ним был Хакон, они притащили большой деревянный сундук.

— Опускай, — сказал Брокл, легко ставя на пол свой край сундука.

Хакон со стуком отпустил свой.

— А где меч? — притворившись удивлённой, спросила Джесса.

Хакон замялся:

— В доме ярла запрещено носить мечи. Это его приказ. Один час я могу прожить и без меча.

— Но не больше, верно?

— Смотрите. — Брокл повернул ключ в ржавом замке сундука. — Здесь должно быть то, что мы ищем.

Двумя руками он откинул крышку; её кожаные петли затрещали, и в воздух поднялся столб пыли.

— Что там? — спросила Джесса, заглядывая в сундук.

— Карты. Так сказал Гутлак.

Брокл начал рыться в сундуке, вытаскивая оттуда свитки старого коричневого пергамента и свёрнутые в трубку потрёпанные грамоты, туго перевязанные верёвкой и запечатанные красным воском.

— Уберите всё со стола, — сказал Брокл. — Надо посмотреть, что тут есть.

Они начали вытаскивать и осторожно разворачивать свитки. Многие были до того ветхими, что разобрать написанное было невозможно; акты и деловые соглашения, купля-продажа земли, несколько генеалогических древ, которые очень заинтересовали Скапти.

— Это надо переписать. — Он поднёс один из пергаментов к свету. — Это генеалогическое древо Вулфингов, десять поколений.

— Но ведь скальды должны знать все эти вещи? — спросил Хакон.

— Да, они передаются от учителя к ученику. Но ведь всегда что-то может потеряться. Я вот ничего не знал об этих грамотах.

— Они здесь лежали ещё до того, как появилась Гудрун, — сказал Брокл, — но никто их, кажется, не трогал годами. Что-то не вижу я никаких карт.

Они нашли старые документы о покупке земли, соглашения о перемирии, обещания о выплате денежного возмещения за смертоубийство, список дани и налогов с королей южных земель, о которых никто из них и не слыхивал. Нашли стихи, отрывки из песен и даже кусок оленьей кожи, исписанный красными рунами, который Джесса передала Кари.

— Как ты думаешь, что это?

— Это заклинание, — ответил он, с удивлением разглядывая письмена.

— Какое?

— Не знаю. Не могу прочесть. Но я чувствую, как от него исходит сила, правда совсем небольшая.

Скапти взял кожу и вгляделся в письмена.

— Старое заклинание. Чтобы козы давали больше молока.

— Очень полезная вещь, — сухо заметила Джесса.

— Есть и другие, — сказал Брокл, доставая со дна большую связку пергаментов. — Как вы говорите, для нас бесполезные.

— Нам, наверное, надо вот это. — Хакон держал в руках какой-то свиток. Он осторожно положил его на стол и развернул.

Это была карта, нарисованная на куске тюленьей кожи, высохшей и обветшавшей от времени. Её края обгорели, словно кожу когда-то вытащили из огня. Джесса склонилась над картой.

На ней было обозначено изрезанное побережье Холодного моря с его фьордами, которые были им хорошо знакомы. Чётко был виден Ярлсхольд, помеченный крестиком и рунами «Ярл». Они увидели названия всех портов, расположенных вдоль побережья, — Ост, Тронд, Вормсхед, Холлфар; реки и крупные озёра были нарисованы голубыми линиями. Красной краской обозначалась Дорога великанов, ведущая от Ярлсхольда к Трасирсхоллу, от неё на север шла другая дорога, тоже помеченная красным цветом; эта линия уходила куда-то за край карты.

— Что это? — спросила Джесса, показывая на неё пальцем.

— Похоже, ещё одна дорога, — сказал Хакон. Брокл кивнул:

— Верно. Я знаю, где она начинается, но, как все дороги, в давние времена построенные великанами, почти разрушилась от времени и теряется где-то в лесах. Кое-где она ещё выступает из-под снега. Я никогда по ней не ходил. И не знаю никого, кто мог бы о ней рассказать.

— Зато теперь у тебя появилась отличная возможность узнать, куда она ведёт, — задумчиво сказал Хакон.

Джесса взглянула на него украдкой. Хакон смотрел на карту каким-то странным взглядом; этот взгляд можно было бы назвать голодным. Она понимала почему. Большую часть своей жизни Хакон был рабом, жалкой прислугой на грязном маленьком хуторе и вряд ли надеялся когда-нибудь оттуда выбраться. Но теперь он свободен. И вместе с тем он считался дружинником ярла, его человеком. И если ярл не поедет…

Джесса снова вернулась к карте. Дорога уходила на север. Были хорошо видны горы, реки и озёра, но дальше, на севере, оставалось сплошное белое пятно, через которое была проведена линия дороги, словно тот, кто создавал карту, просто не знал, что там находится.

А может быть, он слышал какие-то рассказы. Потому что в самом верху карты зиял длинный чёрный разрез, словно обозначавший какую-то огромную пропасть или трещину, где и заканчивалась линия дороги. Возле разреза были нацарапаны слова, которые им прочитал Скапти: «Куда уходит дорога, неизвестно».

Возле чёрной дырки стояли корявые буквы: «Гуннингагап».

Все молча уставились на эту надпись. Потом Брокл спросил:

— А что говорится в старых преданиях?

— Ты сам знаешь.

— Напомни. Докажи, что мы не зря берём тебя с собой.

Скапти сплёл длинные пальцы:

— Гуннингагап — это пустыня, где завывают ветры. Где небо смыкается с землёй. Это глубокое ущелье, которое опоясывает всю землю, — здесь, на севере, его края покрыты вечными льдами; в нём свистит ветер, и днём и ночью. Говорят, что когда-то, очень давно, это была просто трещина в земле. Потом из неё выползло какое-то существо, ледяной великан по имени Имир. Боги убили его. Из его тела они создали землю, из костей — горы, а из зубов — камни. Из его головы — голубое небо, которое с четырёх сторон поддерживают четыре гнома. Так говорят поэты. Но одно несомненно — ущелье существует.

Скапти немного помолчал, потом тихо прочитал:

В начале времён, когда жил Имир,

Не было в мире ни песка, ни моря,

Земли ещё не было и небосвода,

Бездна зияла, трава не росла.

— А что же находится дальше? — спросила Джесса.

Скапти удивлённо посмотрел на неё:

— Ничего. Так говорят. Ничего. Конец мира. Все замолчали; вечные снега, холод, ветер свистит во тьме, и больше ничего, Конец мира. Джесса заставила себя не думать об этом.

— Но ведь говорят, что Белый народ живёт за пределами мира. И что иногда их люди приходят к нам, поэтому…

— Я не знаю! — сказал, рассердившись, Скапти. — Я всего лишь простой поэт. Рифмоплёт. Музыкантишка. Откуда мне знать? Может быть, есть ещё и другие миры. Никто их не видел — вот единственное, что я знаю.